Все жили ожиданием спасения. Никто не приходил, но этому находили объяснение. Мосты разрушены, дороги завалены, много пострадавших. Конечно, сразу на всех ресурсов не хватит. Но они подождут. Прошло-то всего восемь дней. За это время они организовали еще пару вылазок наверх. Убрали трупы из переходов. Сверху тащили все, что могло пригодится. Даже где-то нашли пару бочек для костров. Некоторые ушли и больше не возвращались. Макс слышал, что кто-то решил дожидаться помощи в своих квартирах неподалеку. Алединскому некуда было идти, от его дома в нижней части наверняка остались одни руины. Он сидел на станции. Удивительно, как невозможные и невыносимые в обычной жизни условия вдруг стали привычными.
И как люди здесь стали уже не просто выживать во временном убежище, а обживаться.
Не обошла их стороной и смерть. Был среди них один мужчина, про которого сразу можно было сказать, что не жилец. В больнице бы его подлатали, а без медицинской помощи ему дорога только в один конец заказана. Говорили, что он упал на штырь. Вроде бы и рана не особо глубокая, но жара и грязь сделали свое дело. В этот раз, чтобы избавиться от тела, уже не пошли к мосту — почти километр по тоннелям. Вынесли на улицу подальше от станции. Положили в брошенную машину и оставили. Мертвым все равно.
Однажды пришлось поволноваться — группа долго не возвращалась. Когда поднялись по неработающим эскалаторам и подошли к разбитым дверям входа на станцию, увидели причину — шел дождь. Не черный, смешанный с пеплом. Обычный летний дождь, который нес с собой невидимую смерть. И группе пришлось переждать в разрушенном общепите за площадью. Вроде бы и рукой подать до станции, но никто не хотел напрасно рисковать своей шкурой.
В тот день на станцию принесли старый радиоприемник на батарейках. Где только нашли такой раритет? Они долго пытались поймать хоть какое-то сообщение, но слышали лишь треск помех. Но и это не мешало надеяться, что помощь когда-нибудь придет. Главное — дождаться.
В следующую вылазку пошел и Макс. Когда он начал собираться, к нему подошел Артем. Не отговаривал, только смотрел с тревогой. Парнишка теперь уже окончательно стал его подопечным. Алединскому удалось узнать, что Артему семнадцать лет, и он ходил в какой-то специнтернат недалеко от метро, его должна была старшая сестра забрать. Макс пытался осторожно разузнать, почему он в специальной школе. Артем только пожимал плечами и говорил, что не знает.
Алединский тоже не знал. Темка выглядел и разговаривал как обычный школьник. Разве что был очень тихим и робким. Он даже за едой один не мог сходить. Подойдет к людям и молча стоит, пока или не спросит кто, или Макс не придет. Артем словно пытался быть как можно больше незаметным, но в условиях выживания это только вредило. Умер бы в том тоннеле — никто бы и внимания не обратил. Пока запах не пошел бы.
Но это могли быть и последствия психологической травмы. Среди них была женщина, которая больше не разговаривала. Ее муж тщетно пытался достучаться до нее, но она полностью замкнулась в себе. А до удара, по его словам, все было хорошо. Как и у всех остальных.
— Я недолго, — пообещал Макс.
Он уже знал, что Артем очень боится оставаться один. Подумывал взять его с собой, но потом отказался от этой идеи. Наверху можно и напороться на таких же выживших — были уже стычки. Да и незачем ему видеть, во что там все превратилось. Успеет еще насмотреться, если помощь до них все-таки дойдет.
— Все нормально будет, — обнадеживающе сказал Макс. — Где наша не пропадала.
О том, что пропало уже все и везде, он как обычно не договаривал.
Когда Алединский поднимался наверх, его охватило странное чувство. Он одновременно готовился к худшему — увидеть вымерший и разрушенный город, полный разлагающихся трупов и мусора. И в то же время подсознательно надеялся, что именно сейчас, наконец, появятся машины служб экстренного реагирования или военные и отвезут их к другим выжившим.
