Пока были патроны – была надежда, надежда на то, что все будет по нормальному, что мы сможем, мы выживем, вот только…
— Джек! – Сид брызжет слюной, в отчаянье дергает затвор своего кехлера, а тот раз за разом дает осечку. Одна надежда – патрон заклинило, не хочется верить, что рожок пуст, потому как больше и нет ни одного у него, — Заклинило, время!
Только чего кричать? В моем колчане болтов осталось раз-два да обчелся. Взвожу тетиву, вскидываю руку, тугой щелчок и болт едва ли не на вылет прошибает башку ближайшего мертвеца – только оперение торчит над пергаментно коричневой кожей. И мертвяк валится, будто марионетка, у которой разом перерезали все нити.
Наши бегут, я бросаю короткий взгляд назад – вон они, пытаются шмыгнуть за угол трехэтажной облезлой хибары. Мы должны дать им время – время! Вот что сейчас главное. У Сида там жена и ребенок – ясноглазый Курт, смешливый мальчуган, у которого даже этот новый, страшный мир не выбил привычки улыбаться. А у меня – моя Синди, вон она, в джинсах, в бесформенной теплой кофте, длинные рыжие волосы развеваются огненным пламенем.
Снова поставить арбалет на взвод, выбрать цель и… Крик сзади.
Я оглядываюсь, едва не заваливаясь назад, кирпич под ногу попал, — наши все несутся из-за этой чертовой хибары, а за ними из подворотни выгребает целая толпа разномастных мертвяков.
— Сид! Валим! Наших прижали!
И мы бежим, так что ветер свистит в ушах, откуда только силы берутся. Наперерез к нашим, а из черного провала в подземку с другой стороны наперерез несется еще одна толпа жмуров. Откуда их тут столько, повыползали, повыбегали – на выстрелы что ли?
Короткий взгляд в сторону Сида, он таки сдергивает рожок на бегу, короткий взгляд в его нутро, и хеклер летит в сторону – пустой.
Навстречу мне летит разлапив обгрызенные руки мертвяк, на ходу срываю из за спины топор и, не останавливаясь, не притормаживая даже, наотмашь бью по его зеленоватому, отекшему лицу – хруст, топор едва в руках остался. Бежать! Бежать не останавливаясь!
Нас отдавливают – возможности отбиваться нет. Что за район, какого черта мы вообще сюда поперлись? Понадеялись на то, что тут нет ни магазинов ни других моментов, для рефлекторной памяти этих тварей, но нет – работа, оказывается, тоже сидит в их рефлексах. Вот они тут все и собрались. Чертов промышленный район, да плюс этот чертов карьер, к которому нас прижали.
Каждый теперь на своем бугорке возле общей пропасти за спиной. Топор тяжелеет в руках, а отступать уже не куда. Как там Сид и его семья? Я не вижу за толпами тянущих к нам рук и тел, но я слышал оттуда крики, я слышал крик Курта, до чего же страшно, и только улыбка эта его добрая перед глазами. И я тоже, может быть бы, закричал, но мне было нельзя, чтобы Синди не услышала моей боли, когда тварь вцепилась мне в запястье, а теперь…
Перед нами насыпь из камней – она пока спасает. Неловким мертвецам сложно перебраться через нее, они оскальзываются, падают, а я бью и бью и бью – я весь в крови, но это уже агония.
Я оглядываюсь на Синди, в одно мгновение и вижу ужас в ее глазах, и ничем… я ничем не могу помочь. Все. Это конец.
Еще удар, но мимо, крепкая, но мертвая рука хватает за топорище – я безоружен — все.
Шаг назад, мертвец застрял ногой меж россыпи валунов, дергается – не дает пройти другим, а у нас, дальше, за нами – отвесный обрыв карьера – многие метры полета и освобождения.
— Синди… — я обнимаю ее, — Синди, так будет лучше. Так будет лучше.
Она понимает, она кивает, закрывает глаза. Я обнимаю ее, целую, меня уже мутит – вирус слишком быстр, мне осталась только малость. Один шаг до края.
— Я люблю тебя, — говорю одними губами и вместе с Синди делаю один последний шаг…
Ветер в ушах, тьма и…
Я рядом с кроватью, в моих объятиях моя Мариша, мы лежим на полу, и она гневно тычет меня под ребра локтем.
— Кость, ты че творишь? – сонный, с хрипотцой голос.
— Так… это… мы же…
— Давай спать. Отпусти меня. Завтра же на работу.
Мы снова залазим на кровать, устраиваемся, засыпаем. А я, в преддверии сна, оглаживаю запястье – место, где у меня с далекого, позабытого уже детства, шрам, а может и не с детства… Теперь, вдруг, эта, моя теперешняя жизнь показалась мне какой-то слишком новой, слишком неправдоподобной, слишком пресной. Может… Толком не помню детства, юношества – обрывки воспоминаний, будто взяли и вставили в память, а там – я помню, там все было иначе, больше, сильнее, полнее. И… может это мой рай?
— Синди, — тихо шепчу я уже уснувшей жене.
— Джек, — тихо отвечает она, и прижимается ко мне всем телом.
233
Нет марки стали затвора, серийника хеклера, описания патронов и рассуждений об объёме колчана. А про то что марку топора не указана вообще молчу. Какого-то не того Круза вы читали…
)))) Согласен))) Но это, все же, миниатюра
Ваша история не плохая.
С уважением — Bipper
Спасибо на добром слове! 😉
Это гениально!!!!!!!!!!!!Восхитительно!!!!!