— Дом, это Страж, ответьте, — капитан говорил в ларингофон, в наушниках же слышался только треск помех, — Дом, это страж, ответьте.
— Да не пробьешь ты, — поморщился один из бойцов, что сидели позади в десантном шатле, — Пульсар фонит.
— Дом, это Страж, ответьте.
— Страж, слышу вас.
— Дом, вижу корабль в секторе В32/19, сигнатура не определяется. Действия?
— Подход, поиск опознавательных знаков, связь. Как поняли, Страж.
— Понял вас, выполняю.
Дюзы десантного шатла вспыхнули синим свечением ионной тяги, и корабль, что вроде бы даже не шел, а просто застыл в пространстве, медленно вращаясь вокруг своей оси, стал приближаться. Он обретал черты, объем, и на экране с очень хорошим зумом уже можно было разглядеть, что он многое на своем веку повидал. Его обшивка была испещрена вмятинами, зияли чернотой пробоины, рваный металл щерился вытянутыми зазубринами. Похоже корабль прошел через метеоритный поток, а может и не через один.
— Величина объекта? – задал вопрос капитан технику пеленга.
— Восьмая. Здоровая скотина.
— Температура? Излучения?
— Мертво всё. Глухо.
Их шатл, что казался мухой рядом с этим гигантом, плавно плыл вокруг корабля, широкий луч сканера обследовал обшивку на предмет наличия каких либо узнаваемых опознавательных знаков, маркировок. Облет был закончен, капитан снова вышел на связь.
— Дом, говорит Страж, ответьте. Дом…
— Слышу вас. Ситуация?
— Опознавательные знаки имеются, но нам незнакомы. Сам корабль мертв, сигналов не подает, температура – ноль. Фонит – страшно. Либо реактор разрушен, либо проходили где то рядом с источником. Так же в наличии пробоины, похоже на метеорные – рваные, не оплавленные, не оружейные. Действия?
— Вход, проверка, определение уровня технологий, научной ценности. По возможности найти экипаж, бортжурнал. Действия выполнять в скафандрах третьего уровня защиты.
— Вас понял, — он отключил связь, обратился к двум своим бойцам, что были в боте, — Высадка, третий уровень защиты.
— Есть, — отчеканили оба.
Вход осуществили через одну из пробоин. Конечно шатл в нее пролезть не мог, но вот для десантника в тяжелом скафандре третьего уровня защиты, пробоина была вполне себе проходимой. Как только высадились, вышли на уровень, включили магнитные ботинки – гравитации не было, хотя какая тут может быть гравитация, раз корабль холоден, мертв, реактор не работает, генераторы, соответственно, тоже заглохли.
Прожекторы на плечах освещали отсек. Обычный, привычный даже можно сказать. Минимализм в чистом виде: какие-то ящики, притянутые ремнями к стене, пол из гофрированного железа, своды, гермостворы, откидные сидения, причальные сетки вдоль стен, застывшие в невесомости найтовочные ремни.
Вся тройка: капитан и двое десантников, прошагали к ближайшему гермоствору, капитан уже было вскинул руку, чтобы плазменным резаком прорезать створку, как на панели вспыхнул зеленым светодиод. Тут же раздался голос пеленгатора в шлеме:
— Внимание, пошла активность. Есть температурный сигнал, пошел фон. Предполагаю включение реактора.
— Уже видим, — отозвался капитан, — Сигналы «SOS», или иные передачи фиксируются?
— Нет.
— Будь на связи. Сообщать при изменениях.
— Есть! Конец связи.
Капитан протянул руку к панели у гермоствора, помедлил секунду, и нажал на нее. Створки стремительно распахнулись, их ощутимо толкнуло потоком воздуха из неразгереметизированного пространства открывшегося тоннеля.
— Заходим, — капитан первым шагнул в тоннель, сработала автоматика – вспыхнул свет, бойцы прошли следом, створ захлопнулся, и всё явственнее и явственнее стал становится слышный звук – шипение. Автоматика закачивала в тоннель воздух.
