Большая просьба верующим, этот апокриф, творение, ни при каких обстоятельствах не читать, чтобы не испытать глубокий шок в результате пробуждения воспоминаний о написанном всю оставшуюся жизнь. Я предупредил. Не кричать, если что.
Во Тьме, освещённой древними ярко-алыми факелами, грызущими всех, кого могут, и пожирающими всех, кого смогут поймать своими шипастыми клешнями, раздавались крики. В криках этих рвалась бурая плоть жертвы пятерых братьев-охотников, растворяемая ядом из их почерневших от яда острозубых жвал.
И самый старый охотник, насытившись, очень торжественно раскрыл руки, осеменив землю из щупалец на них и пометив одеяния свои торжественные тёмно-бурыми узорами из собственной крови. Все с вниманием смотрели на него с голодом, алчно готовясь схватить его детей и боящиеся сами попасть в его чрево за это.
И факелы алчно готовились сделать это, как ни пытались их много поколений от этого отучать. Они все видели, что есть всё, что можно, как делали они и делали их предки, хорошо. Грудь охотника с влажными скрипом разошлась, исторгая под алое сияние десятки толстых и липких личинок, подобных белым опарышам, но размером с ладонь их отца. Лишённые ртов и сплошь покрытые буграми, они начали яростно извиваться, хвататься телами за всех и вся. Едва всё это случилось, как другие охотники дружно кинулись на них, запуская в них жвалы и мигом парализуя ядом. Те же, кто спасся и зарылся в мокрую грязь, стали так началом нового рода, как водилось до них, а старый Охотник в ярости убил троих своих братьев, обесчестив их трупы, из частей коих за время его обычного обеда родились новые охотники без всякого разума, но очень быстрые и жестокие — новая пища уже для собратьев старого охотника. Двое из юных напали на него и убили в миг его слабости. Насытились им, перемололи в прах и ушли прочь.
И увидели они, что это хорошо.
В это же время случилось обычное для этих пор дело. Один Уцелевший в бойне кровной мести молодой охотник сбежал от очень голодного второго, бросая совсем серое семя в мокрую землю из многих сотен оторванных острыми ветвями деревьев шипастых щупалец на руках. Истёк он кровью, на ветви дерева-невидимки, тихо подстерегающего каждого у самой чёрной земли и творящего из своих тихих дум ловушки с обманными целями, нанизался он. Дерево в тот же миг выпило его и засияло, творя мелкую живность наподобие юного охотника. Совсем распалось оно на новую жизнь, впитали думы юного охотника и от их тяжести отдало свою жизнь подобным ему. И по образу хищных факелов, что были и погасли от голода в руках охотника, родились из той жизни подобные ему. А позже из остатков дум того дерева родились жестокие грибы, что залили весь мир своим алым сиянием, а позже пошли войной на оставшиеся в живых факелы. И съели все они друг друга в ярости, и прочие деревья невидимки пали жертвой их. Лишь несколько самых слабых, и потому не замеченных другими, алых грибов осталось в живых. И, когда весь мир снова в течение тысячи родов стал совсем тёмным, они выросли, обрели силу и заняли место своих предков. Как и место погибших факелов. Для защиты они обзавелись жгучим ядом, сводящим с ума и быстро вызывающим у всех неумолчный зов к убийству друг друга, дабы кормить светящихся.
И видели они, что это хорошо.
Скрывшиеся в земле дети старого охотника, сбрасывающие семя своё в землю и друг в друга, рождали мелкую живность, тихо пожирая её и друг друга. Лишь один выбрался на поверхность, обретя облик своего родителя, и стал убивать прочих, орошая всю землю и пронзённые плотью тела прочих живых существ семенем, дабы рождалась новая пища и новые источники материалов для жизни. Вскоре встретил он род тех, кто родился от дум дерева и крови убитого им охотника. И убили они его, узнав о его роде всё. Обретя знания и имея дар творения, они в тот же миг убили его и обесчестили, родив из его плоти полезных себе тварей. И использовали они их вовсю, творили новое и новое. Миры творили они, подобные своему, оставляя лишь нужное себе, а прочее уходило в сырую землю около их домов и в других мирах, дабы питать новых и новых тварей для жизни. Так стало им тесно, и начали они жестоко биться за власть и источники пищи, до самого последнего творца в мире. Он, убив всех прочих сородичей, остался один и вскоре вырос так, что вовсе ему не стало пропитания. Обойдя весь мир, весь покрытый хищной и прожорливой землёй, от которой был защищён жизненной силой, он находил и убивал для пропитания всех и вся.
