— А тут что у вас? – Джесс, миловидная блондинка, ткнула ухоженным ноготочком в сторону какого-то здоровенного механизма, стоящего на постаменте из трех весьма габаритных, пухлых баллонов.
— Это у нас компрессор, — со вздохом сказал Дмитрий. Эта Джесс его уже утомила донельзя. Прислали сверху репортершу, а он теперь ей тут все показывай, рассказывай, да мучайся. Ладно если бы прислали какого члена-корреспондента с должным багажом знаний. Какого-нибудь сухонького, седовласого, в очочках – это было бы идеально! Ему бы Дмитрий с превеликим удовольствием показал бы тут каждый закуток, рассказал бы о том, что и как они тут делают, а эта… доходяжная пигалица, которой или инопланетян подавай, или скандал селебрити, или еще что из той же оперы. Ну не в зуб же ногой!
Ну нашли мы новые виды бактерий, несколько видов микроорганизмов, для нас – это прорыв, для всего научного мира – это прорыв! А для нее… Для нее – это все не то. Теперь вот она решила показать широкой общественности супер-пупер оснащенность станции, что будет сулить миру огромные прорывы в глубины познания. А на оснащение это смотрит и вентиль от системного блока отличить не может. С кем она, интересно, там, у себя в своем научном журнальчике, спит, что ее сюда отправили?
— Хм… — задумалась Джесс, приложила все тот же ухоженный пальчик к губкам бантиком, — а зачем он?
— Воздух качать.
— А зачем его… качать?
— Для работы пневматических систем, — возвел очи горе, — Когда на станцию заходили, видели шлюз открывался? Это пневматика. Балансировка станции на пневмоцилиндрах, и… — О, здравствуйте, Рей! Познакомьтесь. Это Рей Вассерман, начальник лаборатории репликации ДНК.
— А, это и есть та самая репортерная штучка? – он улыбнулся, улыбочка эта на его пухлом, противном лице, Дмитрию не понравилась. Но все же ответил.
— Да-да. Познакомьтесь. Джессика. Рей. У него очень интересные…
— Подождите, Джессика, я бы сразу вам хотел сказать. Не суйтесь ко мне ни-ко-гда. И если вы, красавица, на чем ваши достоинства и заканчиваются, хотя бы посмотрите в мою сторону…
— Все-все, Рей, идите, мы вас больше не отвлекаем, — торопливо перебил его Дмитрий. Рей, этот мелкий, толстенький ученый, гордо развернулся и зашагал прочь своей переваливающейся походкой, — Извините. Попадаются у на вот такие, неуживчивые. Простите.
— Да ничего страшного. Ой, а это что за штучка? – и ее волшебный ноготочек указал куда-то в сторону и снова надо объяснять, но не успел. Взвыл дурниной компрессор, и Джессика завизжала громко и испуганно. Дмитрий улыбнулся откровенно и радостно.
Дмитрий был начальником звена аквалангистов подводной станции Челленджер, ну и находилась эта станция, как не сложно догадаться из названия, в Бездне Челленджера, а та, в свою очередь, в Марианской впадине. Станция располагалась в середке серпа Бездны Челленджера на глубине десять тысяч шестьсот метров. Тут была самая широкая, и относительно ровная часть бездны. Целью создания станции было изучение глубоководной жизни, что, по логике, не очень то и способна была тут существовать. Но она существовала! И была весьма оригинальна, разнообразна. К примеру те же самые гигантские амебы ксенофиофоры. Амеба, что она есть в нашем, обычном понимании – штуковина, которую разве что в микроскоп углядишь. А эти – в десять сантиметров вымахали, да еще и были невероятно токсичны! Ну там креветки, крабы полупрозрачные, микроорганизмы просто толпами – все тут было! Прямо океанариум перенасыщенный вместо мертвой пустыни дна. Да и само дно тут было иное, нежели чем где бы то ни было в океане. Что мы видим по всяким там каналам дискавери. Там водоросли, тут камушки, а вон там – там у нас кораллы различные произрастают, песочком все это поверх присыпано.