На забрале тут же возникли спроецированные цифры, линейки показателей: «Наличие атмосферы. Содержание по элементам. Пригодно для дыхания. Наличие вирусов, микроорганизмов и иных форм активности – нет».
— Скафандры не снимать, — приказал капитан, — хрен его знает, что тут может быть.
Никто особо и не торопился выскакивать из скафандров. Всё таки скафандр – это еще и защита, такой из плазменника не сразу пробьешь, а на корабле, если он военный, может быть много систем защиты, к тому же если у тебя нет опознавателя «Свой/чужой».
Звук их шагов гулко разносился по тоннелю, бухало под подошвами рифленое железо пола, тоннель был длинный, пустой, и, что главное – вычурно выцветший, такое просто казалось невероятным. Чему тут стареть, дряхлеть, тлеть? Пластик, железо, краска. Но краска была облупленная, пластиковые панели пошли вздутыми пузырями, трещинами, когда-то белые панели пожелтели, стали как-бы муаровыми, нержавеющие железо пошло крапинами рябой ржавчины. Очень странно.
— Такое чувство… — начал один из бойцов, второй подхватил:
— Такое чувство, что ему тысячи лет.
— Да… — капитан кивнул. Ничем иным подобные метаморфозы относительно вечных материалов – не объяснить. Вышел на связь с пеленгатором, — Доложи Дому, что корабль, по косвенным признакам, древний. Продолжаем работы.
— Вас понял. Конец связи.
Двинулись. Коридоры, залы, переходы – всё было заброшенным, заледенелым, истертым.
— Тут тысячи лет никого не было. Если не десятки тысяч… — тихо, опасливо, сказал один из бойцов и капитан припомнил его имя – это был Нейл, давний друг, вместе росли, дома по соседству, через забор. И что-то еще, но этого он пока не мог припомнить, почему-то он осознал, что для всего будет свое время. И… Это странно.
— Нейл, — сказал он, будто проверяя, правильно вспомнил, или нет.
— Да, кэп.
— Нейл… — уже задумчиво продолжил он, какое-то воспоминание теребило мысли, но припомниться – нет, не удавалось никак, — Ничего, Нейл, следуем дальше.
Они проходили через громадный, мрачный зал, то ли плац, то ли огромный ангар, то ли столовая. Только тут было совершенно пусто, голо, сектора потолка, что светились в коридорах, тут были большей частью темны, и оттого зал казался наполненный призраками, мрачный, да еще и борта высокие вдоль стен – что-то напоминало, чем-то это ужасало, но понять чем – не получалось.
Прожектора на их плечах прорезали мрак не до конца, не до стены, мрак будто густым стал, маревом, чернотою, угадывался лишь глянцевый отблеск стен, что странно. Откуда тут, в этой древности, в этом давно заброшенном месте – глянец. Тут всё должно быть матово, пыльно.
При очередном шаге под ногой что-то хлюпнуло, капитан глянул под свой магнитный ботинок, и замер. Жидкость. Откуда тут жидкость? Да к тому же столько. Уже по щиколотку и чувство, будто она – жидкость, прибывает. Больше и больше ее становится. И нет – это не чувство, вот уже и ступня полностью под ней, и выше…
— Анализ! – рявкнул капитан бортовому компьютеру своего скафандра, и тут же показатели на забрале – вода! Простая вода. Но… Тяжелое чувство неизбежного давило. Он рявкнул:
— Бегом!
Бросились вперед, их могучие скафандры раскидывали, взрезали воду, брызги летели во все стороны, а вода всё прибывала, накатывала, уже по пояс, и если бы не сервоприводы, бежать бы было уже много тяжелее, много сложнее. Но сервоприводы качали на полную, бежать было легко, вот только… Давит, как сильно давит на грудь, как тяжело вдыхать воздух. Вода уже вздыбилась по самые плечи, уже захлебывается свет прожекторов наплечных в накатывающих волнах, а стена впереди, на которой видна лестница, взбегающая вверх, к тем самым высоченным бортам, еще так далеко.