И видел он, что это хорошо. Не осталось никого, кто мог сладить с ним, и все стали его жертвами. В первую очередь, он долго пожирал своих уцелевших сородичей, высматривал их тремя всевидящими очами со всех сторон бронированной острой головы. Они были меньше его и ничего не могли сделать ему, а он лишь ярился от этого и пожирал всё больше и больше. Его разум, мощь и с ней способность творить новое из собственных дум лишь росли, и творения прочих для защиты от него вскоре все пали.
И снова видел он, что это хорошо.
Настала пора, когда всё же кончилась пища у него. И он долго терзался голодом, который рос и не знал ограничения. Под чёрным голодным до жизни небом и над чёрной землёй искал он себе пищу, находил её и жестоко пожирал всё живое. Мёртвое он оживлял серым сияющим семенем своим из всех щупалец на десяти руках могучих, и со временем эти порождения тоже пожирал. Он сам стал так велик и силён, но ещё большим стал его голод. И съел он всё живое во всей Вселенной. Даже деревья, все до единого, пошли на растопку огня для его трапезы и творение новых вещей под свет грибов, что были ядовиты для всех, даже для творца бесчисленных миров.
Они вместе видели, что это хорошо.
Но голод так замучил, что обезумел бывший охотник, ныне последний творец. Он стал уменьшаться в размерах, пожирая самого себя, пока не стал слаб телом и мал разумом. Но и этого уже не хватало ему для жизни, и в безумии он откусил часть от наименее ядовитых из известных ему алых грибов. Потом ещё и ещё, дурман впитав и лишившись остатков разума. Роковым решением было это. И засмеялись грибы, зная, что случится дальше. Думы умирающего творца рождали лишь неразумных слабых чудищ, а сам он — лишь слепой и неразумный мир, оставшийся после него. В тлен обратился он и обращаются творения его долгих неразумных корчей.
И увидели все выжившие, что это хорошо.
Была вначале зловонная Тьма и оставшаяся после смертельных битв Пустота. Прожорливая чёрная грязь, охраняемая изначальным пульсирующим багряным маревом от огромных грибов, чьё естество — яд. И на грязи этой, почти недоступный её беззубому чреву, весь в плотоядных шипастых червях, что были детьми дум его, пожираемый заживо, лежал уже почти без жизни и извивался в неистовых корчах голода странник в тлеющих серых одеждах. Творец и отец всех павших во Тьме. Отравленный без спасения ужасным дурманом от яда, что вкусил Он с грибами от растущего и пожиравшего его многие дни голода. И видел он, что это плохо. Исторгал он отравленную кровь из пор, уст и очей трёх своих.
На мокрую и жадную плотоядную грязь, с хриплыми стонами поглощающую всё подряд, падали и падали капли крови Его. Они порождали от мук Создателя в союзе с нею свирепую жизнь.
Она пожиралась своей матерью-грязью сама и пожирала всех, кто был вокруг неё. Не способная творить без уничтожения, сама она теряла силы и становилась всё слабее, ничтожнее. Не могла она умертвить даже шипастых червей, тварей, которых сотворил Он себе на смерть в последний ужин из корзинки алых грибов, ослеплённый мукой голода и привлечённый их смертным сиянием. Ведь не было Света нигде, кроме как в грибах. Ярко-алого пульса, несущего гибель и голодное безумие всем, кроме грибов. Павшие становились им обедом, тем и жили они. Отрава же быстро пожрала всё измученное тело Творца, обратив его тело в смердящую гнойную кашу для всех. Скользкие рты шипастых детей Творца изрыгали яд, что растворял и сквернил плоть Его. Медленно черви всасывали жидкие остатки, насыщались ими.