Тут о песочке вспоминать не приходилось. Все покрыто какой-то серожелтой слизью. Это то что осталось от прочей органики, что гоняет по более верхним океаническим слоям, а попадая сюда, на глубины, превращается… Ну запихните под пресс кусок мяса с костями, и посмотрите во что это превратится. Ну и тут нечто подобное. Поэтому выходы в специальных экзоскафах за пределы глубоководной станции для Дмитрия Захарова и его команды превращались в нечто с родни выходу на просторы иных планет. Все тут было непривычным, ненормальным, и даже страшно себе представить, что бы случилось, если бы где-то, хоть как-то, хоть чуточку повредился бы экзоскаф. Диким, страшным давлением воды их бы попросту на куски бы порезало тонкой струйкой внутри их капсул управления.
Но в целом работа Дмитрию очень даже нравилась. Было в ней что-то такое, яркое, героическое, чувство, что делаешь не простое, шаляй-валяй обычное, а нечто важное, что может оставить след в истории
В его каюте вспыхнул проблесковый маячок – выход. Опять там биологи что-то удумали, определили какое-то направление, и вот он, Дмитрий Захаров, со своей командой сейчас должны будут угнездиться в своих здоровых экзоскафах и выйти на склизкий грунт бездны Челленджера – шагнуть на неизведанную планету.
Дмитрий соскочил с койки, немного размялся, накинул на шею полотенце, и отправился в командный отсек, где обычно и происходил брифинг перед выходом за пределы глубоководной станции.
Зашел в командный и тут же скривился, будто от души откусил от самого кислого лимона в мире. В отсеке стоял Андрей Викторович, начальник станции, а рядом с ним, радостно поблескивая голубыми глазенками, застыла в нервном нетерпении Джессика.
— Здравствуйте, Дмитрий Александрович, — Андрей Викторович вздохнул тяжело.
— Здравствуйте, — Дмитрий кивнул, уже предчувствуя весь дальнейший диалог.
— Тут такое дело… Возьмете парочку своих ребят на подстраховку, выйдете в тандемном экзоскафе вместе с Джессикой, — продолжил по-русски, чтобы репортер не поняла, — иначе она с нас не слезет. Покажите ей интересное что-нибудь, вы местность уже неплохо знаете. Пускай поснимает там, и свалит уже от нас.
— Я вас понял, — Дмитрий козырнул.
Через пятнадцать минут они уже были в шлюзе, уже в тесных капсулах экзоскафов, высоких роботов, больше всего напоминавших этаких беременных трансформеров. Вместе с ним в звене отправились Чейз и Ичиро. Оба парни проверенные, оба знающие цену риску, оба молчаливые, суровые.
За спинами экзоскафов медленно и мощно сошлись толстенные створки шлюза, послышался лязг сработки винтовых фиксаторов, а после под нормальным давлением подалась вода из малых кингстонов. Вода хлестала, и вот уже добралась до уровня камер экзоскафов, заколыхалась прямо на экранах, что были у них перед глазами, и вот уже шлюз полный. Медленно, неспешно расходятся створки во вне, в мир бездны Челленджера. Вот оно — инопланетье.
— Начнем помолясь, — сказал Дмитрий и его экзоскаф сделал первый шаг в сторону выхода. За ним последовали и Чейз и Ичиро.
— Движение – норма, — отчитался Ичиро.
— Норма, — вторил ему Чейз.
Вспыхнули прожектора на плечах экзоскафов, прорезая извечную тьму бездны. Лучи хоть и били ярко, но они рассеивались, меркли во тьме, и уже в десяти метрах вновь становилась тьма. Грунт под тяжелыми стопами экзоскафов даже не проседал, уселся, спрессовался в монолит, как ни странно, но Джессика все еще молчала, не говорила ни слова. Капсулы их были раздельны, молчание напрягало.
— Джессика, у вас все в порядке.
— Да, — голос тихий, испуганный, с придыханием.
— Что-то случилось? Что с голосом?
— Все нормально. Мне страшно.
— Обычное дело. В первый раз всем страшно. Вы хорошо держитесь.
— Спасибо.
— Что желаете увидеть?
— Давайте просто побродим. Извините, а запись ведется того, что… ну то что мы видим?
— Конечно ведется. Потом все можете посмотреть, и прошлые выходы тоже все записаны, можно будет просмотреть архивы. Я думал Андрей Викторович вам должен был сообщить об этом.
— Да, он говорил, но я хотела сама чтобы… Вы понимаете.