С этой мыслью Макс вышел со станции и впервые увидел город после удара. С непривычки резало глаза. Небо было затянуто плотными облаками, но и пробивающегося сквозь них света хватало, чтобы ослепить людей, что больше недели прятались в темноте под землей. Механические часы показывали четыре утра. Глупо надеяться, что умирающий город живет по привычному распорядку, и они никого не встретят. Но так все равно было немного спокойнее.
Они шли по заранее проложенному маршруту. Какие-то места уже были совсем разграблены, где-то еще оставалась еда. Все полезное кидали по рюкзакам и сумкам. В торговом центре оказались свои правила. Внизу, где был огромный продуктовый супермаркет, прочно обосновались люди. Ко входу их даже близко не подпустили. Местные стояли, вооруженные кто чем и готовые оборонять свое.
На рожон никто не полез. Поднялись наверх. Повсюду все разбросано, иногда попадались мертвые тела. Макс уже почти привык к запаху новой жизни. Гниющий мусор, трупы, человеческие отходы, немытые тела. В аптеке среди опрокинутых стеллажей он нашел коробку влажных салфеток и пересыпал в рюкзак. Батарейки для фонаря, чистая одежда, еще одно одеяло, дождевики. В магазине со всякой мелочевкой Макс поднял с пола альбом для рисования и пачку карандашей. Тоже засунул в рюкзак — для Артема. Когда у них появился фонарь, школьник часто что-то набрасывал в своем артбуке. Его это отвлекало, и шуршащий звук в был всего лишь шелестом грифеля об бумагу, а не дрожью насмерть перепуганного пацана.
Все тащили на подземную парковку. Там нашлась машина на ходу. Ключи прятались в руке трупа — под трепещущим покровом опарышей. Дороги забиты, но кое-как поближе проехать можно. Жаль, что машина, скорее всего, снова одноразовое удовольствие. Уже было так. Вернулись на машине, оставили вроде бы в укромном месте, но не спасло. Не угнали, но выбили стекла и прокололи шины. Теория разбитых окон теперь была справедлива для всего города.
На парковке Алединский прошелся между брошенных машин.
Недалеко от выезда за черным внедорожником он увидел лежащего на животе мужчину в грязной и рваной полицейской форме. Одна его рука была неловко вывернута и скрыта под телом. На затылке — глубокая рана, как от сильного удара. Череп проломили. В другой раз Алединского могло бы замутить, но сейчас впору было вспоминать прибабахнутую тетку из телевизора с ее неунывающим “это норма!”. Вот такая у них теперь норма в реалиях конца света. Но все-таки стало немного не по себе. Не от смерти и не от зрелища перемешанных с кровью и волосами мозгов. Труп был совсем свежий. Алединский перевернул тело на спину и увидел, что полицейский сжимал в руке пистолет. Макс помедлил. Он когда-то ходил в тир, стрелял и из пневматики, и из боевого. Только не думал, что ему доведется применить свои знания на такой практике. Алединский разжал руку мертвеца и вытащил оружие. Поставил пистолет на предохранитель и бросил в рюкзак. О своей находке он решил не говорить. За свое здравомыслие он еще мог поручиться, а вот за других на станции — нет. Догнала ироничная мысль — так наверняка рассуждал каждый из них.
Макс обшарил тело. Больше ничего полезного не нашлось, и он вернулся к остальным. Сел в забитую до отказа машину и медленно поехал к станции. Мельком подумал — раньше о такой тачке лямов за пять он только мечтать мог. А теперь использует как тележку из супермаркета. Он притормаживал, дожидаясь свой конвой. Люди цепко смотрели по сторонам — все были готовы отбивать добычу, если кто-то на нее позарится.