И ясно видели все, жившие в грибном багрянце и питавшиеся его хищными думами, что это хорошо. Ощущал Творец, ещё не павший в объятия небытия окончательно, что в последнюю пору жизни стал пленником своих дум. Последний из своего рода, убивший в кровавой битве прочих. И обратила она мир в юдоль мук, а его привела к смерти. И пал Он, не в силах как-то одолеть распад плоти и рассудка своего. Погас огонь его очей багровых, разум растворился. И, едва умер Творец, душа его свернулась в плотный огненный клубок, дабы так спастись от пожирателей, что жадно открывали пасти и пытались схватить её. И тогда, в бешеной ярости начали они пожирать все плоды крови Творца, и друг друга не щадили они. Кто был неподвижен, родившись из оголенных костей Творца с зубами Его острыми, впитывали алый свет грибов и рождали в корчах пульсирующие смертоносные и соблазнительные плоды. Пожирали они всех, кто смел подойти и вкусить их. Четыре раза навсегда исчезали, гибли души и тела побеждённых, отдавая всё меньшую силу кучке победивших, что сотворены союзом праха предыдущих и угасающей с ходом битв силой хищной грязи.
И видели уцелевшие, что это хорошо.
А останки, что не могли родить движение, рождали колючие заросли с огнём для приманки, хватавшие всех и каждого, в страшных муках высасывая жизнь. И оставались на месте жертвы пустая отравленная оболочка, которая истлевала в грязь, что потом в этих местах сочилась ядом. И стала тёмная грязь, лишившись силы, мертвой от сока плодов гибельных. И говорили все победившие, что это хорошо, но ступившие в ядовитые лужи того сока, дабы смазать им своё оружие, вскоре корчились в муке смертной. И пускали вовне они из чрева своего новые более слабые творения перед своим скорым обращением в ничто. Те, кто избегал этой участи, тоже охотно порождали новую жизнь, что вскоре обращала в ничто родителей и предшествующих ей. И не стало скользких червей, что были детьми голодных дум Творца, и всех их потомков не стало. И светоносных смертных грибов не стало. Так на мир надолго пала полная тьма. И возлежал в мёртвой грязи тлевший от смрадного духа смерти Творец, почти обглоданы были члены его и выедены огненные глаза. Никто не замечал сего, ибо погибло в Тени почти всё движущееся, и не оставило оно после себя ничего, кроме грязи и распада. Остался мир один на один с тем немногим слабым народом, кто во тьме выжил. Они в страхе быть вовсе убитыми спрятались от жестоких соплеменников во внутренностях тела Творца и всё время жадно пожирали червей, что обглодали изнутри павшего отца и вмиг захотели отведать плоти других. И отведали врагов, и друг друга пожирали неустанно они.
И увидели живые вместе, что это хорошо.
Выжившие в страхе безмолвны при них были, научившись без огня ярости переговариваться между собой языком Слова, что вскоре придумать смогли. И им дружно приговорили они вместе набраться сил, доев останки Творца и дух Его, и с силой этой повелевать всеми прочими, вкушая их, когда захотят. Но пали прочие от голода, и более сильные не угрожали спасшимся. Но дух Творца они не поймали, ибо взмыл он ввысь он от всех и жарко вспыхнул белым светом, разбрызгав семя свое огненное прочь от себя. И ослепли все те, кто жил на поверхности грязи, и в тот же миг сгорели уцелевшие от семени духа Творца, коим тот щедро поливал их. Так истлели и все прочие, умерла вся бывшая ранее жизнь. А капли и струи семени духа творца, что довлел над останками тела своего, стали звездами и стали творить свои миры, про коих поведают при встрече всем готовым сражаться с их обитателями, их землю присвоить себе во владение. Выжили они и умножились.
И увидели они вместе, что это хорошо.
А тело Творца, даже истлевшее, в последний раз стало порождать новую жизнь, дабы части продолжили жить и не исчезли совсем. Так решили они, ибо без духа, что соединял их, обрели они свою волю к жизни, а позже выросли и у них свои души. Кровь, что уже успела свернуться в жилах и поэтому не достаться червям, с каплей семени духа Творца ожила и стала зеленеть, впитывая его жизнь. И так родился Свет, кроме красного пульса, что был повсюду, кроме времени Мрака.
