Не помню как именно, но я оказался здесь. Только здесь, действительность я почему-то чувствовал совсем иначе, чем прежде. Я очень странно ощущал реальность. Я находился в таком состоянии, когда твоё «я» раздваивается и ты уже перестаёшь чувствовать реальный мир. Восхитительное ощущение, скажу я вам!
Здесь — это на старой, грязной и обшарпанной железнодорожной платформе, где сквозь трещины покрытия асфальта пучками пробивалась чёрная от копати трава, такая же агрессивная, как и вся местная растительность, насквозь пропитанная запахом поезда, источающая особый вокзальный дух,
Здание вокзала давно не крашенное, с обсыпанной штукатуркой, но замысловатые переплетения безжизненных вьющихся растений, придавали руинам живописный готический шарм, будоражащий потусторонний экстаз, заставляющий толкать душу вверх, и возводить глаза к небу.
Вывешенное на запылённом окошке кассы расписание, было усеяно мелкими точками букв. Они сливались в чёрные полоски, и прочесть их было невозможно, да и не хотелось читать.
Время двигалось к полуночи, и заночевать, как я понял мне придётся здесь под открытым небом, в компании заброшенного здания и тощей огромной дворняге не первой молодости, которая опасливо кружила в нескольких шагах от жёлтой кирпичной стены вокзала, вынюхивая съестное, где видимо чувствовала себя в безопасности. Компания так себе… Я попытался восстановить хронологию событий, но раньше того момента, как я оказался на платформе поезда, я ничего вспомнить не мог. Мои воспоминания остались в том мире, где я находился раньше, а сюда мне разрешили взять только то, что мне искренне хотелось.
А мне хотелось,да,мне очень срочно нужно было куда то попасть .Не знаю куда и зачем,словами это трудно выразить,но чувствовал,что очень,очень надо. Я понимал,для того чтобы достичь этой цели,мне нужно сначала осознать свою подлинную задачу – что она собой представляет и из каких компонентов состоит. Но я понимал лишь одно: мне нужно двигаться в заданном направлении, а затем сесть в поезд, который доставит меня к месту назначения.
Примостившись на обломках одной из лавок,которая издала подо мной скрипучий стон, я закурил и принялся размышлять над неожиданно нахлынувшими проблемами.. Утешало только то,что ночь тёплая, летняя и короткая, и тут, под звёздами, в уединении, мне будет хорошо и комфортно.
Дела, требующие моего внимания в неизвестности, были срочными,иначе чего бы мне суетиться?. Достаточно срочными, чтобы выдернуть меня в дорогу из моей уютной коммунальной квартиры,окна которой выходили на крыло кожно-венерического диспансера, для ветеранов патрульно-постовой службы МВД. От этого сожительства в квартире стоял смешанный стойкий запах старого перегара, давно не мытого туалета и множество других отвратительных ароматов, происхождение которых трудно было определить сразу. Запах мне нравился, хотя из-за постоянного насморка я лишился возможности ощущать полный букет.
Словно в ответ на мои размышления, ночную темноту прорезал яркий луч, вынырнувший из-за поворота, в свете которого замельтешили мириады насекомых. Следом за лучом послышались звуки. ПОХОЖИЕ НА вопли обозлённой и разобиженной ведьмы. Не могло быть сомнений, это был поезд. Ночной поезд? В этом, забытом богом и людьми, месте? Если это в самом деле поезд, и он останавливается на этой станции, то я попытаюсь на него сесть. Упаду в ноги проводнику, облобызаю его колени, буду лизать его рот французским поцелуем и биться головой о колеса, только бы он пустил меня внутрь, Однако надеялся, что все обойдется денежным вознаграждением.
По мере приближения к станции, поезд замедлял ход, тормоз заработал, сопротивляясь движению колёс. и вот, наконец, громоздкий исполин медленно остановился жарко пыхтя и выпуская в небо клубы дыма… Я вздрогнул. С перрона, чёрная тарелка репродуктора издала свист такой мощи, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки, а затем что-то быстро и сердито заговорила на непонятном языке, похожего толи на латынь, толи на древнегерманский. Настоящий тяжелый и харизматичный грузовой товарный паровоз! Обалдеть можно! Я раньше только в кино. А тут настоящий…
Едва поезд остановился, как в первом от локомотива вагоне лязгнула и открылась опечатанная дверь, и вниз, из люка, прямо на перрон, с грохотом упал трап присыпанный песком, а в её проёме появилась фигура, как мне показалось, рослого мальчика негра лет пятидесяти в нижнем белье и оранжевом спасательном жилете, явно самодельном, с бахромой по низу и надписью «Чёрные жизни имеют значение». Медный блестящий жетон проводника болтался у него между ног, привязанный морским узлом к чёрным гениталиям, удачно контрастируя с белоснежным бельём.
Поняв, что если не сейчас, то никогда, я в следующую секунду, стремглав бросился к открытой двери.
— Здравствуйте. Извините. Я тут… это… Я заплачу сколько скажете, наличными, по курсу доллара к рублю. Выдавив из себя это я открыл свой большой рот и беззвучно засмеялся, суя обе руки в карманы брюк.
Проводник молчал как памятник, солидно сложив руки за спиной, и покачиваясь с пятки на носок на своих раздутых сапог.. Лица его я в полумраке не рассмотрел, только блеск огромных глазищ светящихся мягким безумным блеском.
А с чего я решил, что это проводник? А кто это ещё бля может быть в поезде? Форма, конечно, отличается от привычной, но он элегантен и серьёзен, да и жетон проводника имеется.