— Понимаю. Только, Джессика, тут проблема одна есть. Вот то что вы сейчас видите, — и он повел корпусом экзоскафа из стороны в сторону, вверх и вниз – это все что вы можете тут увидеть. Вон, взгляните, сейчас, — он поймал в фокус камеры пульсирующую, извивающуюся тушку ксенофиофора, — это почти все разнообразие местной фауны. Можно еще бокоплавов поискать, в их покрове, кстати, содержатся соединения алюминия. Редкое явление. Прозрачные такие, беленькие. А в остальном – пусто тут. В основном заборы грунта производим, редко что конкретно ловим вот этими, — нажал на выброс сетевого садка, так похожего на обычный сачок для бабочек. Тот послушно выпростался из манипулятора, заколыхался перед камерой белесой своей материей, — приспособлениями. В остальном тут не так интересно. Слизни, пинпонговые деревья, амфиподы… растений нет. Не разнообразно.
— Но фантастично.
— Тут вы правы. Есть такое ощущение. Сколько не выхожу, каждый раз чувство, что не в нашем мире. Непривычно тут все.
— Дмитрий, вы помолчите пожалуйста, я хочу почувствовать все вот это, вот это вот ощущение глубины, бездны.
— Конечно-конечно, умолкаю.
Дмитрий переключился на общение с Чейзом и Ичиро:
— Ребят просто шагаем вперед. Контроль позади меня. Друг друга держать в видимости.
— Принято, — почти одновременный ответ от обоих сопровождающих.
Экзоскаф Дмитрия шагал вперед, шаг за шагом удаляясь от родной подводной станции, и если развернуться сейчас, прорезать лучами прожекторов тьму – ничего уже позади не будет. Только тьма, только мертвая чернота. Отошли уже далеко. И если только представить попытаться забыть, что там, где-то, есть станция – легко можно запаниковать, раствориться в страхе перед окружающей тьмой, глубиной.
Дмитрий повел лучами прожекторов по сторонам – вон стоят поблескивая металлические штыри с приваренными к ним красными флажками-косынками. Зона, за которую не выходили, зона устойчивого грунта. Захотелось чуточку поозорничать, дать Джессике ощущение того, что сейчас она находится там, где до этого не бывал ни один человек до нее…
— Джесс, — заговорил он с этакой лукавостью в голосе, — видите флажки?
— Конечно.
— Это граница, за которую не выходил до нас никто. Не желаете ли прогулять? Вырваться туда, где не ступала нога человека.
— А можно? – ее голос задрожал от возбуждения, от предчувствия.
— Ну а кто нам может помешать?
— Хочу, конечно очень хочу!
— Только там будет все так же.
— Но мы же будем первыми!
— Конечно.
Переключил связь на общение со станцией:
— Андрей Викторович, вы здесь?
— Да, слушаю.
— Репортер хочет выйти за флажки. Мы не далеко.
— Нда, Дмитрий Александрович, вы прямо как маленький. Только врать не надо. Вы сами и хотите прогуляться.
— Есть немного.
— Под вашу ответственность. Пятьдесят метров. Не более.
— Слушаюсь!
Отключил связь, спросил:
— Слышали, парни.
— Да, — Чейз радовался, хоть и был серьезен, хоть и был суров, но билась в нем тоненькая жилка авантюризма.
Дмитрий остановился на границе, обозначенной флажками, и шагнул во вне, шаг туда, где до него никто и никогда не бывал. Один шаг, второй, и дальше – дальше, все отдаляясь в глубины неизведанного.
— Дмитрий, — голос Андрея Викторовича из динамиков, — Скоро конец плато. Осторожнее.
— Я вас услышал. Дойдем до края, глянем ниже и… — тяжелая стопа экзоскафа бухнула о дно бездны Челленджера, и тут же он почувствовал что-то не то, будто просело больше чем должно было, и медленно, как в кошмарном сне, земля под ним стала проваливаться. Нет, не проваливаться – обламываться, проседать, крениться – это уступ под его ногой треснул и сейчас…
Джессика завизжала, когда поняла, что происходит нечто нештатное, Дмитрий же попытался развернуться, повалиться, чтобы ухватиться манипуляторами экзоскафа за откловшийся кусок уступа, они покатились вниз, из динамиков доносился голос Ичиро, краем камеры зацепило то, как они оба, Чейз и Ичиро застыли на краю слома длинного уступа. Они с Джессикой катились вниз склону, как по горке, манипуляторы бессильно царапали каменное, осклизлое дно.
Всё. Встали. Остановилось движение.
— Кэп! Кэп! Слышите меня, — раз за разом повторял голос Ичиро из динамиков.