— Не… — дышать было тяжело, у капитана уже разрывалась грудь от невозможности вдохнуть, — не останавливаться.
И бежали, и уже захлестывает с головой, и уже в конце-то концов понятно становится, что на этом древнем гигантском корабле был даже бассейн, и они сейчас в нем. Только одно не понятно: почему так тяжело дышать, ведь же скафандры – это третий уровень защиты. Третий уровень защиты, они сейчас должны быть как в раю, нагрузки не больше чем на тренировке, но… Задыхается. Нечем дышать, и уже выше головы вода, уже до самых бортиков поднялась, а лестница – она всё еще там, до нее еще бежать и бежать…
— Кэп, — голос Нейла в шлемафоне, — тяжело дышать, я…
— Еще чуть-чуть, — кричит он в ответ, но вырывается только сипение, не хватает воздуха. Нет воздуха и становится понятно. Дело не в усталости, дело в том, что не работает подача кислорода, разом отрубилась и у него и у Нейла, а тот, один, пока безымянный, вон он уже вскарабкивается вверх по звенящим хромированным перекладинам лестницы. Он уже спасся. А они – тут, оба под водой, и он их уже будто не слышит, а может и правда не слышит.
Капитан уже не мог бежать, он остановился, стал рвать с себя шлемофон, стал сдирать его. Поворот в сторону, холодная, ледяная вода потоком ливанула в скафандр. Но это только начало. Он не сможет вырваться из объятий своей брони, это не простой процесс, он умрет тут стоячим изваянием на дне бассейна, захлебнется. Руки торопливо шарят по скафандру, щелкают застежки, и они, руки, всё медленнее и медленнее – он не успевает. Это уже финал… Меркнет сознание, не смотря на леденящий до ломоты холод, наваливается сонливость, смежаются веки…
Чужие сильные руки хватают его, рвут с него броню, отбрасывают, проворачивают высокие краги, на спине щелкают замки скафандра – Нейл, это Нейл, это он успел. Он рвет с него эти тяжеленные, и никому сейчас не нужные латы, еще чуть-чуть, и он взметается вверх, к поверхности воды, гребет через холодную воду туда – на поверхность. Взмах руками, еще взмах – как взлет птицы, он взмывает, и – воздух! Глоток, мерзлого пропыленного воздуха полной грудью. Дышит и…
Взгляд вниз, туда, в глубины, где сквозь толщу вод видны прожектора на скафандре Нейла. Он стоит недвижным изваянием. Он спас его, и отдал последние свои секунды жизни на спасение своего капитана, своего друга. Он спас и погиб. Его больше нет.
Капитан, загребая, поплыл к лестнице, ухватился за нее, за металлические поручни, ноги нашли звучные перекладины. Взобрался, выбрался из огромного бассейна, перевалился через бортик, упал. Всё, он на поверхности, он выбрался. Он спасся.
Боец в скафандре смотрел на него, через матово черное забрало не было видно лица.
— Почему ты нам не помог?! – заорал капитан, — Почему!
Он орал, а боец не двигался. Вместо ответа он постучал по шлему, развел руки в стороны, и через динамики на его груди послышался голос:
— Кэп, связь отрубилась, и вокруг… не слышу ни черта.
— Так скинь эту хрень! Скинь! – соскочил, подбежал, с силой ухватился за шлем высокого скафандра и провернул его, сорвал с головы, закричал в лицо бойцу, — Сними, если не работает! Нейл погиб, ты понимаешь? Погиб!
— Как? – лицо бойца исказилось, и, как тогда, в детстве, Майкла перекосило, вскинулась нижняя губа, задрожал подбородок, еще чуть, и скользнет слеза. Майкл – это же младший брат Нейла, как он мог это забыть, как вообще он всё это мог забыть! Почему он был с ним дружен? Он же младше них, с Нейлом, почитай что на три года. Для детства – это вечность! Но… Почему-то было так. И теперь он оплакивает своего брата. И теперь…
— Пошли…
— Но… — Майкл, смотрел в воду, туда, где из под воды всё так же пробивался свет прожекторов на плечах скафандра Нейла.