Я повторил своё предложение, но проводник денег дожидаться не стал, а изобразил приглашающий жест рукой. Ну вот и хорошо, вот и ладненько, — подумал я. Сделав несколько шагов назад и разбежавшись, я сиганул что есть силы в распахнутые двери вагона, перелитая трап, ощутив на себе непродолжительное время свободного полёта.
Проводник открыв дверь вагона прошёл внутрь, — я за ним. Вагон предназначался для перевозки скота, он же скотовоз или скотник, с вентиляционными отверстиями в продольных стенах обшивочных досок. В центре вагона стояла раскалённая чугунная печь, но жарко не было, даже прохладно, как если бы в вагоне работал кондиционер. На потолке кузова горела керосиновая лампа, которая после уличных сумерек слепила глаза. Тут же располагались и оцинкованные железные корыта для поения скота, кольца для привязывания животных, а на откидных полках размещался запас фуража.
По всему периметру вагона стояли продольные лавки из необработанного дерева. Проводник молча указал на одну из них и вышел. Вагон дёрнулся, раз, другой, словно не решаясь оторваться от привычного места, но через некоторое время всё же заскользил по рельсам. Повезло! Я еду!
Поезд мягко покачивался на рельсах, снизу раздавалось ритмичное глухое постукивание. Но вскоре перестук стал меня убаюкивать, и нестерпимо захотелось спать, будто чья-то гигантская ладонь раскачала колыбель мира, который вдруг перестал меня заботить. Я закрыл глаза и провалился в тягучий свинцовый сон.
Не помню сколько спал, меня разбудило взвизгивание тормозов, а затем чья то рука рывком развернула меня к себе. Это был проводник. Он молча указывал на выход.
— Приехали, уже?
Он кивнул, и повторил жест.
— Да, да, хорошо, спасибо!
Я вскочил со своего места и направился к выходу. До тамбура мы добрались, к тому моменту, как поезд окончательно остановился. Проводник открыл дверь, и снова жестом дал понять что самое время убираться. Я было двинулся к выходу, но остановился.
— Извините, совсем забыл…сколько я Вам…
Договорить я не успел. Проводник положил мне на плечо свою тяжёлую гранитную руку, и слова застряли у меня в горле, как монеты в окошке возврата монет.
Увесистый толчок в спину вынес меня на платформу, где пробежав пару шагов, я рухнул на асфальт содрав в кровь ладони.
Если проводник не совсем идиот, то поймёт, как сильно ему повезло, что он так быстро закрыл двери вагона, — в сердцах подумал я, а то бы я ему начистил жетон на мудях.
Паровоз запыхтел искренне и старательно, разводя пары, похоже стараясь поднялся в воздух, но потом передумал, и медленно набирая скорость двинулся в сторону чёрной дыры тоннеля затянутого пластами липкого тумана. Я поднялся, отряхнул штаны, и увидел прямо перед собой сотрудника линейного отдела милиции в белой грязной гимнастёрки образца 30-х годов. В правой руке он держал красный шарик и широко улыбался, хотя его неморгающие тёмно-зелёные глаза оставались ледяными. Левую руку он протянул мне – очень волосатую и не менее грязную.
— Ну наконец то, — простонал милиционер, стараясь расстегнуть мою ширинку. — Свисток, чувствую, у тебя собой, — это хорошо. А то у нас напряжёнка со свистками. — Слава богу, смена, а то совсем замаялся. Людей не хватает.
— Здравствуй, товарищ! Как я рад, как я рад! — продолжал страж вокзального порядка.
— Что? Мне сюда нужно было?
— Сюда, сюда. Именно сюда!
— И что мне здесь делать?
— Стоять с шариком и дуть в свисток.
— Зачем свистеть?
— Чтобы поезд остановить. Мертвецкий поезд.
— Какой?
Милиционер развернул меня за плечо в ту сторону, куда ушел поезд. Я успел увидеть, как в темноте тоннеля растворяется последний вагон, сначала он стал полупрозрачным, потом утратил цвета, превращаясь в подобие то ли сигаретного дыма, то ли тумана, и в конце концов, потерял последние очертания, истаивая сизой дымкой, тянущейся куда-то внутрь.
— Повезло тебе, парень, – сказал милиционер. — Редко мертвяцкий поезд берет попутчиков. А еще реже их отпускает. Но тебе очень нужно было, а я тебя ждал. Вот он и решил помочь.
— А что это за поезд такой? Откуда?
— Да… давно дело было. Видишь тоннель? В нём он и разбился. Тоннель обвалился, а поезд остановиться не успел. Всех пассажиров раздавило в лепёшку Тогда уже другая линия строилась. Эту решили не ремонтировать. Рельсы сняли, тоннель заложили камнем и замуровали. Вот и весь сказ. Но он появляется. Редко, но появляется. Только тогда, когда очень нужно. Но к рассвету всегда возвращается на свое место.
Если отведет тебя проводник в вагон для перевозки скота, значит повезло, считай, что доберешься туда, куда нужно тебе было. А если ты попал туда, где есть люди, колесить тебе с ними до скончания веков. Да ты не переживай, парень, ишь как с лица сбледнул. Работа не пыльная. Как только увидишь что паравоз трогаться начинает, дуй в свисток да шариком махай, чтобы предупредить машиниста значит. Он, конечно на тебя ноль внимания, но ты своё дело исполняй строго, иначе проводник посадит тебя в вагон с людьми. Милиционер отдал мне шарик, достал из кобуры табельное оружие, стиснул запотевшую сталь зубами и выстрелил себе в рот….
Теперь я сижу на лавочке и жду поезд в надежде сдать пост. Только «Макарова» у меня нет, а то бы
1 040