— Да, слышу, — отозвался Дмитрий. Подогнул ноги экзоскафа под себя, уперся манипуляторами в грунт, поднялся. Встал, — Экзоскаф в норме. Джессика, вы как?
— В норме.
— Пассажир в норме. Зацепите там лебедку, уклон большой, не поднимусь.
— Принято, — это уже Чейз ответил.
Дмитрий развернулся, освещая открывшийся провал, вернее не провал, а то что было ниже плато, на котором стояла станция. Всё тут то же, все так же, разве что размещение ниже метров на двадцать. Хотя нет, вон, чуть в отдалении – горочки торчат, из них в высь поднимается нечто мутное, расплывчатое. Диоксид углерода в жидком состоянии. А за ними… В свете прожекторов экзоскафа высветилось то, чего тут быть не могло: прямолинейное что-то, равномерное, геометрическое.
— Что это? – голос у Джессики стал тихий, она почти шептала, — Что это? Еще одна станция?
— Не знаю. Не должно тут быть ничего, — Дмитрий зашагал вперед, прожектора рыскали по этому, по непонятному, по тому чего тут быть не должно.
Да, станция, или просто весьма странно оборудованная подводная лодка. Большие врата шлюза, как и у них на станции, ну может чуть меньше, но сама конструкция – это не станция, это плавсредство, это подводная лодка с возможностью выхода на глубине, да еще и оборудованная чем то наподобие посадочных лап, как у космических аппаратов. И судя по всему – стояла эта подлодка тут очень и очень давно. На лапах ее посадочных уже наросла слизь, занесло их, на бортах, на уступах – тоже полно отложений. Скорее всего уже не один год она тут, а может и не десятилетие.
— Нет, этого тут точно не может быть, — сказал себе под нос Дмитрий, переключился на связь с базой, — Андрей Викторович. Андрей Викторович! Меня слышно? Мы обнаружили… Мы обнаружили подводную лодку, — повел прожекторами из стороны в сторону, освещая борта в обе стороны от шлюза, — без опознавательных знаков. Принадлежность определить не могу.
Он замолчал, ответа не было. Может отошел Андрей Викторович из командного отсека, бывает. Ну да ничего. Вернется, прослушает записи. Дмитрий подошел к высокой арке шлюза, замер у рычага утопленного в металл шлюза. Встал. Ожидал ответа.
— Чего вы застыли? Дима? Тяните рычаг. Открывайте!
— Нельзя. Надо дождаться ответа.
— И что потом? Возвращаться? Дима! Это же сенсация! Открывайте! Ну подумайте, не взорвется же тут все, если вы рычаг дернете!
— Была не была, — манипулятор потянулся к рычагу, ухватился, потянул на себя, тут же вспыхнуло ранее не заметное, под цвет металла, табло над нишей – запустился обратный отсчет. Как и у них, на станции, сейчас в шлюзовую должна подаваться вода, и по наполнению – створки распахнутся. Десять… девять… восемь… три… два… один…
Пошла вибрация, он почувствовал ее через экзоскаф, створки шлюза распахнулись, свет прожекторов осветил его внутренности. Два малых батискафа с торчащими вперед манипуляторами, стены, потолок, пол, темнота.
— Кэп, — к свету его прожекторов добавился свет еще одного экзоскафа, — Чейз. Что у вас?
— Сам не видишь? Ичиро где?
— Спускаюсь, сейчас в зацепе на лебедке, — голос из динамиков.
— Нас видишь?
— Да.
— Мы с Чейзом во внутрь. Жди у шлюза.
— Вас понял.
— Дмитрий Александрович. Меня глаза не обманывают?
— Да, Андрей Викторович, мы нашли… не знаю. Подлодку, — усмехнулся, — модернизированную.
— И что вы намереваетесь сделать?
— Зайти и осмотреться.
— Я против.
— Андрей Викторович, я, как представитель свободной прессы, против вашего заявления! Общественность должна знать о том, что тут происходит! Понимаете, что мы нашли…
— Я думаю, не вам судить о том, что должен делать мой человек. Это не безопасно.
— И что? Вы просто бросите эту находку, забудете о ней?
— Нет. Но для начала необходимо связаться с поверхностью. Узнать о том…
— Ранее производились исследования бездны Челленджера на стационарных аппаратах?
— Нет. У меня нет такой информации.
— Значит это секретная информация и вам не позв…
— Я вас услышал, Джессика. Дмитрий, вход разрешаю. Действовать с максимальной осторожностью. С максимальной! Ты меня услышал.