По дороге Алединский увидел вывеску магазина сантехники. Подумал, что он бы сейчас, наверное, душу продал, чтобы залезть в ванну или принять душ. Или хотя бы окунуться в озеро, не зараженное радиоактивными выбросами. Удовлетворение простейших потребностей стало недоступно. Макс не раз задумывался, что можно было бы попробовать уехать за город — в дом родителей в области. И каждый раз он упирался в дальнейшие действие. Уедет, а потом? Может, там и есть не ядовитая вода, крыша над головой. А потом? Где брать еду? Идти в лес и стрелять зверье из рогатки? Или ждать, пока кто-то не придет и не подстрелит его сам. А еще в глубине душе все-таки едва тлела крохотная искра надежды, что рано или поздно должны объявиться военные и эвакуировать всех в безопасное место. Страх пропустить шанс вернуться к подобию цивилизации тоже крепко держал в метро.
Беда пришла на десятый день. После условного стука на станции подняли гермозатвор. А потом из темноты переходов вышли те, кого никто не ждал. Макс еще издалека услышал крики. Вскочил со своего места, рядом тенью тут же вырос Артем и испуганно на него посмотрел. Пока Алединский судорожно соображал, полумрак все больше и больше наполнялся звуками борьбы, воплями и голосами.
— Сейчас… посмотрим, что там, — сквозь зубы прошептал он.
Со станции грохнул выстрел, и Макс вздрогнул. Прижался к стенке тоннеля и дернул за собой Артема.
— Тихо, — скомандовал он.
Наспех вытащил из рюкзака пистолет. Руки дрожали, а он еще стрелять собрался. Макс сделал несколько осторожных шагов вперед, заглянул на станцию и остолбенел. Там творился хаос. Крики смешивались с ударами и руганью. Полумрак вспарывал свет ярких фонарей в руках людей в странной одежде. Они были одеты в синие и прозрачные дождевики поверх одинаковой униформы. И они все лезли и лезли на станцию, как вода в пробитую брешь. Слепили фонарями, били и стреляли.
— Харэ патроны тратить, — звучно прокатился голос.
Алединский увидел говорящего и похолодел. Он понял, что это за странная одежда. Форма заключенных. Напротив его универа в паре остановок отсюда было СИЗО. Они с одногруппниками все угарали, что у них там жизненный цикл человека на паре квадратных километров: церковь, универ, завод, тюрячка и за ней кладбище. Макс похолодел и застыл в отвратительном ступоре. Как теперь? Куда? Он с ужасом понял, что сейчас ему намного страшнее, чем когда он бежал на станцию сразу после ядерного удара. Он чувствовал, что его замутило. Прерывисто вдохнул. Паниковать нельзя. Он посмотрел на зэков, которые загоняли людей как скот, и снова коротко вдохнул. А не паниковать — невозможно.
Те, кто пытался сопротивляться, лежали на станции — забитые и расстрелянные. Остальные убежали в тоннель, но там был тупик — закрытый гермозатвор. Макс подумал, что может как-нибудь прокрасться мимо них и выскочить в вестибюль станции и тут же затряс головой — не получится. Это же не стелс в игре, это страшная сука-реальность.
Темный холл наполнялся новыми хозяевами и их правилами выживания.
— Живых сюда.
— Телок не убивать.
— Хуле смотришь? Чо, жить хочешь? Я вот тоже хочу.
— Мама! Мама!!!
— Не трогайте ее! Не трогайте! Отпустите!!
— Сука, руки убрала!
— Ну ты еблан, такую телку просто так кончил.
— Трупы на улицу. Свалить рядом со входом, чтобы ни одна шмара сюда не сунулась.
Истошный визг. Крики боли и страха. Плач. Развязный смех. Удары. Ругань.
— Здесь схрон получше будет. Давай мухой к нашим в торговом, чтобы сюда все везли. Живых пусть кончают. Этих пока хватит.
Макс оцепенело вжался в стену. Все как будто происходило не с ним, не здесь.
Из ступора выдернул звук приближающихся шагов. Кто-то подошел к краю платформы и посветил в тоннель.
— А кто это у нас там жмется? — на пути спрыгнул мужчина.
Левая сторона его лица словно стекала вниз. Его перечеркивали грубые темные полосы старых шрамов. В руках он держал обломок металлической трубы, с него капала кровь.
— Э! — крикнул он. — Я консерву нашел. Даже целых две. Идите-ка сюда, мальчики.