— Ему уже не помочь. Пошли.
Они двинулись вперед. Только теперь становилось понятно, насколько велики скафандры третьего уровня защиты. Впереди, с легким тазером в руках, шел капитан, позади, громыхая тяжелыми магнитными ботинками, следовал Майкл в скафандре и возвышался он над кэпом на пару тройку футов, хоть и был в жизни поменьше. В руках Майкл сжимал здоровенную штурмовую винтовку, которую без скафандра и не унести бы было.
— Страж, вызывает бот, Страж.
— Связь работает, — обрадовался кэп, развернулся, приказал Майклу, — Нагнись.
Майкл нагнулся, чтобы речь капитана была лучше слышна на шатле, включил обратную связь.
— Шатл, у нас потери. Погиб Нейл, утонул, и…
— Дом передает, что вы знаете куда идти. Слышите, — пошли помехи, связь сбивалась, — Слышите, знаете куда идти.
— Шатл, передай Дому, погиб Нейл, Шатл!
Связь на прощание перешла в свистящий, режущий уши фон, и оборвалась.
— Майкл, что это было? Майкл?
Но Майкла смотрел стеклянными глазами куда то за спину капитана, и руки его, сжимающие огромную штурмовую винтовку, медленно, неторопливо даже, поднимали ее. Кэп, рванул в прыжке в сторону и тут же Майкл вскинул свою огромную винтовку, загромыхали выстрели, ослепили вспышки яркого дульного пламени.
Кэп перекатился, вскинул тазер в сторону стрельбы, но ничего не увидел, только мгновенное, смазанное какое-то движение, размазанный черный, лохматый силуэт.
— Что это, что там? – выпалил он.
— Я не разглядел, как тень… Тень в лесу, в чаще. Помнишь, как тогда…
Он не успел договорить, они услышали рев, громыхающий, злой, от которого стыла кровь в жилах.
— Бежим! – рявкнул кэп, и первым бросился в сторону ближайшего тоннеля, следом за ним тяжелые, звенящие удары ботинок Майкла о железный пол.
Кэп то и дело оборачивался на бегу, ему это было проще, чем тяжеловесному, слабоповоротливому Майклу в его броне. Он оборачивался и ужасался: следом за ними, стоило только выбежать из очередного сектора света потолочных панелей, гас свет, следом за ними неслась тьма, и поглощала, нагоняла, нагоняла…
— Связь, связь! – орал кэп, а Майкл старался, кричал в микрофон скафандра.
— Нас преследуют! Неизвестное существо. И…
Очередной гермошлюз, кэп влетел в стену рядом с панелью на всем ходу, едва не отлетел обратно, как шарик для пинг-понга, отшиб плечо, и впечатал ладонь в панель. Пискнуло тихо что-то внутри, красный свет панели моргнул, и погас, а следом погасли и панели освещения над ними, коридор погрузился во мрак.
— Прожекторы, — закричал кэп, одновременно с криком вспыхнули прожектора на скафандре, и в их свете они увидели огромную раззявленную слюнявую пасть, пахнуло отвратительным смрадом гнилого мяса, псиной пахнуло, зверем, и загрохотала штурмовая винтовка Майкла. Огромное мохнатое тело с разлету влетело в Майкла, в его скафандр, они вместе загрохотали по полу, свет прожекторов мерцал, и в этом мерцающем свете кэп видел, как бьются эти два титана. Майкла садил в тварь боевым виброножом, но та не уступала, ее тяжелые, огромные, невероятной силы когтистые лапы, рвали скафандр, лицо Майкла было забрызгано кровью, то ли своей, то ли кровью зверя.
Вскинул тазер, вспышки его краткие, слабые, казались немощными. Заряд за зарядом вгрызались в черную шкуру зверя и вот… Все затихло, тварь обмякла, осела на скафандр, послышался тихий сипящий звук – последний выдох, и тишина.