— Да, Андрей Викторович.
— Джессика.
— Что? – ответила она с вызовом.
— Если там, внутри, будут военные разработки, будут опознавательные знаки какой либо из стран, спонсировавших нашу миссию и прочее – информацию своему начальству не передаете. Это первое. В любом случае, информацию не распространять до тех пор, пока мы не получим зеленый свет от руководства. Это важно. Я не хочу, чтобы наша миссия из-за этого вот… ну вы меня поняли. Тут все поставлено на карту!
— Да, поняла. Я буду послушной девочкой.
Дмитрий прошел в шлюз, следом за ним прошагал Чейз. Снаружи светил прожекторами экзоскаф Ичиро. Еще один рычаг обнаружился обнаружилась там же, где и у них на станции – в стене у внутренних створок шлюза. Потянул его, медленно сошлись створки, вспыхнул свет, заработали насосы, откачивая воду из шлюза. Вода пошла на убыль. Пара минут и готово.
— Одеть дыхательные маски, ничего не трогать.
— А дыхательные маски зачем, — возмутилась Джессика, она еще когда усаживались в капсулы все нервничала, что прическу попортит, а теперь вот – всю красоту ее коту под хвост.
— Вы знаете, что тут случилось? – устало сказал Дмитрий, — Я, к примеру, не знаю. Поэтому надо.
Он отжал стопора в капсуле, включил гидравлику на разгерметизацию, выбрался наружу. Очень приятный это был момент, когда выползаешь из экзоскафа и снова можешь двигаться, можешь выпрямиться в конце-то концов – это многого стоит.
Из соседнего экзоскафа соскочил на пол, звякнув подошвами об металлический пол, Чейз.
— Кэп, — начал он без лишних предисловий, голос через маску доносился приглушенно, — может, — кивок в сторону пассажирской капсулы, — не надо?
— Чейз… ну потом же наслушаемся.
— Ладно, — горестно кивнул Чейз, — открывайте.
— Андрей Викторович, мы внутри, вы меня слышите? – тишина, — Ичиро, слышишь? – и снова нет ответа.
— Похоже борта глушат, — задумчиво сказал Чейз, пока Джессика выползала из своей капсулы, — Только зачем это надо?
— Может средство маскировки?
— Может.
Внутри подводной лодки было пусто и очень пыльно. Еще и не было освещения. Давненько тут это посудина, ой как давненько. В свете фонарей их нагрудных камер были видны проплывающие пылинки, звук их шагов разносился далеко, гулко. Дмитрий нагнулся, провел пальцем по пыли на полу, поднес ближе к свету фонаря. Темная сильно пыль, какая-то землисто-черная, да и слишком уж тут ее много.
— Горничную им бы сюда, — буркнула под нос Джессика.
— Не шуми, — тихо сказал Чейз.
— Я думаю тут никого живого нет, — отозвался Дмитрий, — заброшено.
— Я тоже так думаю, но я боюсь не их, а того из-за чего тут никого живого нет, — парировал Чейз и все примолкли, дальше шли молча.
Жутко тут было, в темноте, в этих пляшущих отсветах от их камер, среди теней, мрака, и такого слабого света их фонариков. Низкие потолки, прямо над головой, иногда и пригнуться надо, чтобы головой не тюкнуться, лабораторные отсеки сплошь заблокированные, разве что через толстенное окошечко плексиглазовое видно, что внутри научное оборудование стоит, схожее с тем, что у них на станции, пара открытых кают, с двухъярусными койками, и ничего больше. И везде, и всюду эта черная, легкая пыль, что плывет туманом в свете фонарей.
Коридоры, закутки, вот площадка большая, люки внизу.
— Что это? – задумчиво присел у люка.
— Похоже на эвакуационные капсулы. Как у нас, — отозвался Чейз.
— Маловато как-то их тут… — взялся за штурвал, потянул, люк открылся, — Смотри. На месте. Все капсулы на месте. А экипаж тогда где?
— Черт их знает, пойдемте дальше.
— Кэп, как думаешь, что у них тут, что они тут исследовали?
— Похоже, что то же самое, что и мы, только… — оглянулся. Никого, — Где Джесс?
— Не знаю, — Чейз завертел головой, замелькал свет фонарика его нагрудной камеры по стенам, — Черт!
