Ей никогда не нравилась идея переехать в частный дом, да еще и на самой окраине. Двухэтажное сооружение времен форсированного построения капитализма находилось на таком расстоянии от жизни, что казалось, даже время здесь шло медленнее, не смотря на события внешнего мира.
Честно говоря, весь район, где они теперь поселились, был этаким отголоском тех времен. Бывшее село у города в свое время начали застраивать сооружениями, которые меньше всего напоминали жилье, а скорее средневековые крепости.
Они обильно прорастали посреди старых, времен развитого социализма хибарок, с жителями той самой, социалистической эпохи. Этот диссонанс вызвал стойкое впечатление неправдоподобности окружающего.
Они переехали сюда, в дом на окраине, в конце октября прошлого года. Утром, когда за окнами еще лил густой дождь, за их вещами прибыл грузовой автомобиль. Они вытащили то небольшое количество вещей, что содержала их квартира и довольно быстро упаковали в старый ЗИЛ, который немного почихал и таки поехал через весь город.
Они еще немного побродили, ища улицу Электрозаводскую, и наконец после четвертого круга по узким, не заасфальтированным улочкам пригорода, таки нашли место назначения.
Первым выпрыгнул из кабины ее отец, и скептически осмотрев ворота, правая часть которых была открыта, под дождем побежал внутрь, быстро их открыл и направился дальше к дому.
Уже через мгновение грузовик развернулась посреди улицы, мешая колесами грязь, и наконец заехал во двор. Грузчики, сидевшие в кузове, вылезли и, не смотря на ливень, сразу начали перетаскивать вещи в дом на окраине.
Она осталась в кабине, рассматривая невысокий, хоть и двухэтажный дом, в котором теперь нужно было жить. Их дом на окраине был выложен из белого кирпича, который от возраста стал сероватым. Все выглядело заброшенным, неживым. Хотя так оно и было.
Честно говоря, большинство из их вещей составляли вязанки книг, потом грузчики вытащили две кровати и письменный стол, несколько обшарпанных стульев и два ящика с компьютером и еще коробки с другими вещами.
На этом все закончилось, водитель вылез помочь грузчикам залез обратно и спросил, мол хочет ли она проехаться с ним? А что скажет отец? Это была грубая, неприятная для нее шутка.
Она ничего не ответила, но вылезла и пошла к дому, может еще не осознавая, но чувствуя, как изменится ее жизнь.
Изнутри дом на окраине был хоть не таким страшным, как снаружи. Первый этаж был разделен между гаражом и кухней, при том явно не в пользу последней. Гараж был просторный, побеленный и абсолютно пустой, если не считать кучу мусора в одном углу, счетчики и газовый котел в другом.
Две лампы дневного освещения долго нагревались, и в это время он произнес едва ли не первую за день фразу:
– Знаешь, когда я играл на барабане нам не хватало такого гаража. А что с ним теперь делать?
– А ты где играл? – она удивленно переспросила отца.
– Мне же не все время было пятьдесят один. В младшем возрасте я не только создавал повести, а еще и играл, писал музыку. Я был творческим человеком!
По пути на второй этаж она осмысливала слова отца. Здесь, на стенах возле лестницы не было обоев, и она едва не машинально решила сразу написать что-то на сером бетоне. А сверху спросила:
– Куда же все это умчалось?
– Твоей матери не очень нравились репетиции в соседней комнате. И написание текстов в три ночи тоже. Поэтому пришлось забросить.
– А у тебя что-то осталось? – чуть ли не с надеждой проговорила она.
– Конечно. Но не думаю, что дам тебе послушать.
На этом разговор закончился. Она прекрасно знала, что выпросить не получится. Как ни как она знает отца все свои семнадцать лет. Поэтому оставалось осматривать дом.
На втором этаже к счастью комнат было больше. Там разместилась ванна, сразу возле лестницы. А также была комната, которую он сразу забрал себе, и большой зал, из которого можно было выйти в еще одну комнату.
Из окна зала, что занимало едва ли не всю стену, было видно поле и маленькую речку, которая густо заросла камышом и была покрыта зеленой ряской. Очевидно, летом она тоже не отличалась быстротой течения.
Зато из следующей комнаты, которая осталась ей, было видно двор и последующую улицу, окруженную дворами старых домов, из которых казалось большая часть были нежилыми.
Сам двор сейчас напоминал танковый полигон – автомобиль, разрыв мокрый грунт, оставил после себя две глубокие колеи. На этот раз правая сторона ворот была открыта.
Он плюнул на это, зато сказал:
– А тебе не кажется, что дома немного холодно? Пойду, включу отопление.
Наверное, с этого и началась история про дом на окраине.
Ей не нравилось жить в такой окраине. Тяжело было добираться до университета, сама дорога съедала теперь минут на сорок больше. До автобуса нужно было добираться, петляя узкими улочками и перепрыгивая от лужи к луже.
После визита к ней домой, ее бросил парень. Не то, что этот визит сыграл решающую роль – все это назревало еще с осени. Но, наверное, это таки было катализатором.