Здоровая половина лица исказилась в ухмылке, другая осталась неподвижной. К нему быстро подошел еще один.
— Ну че ты, епта, тут мнешься. Бери и тащи их обоих. Че, зассал, что ли?
— Ты за базаром следи. Ща сам зассышь тут кровью.
Алединский глубоко вдохнул. За спиной снял с предохранителя пистолет. А он ведь даже не знал, остались ли патроны. И тем более не знал, попадет ли. В прежние времена он думал, получится ли у него выстрелить в человека, если придется. И даже тогда он не мог дать себе однозначный ответ. А сейчас не сомневался. Макс не видел перед собой людей. Только нелюдей и людоедов. Он нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Зэка откинуло в сторону, и он схватился на плечо.
— Ссссука!
Алединский словно сунул горящую палку в муравейник. Только вместо муравьев он разворошил свору одичавших и бешеных псин. Макс выстрелил еще раз, заставив зека рухнуть на пол тоннеля. Перевел пистолет на второго, замершего у края платформы, и еще раз нажал спусковой крючок. Выстрел прозвучал лишь один, потом он услышал только лязганье. Патроны закончились. Зэк на платформе тяжело упал в тоннель. Где-то в глубине станции заорали.
— Какого сука хера?!
Алединский тут же обернулся к Артему.
— Бежим, — сказал он он и тут же услышал такую же команду.
— Давай, бля, за ними!
Макс с Артемом бросились в тоннель. Мимо наполовину закрытой двери и дальше. В спину били крики и луч фонаря.
— Да че я за ними пойду до самого моста?
— Я те че сказал?
— Ладно, я им нахуй щас ноги вырву.
Когда голоса затихли, Макс замедлил бег и повернулся к трясущемуся от страха Артему. Тот смотрел на него с таким отчаянием и надеждой, что у Алединского ком встал поперек горла. Они оба понимали, что сегодня умрут, но Темка еще верил в чудеса.
Макс задыхался от бессильной злости. Она жила в нем весь последний год — с того самого дня, когда все началось. Становилась то тише, то снова подавала голос. Иногда он намеренно глушил ее, потому что иначе сошел бы с ума. Но даже придавленная, она никуда не уходила — ждала своего часа, а тот пришел в пятницу. С закатом над слиянием двух рек, когда небо взорвалось ослепительной вспышкой, и часть города просто испарилась. С криками людей, что навсегда остались погребенными под обломками зданий. Со сгоревшими заживо, с мертвыми или еще умирающими.
С каждой отобранной жизнью и каждой разбитой мечтой.
Безысходность накрыла все черными крыльями, застелила саваном. Не будет ни будущего, ни могил. Одна сплошная картина апокалиптического ужаса, где навечно застыли изувеченные города в моменте их гибели. А по руинам блуждали призраки, которые еще не знали, что тоже мертвы. И с каждым шагом умирала человечность. Макс хотел бы верить, что где-то по-другому, но не мог. Не получалась. Вся вера и надежда на что-то светлое осталась под толщей радиоактивного пепла.
Раньше он пытался.
Думал, что затянувшийся конфликт решат по-другому. Убеждал себя, что так или иначе все закончится, и они смогут вернуться к прежней жизни. Пережить. Без опасений ждать следующий год.
А вместо этого они слышали голоса своих убийц.
— Идем дальше, — скомандовал он.
— Там же только мост… — едва слышно прошептал Артем.
— Значит, пойдем на мост.
Темка неверяще затряс головой. Беспомощно посмотрел на Макса — по живому резал. Молил о еще одном чуде, а у Алединского их больше не осталось.
— Больше некуда, — тихо произнес Макс.
Общество разрушилось один раз во время удара
Его последнюю тень снесли зэки.