И тут издали послышался визг Джессики, они с Чейзом бросились обратно, туда, откуда доносился крик.
Пробежали по площадке эвакуационной, потом еще по коридору, услышали плачь, всхлипывания из-за поворота, мимо которого прошли с минут пять назад – туда! Увидели Джессику, что сидела привалившись спиной к стене. Руки вскинуты к маске, к лицу, и слышно только быстрое, громкое ее дыхание, всхлипывание приглушенное.
— Джесс, ты…
— Там, — ткнула пальцем вперед, — они там…
— Постой с ней, — бросил Дмитрий через плечо Чейзу и зашагал вперед к открытому высокому люку со штурвалом задрайки. Нагнулся, заглянул. Темно. Толком не видать. Лохмотья какие-то на полу разве что. Пролез во внутрь, выпрямился.
Это было чем то вроде складского помещения. Достаточно большое, с множеством стеллажей, на которых стояли и ящики, и коробки, плясали тени в свете фонарика. Но еще тут было страшно – тела на полу. Странные. Одновременно и истлевшие, будто скелетированные, и местами же наоборот вздутые, будто бы опухшие, покрытые черными разлохмаченными шишаками, наростами, больше похожими на какую-то плесень жуткую. Тела, много тел, с десяток, а может и того больше.
Дмитрий сдернул камеру с груди, подошел ближе, направив объектив на мертвецов стал говорить:
— Предположительно – экипаж. Мертвы. Полагаю, что тут большая его часть. Причины смерти, — шагнул к ближайшему телу присел на корточки, медленно провел светом фонарика над ним, — Огнестрельное ранение в голову, — посветил на соседнее тело, то же самое, — Предполагаю, что тела истощены при жизни, — протянул камеру к мертвецу, показывая как почерневшая кожа облепила кости, — иначе был бы процесс разложения, а не мумификации. На телах присутствует паразитирующая плесень, — провел камерой над черными лохмотьями, — так же видны грибкообразные наросты. Сухие на вид, — пригляделся, прищурился, — пустые образования на телах, похожи на спорангии, споровые мешки. Предполагаю, что пыль в коридорах насыщена спорами, поэтому имеет землистый цвет. Так же предполагаю, что споры могут быть живы и сегодня, в виду того, что волокна плесени на данный момент еще не иссохли, — вздохнул, сказал натужно, механично, — Есть вероятность инфицирования и нас. Необходимо помещение в карантин, обследование.
Встал, снова повесил камеру на грудь, зашагал к выходу.
— Что там? – спросил Чейз сразу.
— Все плохо. Экипаж мертв. Поражение грибком. Возможно и мы тоже инфицированы. Маски не снимать до обеззараживания. Чем только его проводить… Черт! Черт-черт-черт! Какого хрена мы сюда поперлись… — выдохнул, успокоился, — Похоже они тут что-то с чем-то скрещивали. Доигрались. Поэтому нет опознавательных знаков. Будем надеяться, что распространяется эта зараза не контактно, а аэрогенно.
Джессика зарыдала в голос, сквозь всхлипы спросила:
— Мы умрем? Да? Мы тоже так умрем?
— Помолчите, пожалуйста, Джессика. Возьмите себя в руки. Мы уходим. Чейз, помоги ей.
И снова черные коридоры, снова тени, пыль в свете фонариков, шлюз. Чейз тут же полез в свою капсулу на экзоскафе, Дмитрий же помог забраться Джессике в ее сиденье, сказал перед закрытием.
— Джесс, не снимай маску, ни в коем случае. Ты меня поняла? – она часто-часто закивала, и снова разревелась, — Ну и славно. Будь хорошей девочкой, Джесс. Не снимай маску. Неудобно, но надо. Потерпи и все будет хорошо.
Он задраил ее капсулу, залез в свою, устроился поудобнее, включил управление экзоскафом, вышел на связь с Чейзом:
— Готов?
— Готов.
— Открываю кингстоны, — манипулятор экзоскафа потянулся к рычаг
— Как себя чувствуете? – донесся голос из динамиков под потолком отсека.