Кэп стоял и смотрел на черную шкуру зверя в дрожащем свете чудом уцелевших наплечных прожекторов, и видел в свете подсветки скафандра, мертвое, изувеченное лицо Майкла. Распахнутые глаза, губы остановившиеся на выдохе, и медленно стекающая капля крови от глаза, будто кровавая слеза.
Гермошлюз снова пикнул, в темноте загорелся зеленый индикатор и створки шлюза разошлись в стороны. За ними открылся зал управления. Сюда то и должно было ему добраться, сюда предписывал путь Дом. Тут можно было взглянуть на бортжурнал, если таковой имелся в наличии, тут можно было просмотреть состояние корабля согласно показаниям приборов. Вот только он сюда добрался один, и теперь один стоит в этом царстве света, среди всех этих пультов управления, а его друзья, его лучшие друзья: Нейл и младший его брат Майкл – мертвы. И нет никакой связи, никакой возможности…
— Страж, — раздался хрипатый от помех голос из динамиков в рубке управления, — ты на месте? Ты добрался?
— Да, — сглотнул, потому что вспомнил имя пеленгатора, вспомнил кому принадлежит этот голос из динамиков. Дейв, его друг по космической академии, одногрупник. Всё с ним начиналось в лучших традициях кадетов десантников. Неприязнь, стычка на вечеринке из-за девчонки, черноокой красавицы Лэйлы, драка, а после сидение у бассейна с бутылкой пива, то отхлебнешь из нее, то приложишь к ссадине на скуле холодное ее стекло. И стали они с тех пор – не разлей вода, а Лэйла, что Лэйла – глупая, жадная до популярности дамочка, что так и не смогла дойти до последнего курса обучения. Что о ней вспоминать, — Да, Дейв, я тебя слушаю. Я дошел. Я в рубке.
— Ты добрался до Дома?
— Дейв, какого Дома? Повтори? Я тебя не понимаю, — он сделал шаг к огромному , в половину стены, иллюминатору, что скорее всего являлся даже не иллюминатором, а всего лишь обзорным экраном, но выполненным в очень необычном, реалистичном виде. Через его стекло, или может на его экране, был прекрасно виден их бот, зависший там, в отдалении, у корпуса этого гигантского корабля, а там, дальше, за ним, была видна близкая сфера голубой планеты, и свет на ней разливался всё ярче и ярче, освещался ее бок далеким светилом.
— Ты добрался до Дома… — в его словах уже не было вопроса, а скорее звучало утверждение, — Осталось только….
И в этот мгновение рвануло. Нет, никакого звука слышно не было. Связь просто оборвалась, разом, только легкое шипение фона, а там, за стеклом ли, на обзорном экране ли, расцвел огненный цветок вспышки, бутон алого взрыва, и всё – десантный шатл взорвался. Он остался один. Один на чужом корабле, один у неизвестной планеты, один…
Ударил руками о экран, еще удар, еще – удары были глухие, бессмысленные, слабые для сверхпрочного материала. Он развернулся, стал расшвыривать в стороны стулья, отпинывать какие-то коробки, сбрасывать со столов управления всё, что попадалось под руку, и… Замер. За одним из шкафов он наткнулся взглядом на спокойное лицо человека.
Человек стоял за стеклом криокамеры, его синеватое, с наледью лицо, было спокойным, спящим, недвижным. И камера вся его была покрыта тонким слоем инея, от нее разило холодом, дышало от нее морозом.
Капитан подошел поближе, отер ладонью иней с панели, взглянул на показатели. Все они светились зеленым, всё было в норме с человеком. Бежали какие-то кривые, медленно бежали, неторопливо, возможно активность мозга замороженного. А вот самый нижний индикатор мигал красным, показывая ошибку. Там горела пиктограмма замка, а рядом вспыхивал перечеркнутый красного цвета ключ. Система открытия, система, что должна была разбудить, разморозить человека в камере, вышла из строя и…
Капитан хватанул с пола тяжелый металлический стул, вдарил им по стеклу со всей силы, тот отлетел, не оставив на прозрачной глади его ни царапинки, ни скола. Вскинул тазер, и стал садить луч за лучом в эту покрытую инеем колонну криокамеры – тщетно.