Сквозь горькую злость он дотронулся до плеча Артема, губы дрогнули в бледном подобии ободряющей улыбки. Парень прерывисто вздохнул и обреченно кивнул. Темный тоннель провожал их эхом голосов нелюдей, что шли позади. До моста неблизко — было время представить, что они просто куда-то очень быстро идут. Иногда переходят на бег. И нет никаких преследователей. Они сейчас дойдут до моста и все будет нормально. Макс все еще упрямо строил планы, как им выжить. Да, он помнил, что мосты разбомбили, но рассчитывал, вдруг получится выбраться на автомобильное полотно наверху. А потом убежать. Куда угодно. О тех людях, кто остались на станции он старался не думать. Вспомнилась фраза, что настанет время, когда живые позавидуют мертвым. Алединский не знал, откуда она. Может, из какой книги по религии, а, может, вообще из песни. Эти времена действительно настали. Тем, кто умер сразу, на самом деле повезло. А от мысли, что будет с теми, кого оставили для еды и утех, становилось плохо.
Все его планы смели голоса. Их догоняли. Позади сверкнул свет фонарей.
— Быстро! — Макс дернул за собой Артема.
Густой сумрак рассеялся в полумрак, а потом сдался под натиском тусклого света. После нескольких дней темноты с непривычки заслезились глаза. Вот он, сука, свет в конце тоннеля.
Они выбежали на перегонную часть. Все небо было затянуто полной сизой пеленой. Солнце еще долго не сможет пробиться сквозь рукотворный саван, который люди создали своими руками.
На мосту выл ветер. Макс быстро дошел до разрушенного пролета и выругался. Позади снова слышались голоса. Они не успеют никуда перебраться. Да и не смогут, скорее всего. Вот и оставался у них выбор без выбора.
Впереди — смерть. Макс обернулся к тоннелю. Позади — тоже она. Там уже подбирались зэки. Они не торопились выходить на аварийный участок моста. Жертвы сами придут. Деваться-то некуда. Их загнали в ловушку, задавили страхом и подвели к самому краю. С этого обрыва Алединский и смотрел на изуродованный город и такие же изуродованные жизни.
Черные руины. Нижняя часть города — сплошная выжженная пустыня. Искореженные скелеты зданий. Выгоревшие остовы машин. Спекшиеся человеческие останки, погребенные под слоем пепла.
С порывами ветра приносило запах разложения.
В мертвом городе все громче звучали уродливые голоса.
— Ну че, сука, некуда бежать? Вали его нахер.
— Патроны еще тратить.
Зэк широко ухмыльнулся и угрожающе прочертил железкой по полу тоннеля. От скребущего звука по спине пробежал холодок.
— Ща я тя оприходую, мразь. И сучонка твоего тоже.
Макс попятился назад и бессильно повернулся к Артему. Сердце разрывалось от безысходности. Глупо так все. Страшно. Неправильно. Такого просто не должно никогда существовать.
Все, что они видят — результат беспощадной ошибки.
Кто-то решил, что так будет лучше.
А кто-то не смог остановить.
— Артем, — с тоской в голосе позвал Алединский. — Темка… Некуда нам идти, только вперед. Ты плавать умеешь же? Мы… Мы спрыгнем. А там выплывем. Машину найдем. У моих родителей дом в области, туда поедем. Доберемся как-нибудь и там подождем эвакуации. Ты только не бойся, ладно?
Парень смотрел на него полными ужаса глазами и не верил ни единому его слову.
— Это… все? — спросил он.
Макс слабо пожал плечами и горько улыбнулся. Может, и не все.
Если остались места, куда не долетела смерть.
Если по все стороны границ найдутся те, кто несмотря ни на что, сохранит в себе остатки человечности.
Если людей окажется больше, чем нелюдей.
Если радиоактивный дождь сможет погасить пламя ненависти.
Алединский протянул руку, и Артем схватился за нее дрожащей ладонью. Сначала неуверенно, потом изо всех сил. Перед тем как шагнуть вместе с ним в пропасть Макс увидел, что он зажмурился. Мертвый город слился с черной рекой внизу. Холод ветра стал успокаивающей водой.
Может, действительно, еще не все, но они не узнают.
Дальше будущего нет.
158
Вижу у тебя быстро вернулось вдохновение,это шикарно!