— Самочувствие хорошее. Болей, повышения температуры, озноба, прочего дискомфорта не ощущаю, — Дмитрий сидел на стуле, если бы захотел поваляться, полежать, поспать, тут была кушетка. Его разместили в отдельном отсеке. Так же и Джессика и Чейз находились каждый в своем помещении, дабы в случае заражения одного не заразить остальных. У всех у них уже взяли кровь на анализ, соскобы с кожи, со слизистых, так же были взяты на анализ и волосы и ногти. Ну и конечно, после того как их хорошенько прожарили в дико горячем водяном паре, после всех этих ультрафиолетовых излучений и жуткого душа с гипохлоридом кальция, после которого вся кожа горела, уже никаких спор на них не было. Да и вообще на их коже после этого не могло ничего живого, бактериального остаться.
— Дмитрий, — это уже Андрей Викторович говорил, — отнеситесь серьезно к вопросам. После санобработки вы можете что-то списать на остаточные явления, но…
— Андрей Викторович, я все прекрасно понимаю. Вы, вон, лучше Джессике лекции читайте. Ей нужнее. И успокойте ее. Записи видели? Что предполагаете?
— Да, записи отсмотрел. Не знаю, что предполагать. Ума не приложу. Ребята по вашим капсулам кое-что подобрали, пока еще результатов нет. Но исследуют. Кстати, ты не знаешь, где камера Джессики? Не видел?
— Нет, наверное там отлетела. По записям видно, как мы бежали, гляньте.
— Глянем. Отдыхай, Дим, восстанавливайся. И если что…
— Если что, то сразу же начну кричать как погорелец. Не дурак.
— Хорошо.
Почти неделя в карантине прошла мучительно долго. Передача пищи с последующей суетой за дверью – обеззараживали, томительное ожидание. Особенно поганым было то, что гадить приходилось в судно, ну и по малой нужде – тоже, не оборудован был отсек отдельным туалетом. Увы. Да и помыться хотелось очень, а вместо этого – таз воды, да губка. Вонь доканывала, въедалась в кожу, в ноздри, уже доходило до того, что принюхиваешься к еде, чуть не нос туда суешь, а все одно – вонь.
А после радостное сообщение, что ничего не обнаружено, что все в норме, распахнутая дверь, а за ней, уже не извечные анонимы в костюмах полной биологической защиты, а обычные, вполне себе узнаваемые люди, лица их. Правда лица сморщенные, прикрывающие носы руками, а Андрей Викторович так и вовсе скупую слезу пустил, то ли на радостЯх, то ли от зловонной вони, что поселилась в этом уже можно сказать «отхожем» отсеке.
Шаг во вне для Дмитрия был шагом в новый мир – в мир жизни. Никто из них, никто из тех, кто стоял там, за дверью не мог понять всех его чувств, всего его счастья. Для них он просто вышел, а для себя – для себя он выжил! Не заразился, не исчез, не умер, не погиб…
— Ну привет-привет, — Андрей Викторович оттолкнул в сторону протянутую для рукопожатия ладонь Дмитрия, и не смотря на вонь, на немытость его, обхватил его, обнял, к себе прижал, — Только ты мне больше таких ЧП на борту не устраивай. Всё под угрозу поставил, всё!
— Ну я ж…
— Да ладно, ладно. На поверхности ни сном ни духом о нашей чертовщине. И запроса я по подлодке не давал. Потом. Позже, планомерно, когда границы исследований расширять будем. Но направление я уж задам, прям туда и задам – не беспокойся!
Тем временем Дмитрий все жал и жал руки своим знакомцам, своим товарищам по станции, народ радовался, а Ичиро, так и вовсе поклонился церемониально, согнувшись в прямой угол, руки по швам.
— Я должен был пойти с вами, — склонил голову, пряча взгляд.
— Ты выполнял приказ. И не беспокойся, сидеть в карантине – совсем не похоже на подвиг, или на геройские мучения. Это просто – мучения, — он схватил руку товарища, крепко пожал ее, отступил стыдливо, сказал тихо, — руки потом помой…
И только Рей Вассерман стоял в сторонке, чуть боком повернувшись. Дмитрий подошел и к нему, хотел было протянуть руку, но этот извечно странный биолог только плечом мотнул, скривился брезгливо. Дмитрий отступил, не любил он его, да и сейчас симпатии к этому лысеющему мелкорослику у него не добавилось.
На плечо ухнула рука Андрея Викторовича:
— Ну ты, друг, давай: мыться, бриться, перышки почистить и через пару часов отпразднуем, устроим банкет в вашу честь, открытие обмоем. Ты знаешь, споры эти ваши – это чудо какое-то! Там понамешано всего и сразу! Ну ладно, всё на потом, давай-давай, беги в душ, амбре от тебя я скажу…
163