Как когда-то неподвижные шипастые пожиратели плоти, они обрели ветви и стебли, схватив и растворив останки живших ранее без следа. И так приглянулось им это, что и друг друга стали губить, пожирая тела и затмевая листвою. Грязь, что весь мир покрывала смертью, вся высохла, оставив лишь плотные от сухости камни сверху и бушующее голодное море снизу. А гниль, что была в грязи, стала немой землёю в пищу зелёным творениям. И тут вмиг заселили ее гнойные бледные комья из чрева творца, что упали в воду моря, обратившись в подземных и наземных гадов, что веками насмерть воевали с зеленью. А ошмётки одежды и чешуйчатой кожи со спины творца после этого смыло в море с самым первым дождем, и ожили они, став жителями морскими. Они вобрали в себя дух жизни моря, умертвив его для своей жизни, и стали вскоре жить в нем, пожирая чужаков и друг друга.
И увидели они вместе, что это хорошо.
Но мало им было этого, и попали они везде, где была вода. В корчах голода обрели лики обтекаемые, дабы лучше и быстрее плавать. И остались многие из них мало подвижными, но отрастили доспехи для защиты от всех остальных. Так явились миру все те морские и речные, озёрные и тихие болотные твари, что ранее и сейчас рассекают воду. И увидели они вместе, что это хорошо. Видя их, создания из загустевшей крови в ярости направили ветви и семена к воде, дабы править и там, но стали лишь пищей жителю вод, произрастая там рабами. Вскоре и на суше стали они рабами, ибо дух Творца, ставший жарким Солнцем и отделивший таким образом Тьму от Света, уже простым светилом, уже состарился и исторг в агонии самый последний живой пламень. Он сжёг всё живое, что копошилось под открытым багряным небом. И лишь скрывшиеся в земле, прячущиеся ото всех семена проросли, в бессилии своем навсегда став рабами у остальных. Даже хилые, прятавшиеся во пещерах и береговых тенях вялые подобия тварей, живших среди светящихся алых грибов, своими голодными нитями оплели их корни и по сей день взимают дань с зелени, став новыми грибами на радость и нередко на горе собирающим их.
И увидели все прочие, что это хорошо.
А все те, кто в волне не мог найти доброго места для царствования, стремглав ринулся далеко на сырую землю около воды. И помогла им в этом начинании шершавая, сброшенная духом творца шкура, сморщившаяся в Луну, что и по сей день провоцирует смерть с безумием. Её сила вытянула их из воды, породив приливы и тихо вздымая новые горы. Немногие, кто не пал жертвой тлеющего по сей день Солнца, стали пожирать всякую зелень и грибы, поработив их всех вместе. В вековой войне вытеснив жившие до них формы из гноя творца, они сами вмиг заселили землю и подземелья. Ибо не кровью рождались они, но смертью других. А кровь, порождённая гноем и смертью, всегда превращается в смерть и гной обратно. Лишь поэтому все на свете по сей день смертны.
И видят все поныне, что это плохо.
Но кишки Творца, что жидкой и гадкой омерзительной массой давно растеклись по округе, сами породили всякую заразу, что по сей день тревожит всех нас. Коснувшись грибов, они сделали и их солдатами войска недугов. А сам зловонный кал, что был густ в них, лишь уплотнился от жара Солнца и породил нелепые фигуры. Они шевелились, источая смрад, и скрылись под тенями деревьев, дабы не испечься от жары на виду у всех. Но все звери жестоко прогнали их прочь, притесняя. В ответ все создания из кала Творца освободили лапы, что от этого стали руками, и полезли вверх на деревья. Там они сплели смердящие гнезда и стали забрасывать своих недругов без пощады тяжестями и нечистотами. Вереща во всё горло, глодали они листву с плодами и жестоко убивали, бесчестили, били всех. Все проигравшие в этой войне скоро вернулись в поросшие ядовитыми травами поля. И встали они на ноги, дабы руками хватать и бить всех подряд, утратив в ярости и нежелании припоминать предков свой мех. И стали они, немного поумнев ради убийства своих врагов и друг друга, людьми.
И увидели они вместе, что это хорошо.
180