Потом, когда зима резким падением температуры до нескольких десятков градусов таки напомнила о себе, открылись еще некоторые проблемы. Например – в доме было холодно.
Не то, что смертельно, но ее отец, сидя за компьютером должен был надевать куртку и толстые носки ради комфорта. Газовое отопление не могло согреть такой здоровенный дом. Да и по правде дорого было его отапливать. Но это не было такой уж трагедией.
Для Петра этот переезд был, как глоток воздуха для утопающего. Последние два года, после смерти жены, он физически не мог находиться в той квартире, жить в том районе и каждый день видеть парк, улицы, где они часто гуляли. Он должен был сменить место жительства. Чтобы не пойти вслед за ней.
Настоящие проблемы начались в декабре. Нужно указать, что зима в том году была ужасная. Вернее говоря, даже не зима это была – после недолгих морозов пришли проливные дожди и все.
Именно тогда, среди ночи ее вырвал из сна звон битого стекла. Окно, а вернее остатки сыпались внутрь кучей осколков. Они красиво отражали полную луну, которая как раз свисала в небе, но это не останавливало стужу.
Посреди комнаты лежал обломок кирпича. Когда она его подняла, в комнату вошел отец, еще протирая заспанные глаза.
– Иди ночевать в мою комнату.
Окно заменили на стеклопакет. Еще раз ее разбудил удар, но на этот раз окно выдержало удар стройматериала. И на этом напасти не кончились.
Кто-то, очевидно соседи, разорвали кошку прямо под входом в дом. Ее конечности, окровавленные внутренности были разбросаны на белоснежном снегу. Отдельно лежала черная голова зверюшки.
Потом она купалась в ванной, когда свет замигал и погас. Сквозь закрытую дверь она услышала громкую ругань отца. Пока она в темноте выбиралась из ванны и в спешке вытиралась, безумно замерзая в прохладной комнате, сразу после теплой ванны, он пошел на улицу, посмотреть причины поломки.
При его отсутствии в окне что-то начало бешено скрести, с тягучими неприятными звуками. В тот момент отец освещал карманным фонариком оборванные кем-то снаружи провода. Электрики на следующий день не спешили ремонтировать. И еще два последующих дня тоже.
Было непонятно: кто или что вызывает эти события. Но это пугало, постоянно держало в ужасе, в ожидании чего-то другого. Дом на окраине съедал ее жизнь. Кто знает, так ли было на самом деле, или ей казалось.
Дом на окраине был далеко от города. Он был большим, пустым и неотапливаемым. Он просто бесил, он был чужим. Где-то в декабре, в начале месяца, к ней пришел Антон, ее новый парень. Он не высказывал никаких претензий по дороге, но на входе лишь сказал:
– Ого, готический домик.
Антона сильно поразили скрипящие ворота с металлическими извитыми листьями непонятной формы на довольно длинных ветках. Потом он долго общался с ее отцом. Последний произвел гигантское впечатление.
– Идейный человек!
А потом, значительно позже он сказал ей: – «я не хочу иметь тестя психа». И она снова осталась одна.
Уже несколько месяцев ее мир превратился в комнаты дома, который был на краю света.
Живое существо, не то что человека, было почти невозможно увидеть из окон. Вселенная превратилась в гигантскую пустыню.
В дверь кто-то настойчиво и очень сильно ломился. И долго. И неоднократно, каждый раз посреди ночи. Сколько ни старался отец уловить, но не сумел. И он пошел в милицию, которая должна охранять его покой.
Милиционер, а тем более участковый, существо ленивое и довольно инертное. Этому несколько причин – профессия, контингент, с которым они работают и в конце зарплата, которая явно не соответствует прожиточному минимуму.
Павел Сергеевич, как и Андрей Александрович не были каким-то героическим исключением. После нескольких, а может и больше заявлений от новых жителей, они таки прибыли на место, чтобы посмотреть и решить проблемы. При отсутствии топлива оба на своих двоих пришли на указанную улицу.
Сначала, как не странно, они решили обойти соседние дома. В одном доме никто не открыл, не смотря на свет внутри, в другом вылезла старая, сморщенная бабуля и увидев их форму начала проклинать и называть детьми антихриста.
Старший вежливо попытался ее успокоить, но она начала плеваться в его сторону, и офицеры спешно ретировались со двора.
Недостроенный дом на окраине – крепость, нависавший над всем уголком привлекал их взгляды, и они даже зашли в него, минуя разбитые ступени. Но постройка оказалась настолько пустой и неуютной, что после осмотра нескольких комнат они вернулись во двор и направились по адресу.
Вежливо постучав в дверь и дождавшись отца, они поздоровались, представились и поинтересовались обстоятельствами их проблем. Их, вопреки ожиданиям, не пригласили внутрь. Поэтому осталось позвать заявителя в участок, для записи протокола.
Она в очередной раз осталась дома одна. Мир, в таких условиях казался обширной пустошью.