— Да проснись ты, проснись! – кричал он, и снова и снова пытался сокрушить стеклянную преграду, хватал всё тяжелое, прочное, что подворачивалось под руки, и бил, и крушил, и снова бил. А в голове вспыхивали воспоминания:
Нейл – он погиб, погиб когда они были детьми. Им по двенадцать лет и они в бассейне. Они там были одни, сперли ключ у тренера, и решили поплескаться ночью, после занятий. Пробрались, и плавали, только не знали они о спускных сливах. И он подплыл – было интересно. Он подплыл, и его притянуло, придавило телом к плиточному полу бассейна, и еще чуть-чуть, он бы утонул, но Нейл… Он нырнул, вырвал его, дергал, вытаскивал, и смог оторвать от слива, что втягивал, пиявкой уцепился в тело. Вырвался, всплыл, сам не помнил как, а вот Нейл… У него уже не хватило сил на то чтобы выплыть. Он потерял сознание там, под водой, всплыл спиной вверх и утонул.
Потом они сошлись с Майклом. Младший брат Нейла. Здоровенный друг Майкл, любитель экстрима, что всегда любил и по горам полазить, и поохотиться. И то как он позвал его на охоту, когда он, только-только отучившийся десантник космической академии, вернулсядомой на побывку. И тот темный лес у подножия черных гор, и та безлунная ночь, и тот огромный медведь, что разорвал в клочья палатку, и то как он подмял под себя Майкла, а тот все садил и садил охотничьим ножом этому медведю в бочину, а он – кэп, смотрел замерев, а после хватанул винтовку, и выстрелил в тяжелую, залитую кровью, лобастую голову медведя. Но было поздно.
И Дейв, что не вернулся. Они каждый в своей капсуле отстрелились от материнского корабля, рванули в пространство, говорили, а после – взрыв, такой же цветок огня, как он видел только что…
Еще один удар стулом по стеклу криокамеры, и оно треснуло, и белый, холодный пар ударил из трещины, и поползла трещина ветвясь в стороны, расползалась все дальше и дальше. И он вспомнил: он – Алекс, выслужившийся, с большим налетом часов. Капитан первой межзвездной экспедиции, отправленный на парсеки от своего дома. Прокладка пути. Установка маяков, а следом должны были идти технари, строители врат. От точки до точки в криосне. Проснуться, поставить маяк, снова уснуть, снова проснуться и так раз за разом. И что-то пошло не так. Пропала связь. Не стало. Был задан обратный, очень долгий, бесконечно долгий курс, и был криосон и вот…
Человек в камере распахнул глаза. На растрескавшемся стекле перед ним то вспыхивал, то снова гас красный свет – повреждение криокамеры. Не слушающимися руками, скрюченными от холода, он ухватился за рычаг экстренного открытия камеры, рванул его на себя. На мгновение показалось, что не рычаг сейчас потянется вверх, а промерзшие пальцы со звоном, как сосульки, разлетятся в стороны, но нет – распахнулась створка створка, и он рухнул на пол. Медленно поднялся, уставился на обзорные экраны. Там была Земля, там был Дом. Он был дома… Осталось прийти в себя, завести всю эту машинерию, выйти на орбиту и на шатле отправиться туда, к неизвестной уже планете, что за эти годы – взгляд на экран, где от четырехзначных чисел прошедших лет становилось страшно, и снова на Землю за обзорным экраном.
Он смотрел только на Землю, и не видел рядом разбитой, разломанной мебели, не видел брошенного тут же тазера, свежего, без единой крупицы пыли на нем, не видел как медленно гаснет, исчезает из под вод бассейна внизу, скафандр из его сновидения – увидит потом, поймет потом, главное, что сейчас он добрался домой.
190