Стекло снизу, именно то, в которое когда-то стучали, лопнуло от удара. Она не сразу поняла, что случилось, и спустилась на первый этаж. Открыла дверь и вышла на улицу, чтобы осмотреть выбитое окошко снаружи.
И тогда огрызок стальной трубы ударил ее в затылок. Мир сразу потерял четкость, и снег под ногами стремительно приблизился к ее лицу. Его холод был последним ощущением.
Старый бомж, схватил ее за ноги и с усилием потянул по утренней улице. Их соседка выглянула из окна, но увидев издалека этот ужас, зашторила окно и пошла в другую комнату. Она должна была скоро умереть от рака, радиация и химиотерапия съели здоровье, но не спасли ее от болезни.
Теперь она совмещала патологическую ненависть к окружающему миру с гигантской набожностью и обременительными постами, очевидно надеясь таким образом спасти душу. Хотя в наличии последней можно было сомневаться.
Снег втянул кровь из разбитого затылка. Волосы тянулось широким хвостом вслед. И более никто этого не видел. Улица была пуста.
Уже внутри похититель положил ее тело на пол, отряхнул налипший снег. Присел возле нее, рассматривая миловидное, кажется сонное лицо. Потом дотронулся до щеки. Но увидев запекшуюся кровь сорвался и по-звериному закричав, начал избивать тело ногами.
Через несколько минут он запыхался и с хрипом перевел дух. Потом попробовал ее пульс и не найдя его выругался матом и грубо перевернул ее на бок.
Он жил здесь давно. Владельцы забросили дом, не доведя даже до конца третий этаж. Но задумка была грандиозная – едва не кирпичная крепость на краю города – сам подвал напоминал стратегическое бомбоубежище.
Там же, в подвале была глубокая шахта для коммуникаций. И он знал, как ее использовать.
Сознание возвращалось долго. Сначала как ощущение тупой боли в конечностях. Жестоко болели разбитые ребра. Потом она увидела две ноги в джинсах и тяжелых армейских ботинках.
Эти две ноги свисали метров пять над ней, на округлой стене шахты. Собственно, кольцо шахты и потолок над ней – все что было в пределах ее зрения.
В конце концов она поняла, что кто-то ожидает ее. Этот кто-то отозвался очень веселым голосом:
– Привет! Ты как, все хорошо?
– Ты кто?
– Я? Я Игорь. Я здесь живу.
– Игорь, помоги! Вытащи меня отсюда – слова тяжело дались ей.
– Не могу.
– Как не можешь. Ты, ты сволочь. Ты вместе с ними.
– Нет.
Она надолго умолкла. Потом сказала:
– Тогда почему ты не вытащишь меня.
– Я не имею тела.
Она, с хрипом в голосе продолжила:
– Ты что, больной. У тебя есть руки, ноги, все остальное.
– У меня ничего нет. Оглянись.
Сначала она ничего не нашла. И лишь повернув голову набок увидела разбитый череп, который скалился неполной коллекцией зубов. Она закричала. Боль в сломанных конечностях добавляла сил. И в конце она остановилась, не имея уже сил, чтобы снова взглянуть вверх, на него.
Он медленно проговорил: – Был когда-то давно один мальчик. Он очень любил лазить по недостроенным домам. Можно сказать, болячка такая у него была. – Игорь снова присел на край шахты, свесив вниз ноги. – Но его там поймали, то ли строители, то ли просто какие-то извращенцы, проломили череп и сбросили тело вниз.
– Я буду ждать. Кто-то придет. Я буду кричать.
– Кричи. За мной никто не пришел за все три дня, когда я здесь умирал. Как ты видишь, позже тоже никто не появился. Кроме того, ты видишь меня.
Она замолчала, очевидно осмысливая услышанное.
– А почему я вижу тебя?
Ты на грани между мирами. Ты умираешь. Умирает твоя физическая оболочка. Это конец жизни. Другой мир.
– Абсолютная правда бывает тяжелой.
Говори.
Мы в промежутке между предыдущей и новой жизнью.
Он что-то вытащил из-за спины и сбросил вниз.
– Вот кинжал, убьешь себя, и он заберет у тебя всю любовь этого мира. Все то, что соединяет тебя с живыми. Только так можно перейти к другой жизни.
– То есть я погибну полностью?
– А ты живая? Ты перейдешь к новой жизни.
Навязчивая мысль крутилась в голове, и в итоге вылилась в вопрос:
Игорь, а Бог есть?
Не знаю, я не видел.
– А как ты попал сюда?
– Здесь убили одну девушку. Видела пятно бетона в полу своего гаража?
– А что? Конечно, видела.
– Там ее закопали и забетонировали. Она еще была жива, когда ее покрыли землей.
– И?
– Она не отдала своей любви. У нее ее не было, только злоба. И когда она, ее душа, если можно так сказать, встретила меня, то убедила остаться. Я же советую тебе уходить отсюда.
Она взяла кинжал в руки, осмотрела его тонкий четырехгранный наконечник и повернула украшенной рукоятью к себе. Хотя разум еще колебался, что-то менее материальное уже приняло решение.
1 230
