«ВОССТАВШИЙ ИЗ АДА. КУБ ЛЕВИАФАНА».(Мистика, хоррор)

От автора

Попытка написать нечто из ряда вон жуткое и кровавое. Этакое адское творение рук моих ангельских. Насыщенное отмороженным развратом, сексом и мистикой. Сразу скажу вещица неоднозначная. Во всех отношениях. Возможно, вызовет много таких же неоднозначных эмоций и впечатлений.
Вторая часть трилогии из целой данной серии зарубежных авторов и киношников. Мастеров маньяков хоррора и ужасов.
Что получиться еще пока не знаю, но попробовать стоит, раз соблазнился этой тематикой и взялся за довольно интересную хоть и трудную тему.
Думаю, получиться. Нужно только время для работы, которого часто не хватает.
Вот вам на просмотр одно из произведений. Не хуже, думаю, уже известных одноименных работ самого Клайва Баркера. Посоревнуемся, у кого будет лучше. Из того, что уже есть и то, что сейчас вы видите.
Да, из известных уже порождение идей, но свое, и, причем не в одном варианте. Намечена целая трилогия. «ВОССТАВШИЙ ИЗ АДА».
Анафема, часть I.
Куб Левиафана, часть II.
Границы Ада, часть III.
Своя трилогия и свои ужасы. Придет время и эти работы займут свою отведенную полку классической антологии мистики и хоррора.

С уважением к читателю автор Киселев А.А.

 

Предисловие

— Сенобиты — люди, переродившиеся демонами с потерей памяти и вечным желанием творить зло (предположительно, обладают психическими/экстрасенсорными способностями). При уничтожении могут возрождаться (Пинхэд вернулся «столбом душ» и возродился из него).
Русское слово «сенобит» является неточно транскрибированным с английского языка церковным термином «киновит», житель киновии, то есть монашеского общежития.
«Ангелы для одних, демоны для других». В своих романах Баркер описывает сенобитов как «теологов Ордена Ран или Разрезов». Имея множество наименований, они часто упоминаются как иерофанты или посвящённые этого ордена и «Хирурги с Той Стороны» (The Surgeons from Beyond). Сенобиты могут проникать в нашу реальность только через особый пространственно-временной пролом — «схизму» — который, можно открыть и закрыть с помощью особых приспособлений. Слово «схизма» также греческого происхождения, где ?????? обозначает «раскол». Таким приспособлением для создания «пролома» является шкатулка-головоломка (англ. The Puzzle Box), впервые сделанная неким создателем игрушек Филиппом Лемаршаном (англ. Philip Lemarchand) в 1784, по заказу и чертежу Дюка де Лиля (англ. Duc de L’Isle), аристократа, практикующего тёмную магию.

Вступление

В большой женской спальне такого же большого загородного общественного на несколько квартир двухэтажного дома стояли трое мужчин странного вида и в черной похожей на живую человеческую кожу одежде. Она, была сшита из кусков кровоточащей постоянно черной обугленной человеческой кожи и буквально была прирощенной к телам странных ночных посетителей уличной путаны и проститутки Рокси Марцелы Васкес. Они были более, чем странными и вообще мало чего имели похожего с виду на людей. Двое были практически без человеческого живого лица. И то, что было вместо лиц, напоминало некую надетую жуткую сшитую со всех сторон грубыми швами кожистую маску. Было, похоже, у них не было даже глаз. Не было на тех головах волос. И даже ушей. Мало того, их головы были проткнуты вдоль и поперек длинными острыми иглами и кривыми булавками, к которым была прикреплена их срезанная с плечей и шеи вместе с окровавленной плотью кожа. В руках одного были длинные острые сверкающие в тусклом ночном освещении спальни кривые разделочные ножи. У другого, вместо одной руки был загнутый кривой зазубренный крюк. По телам и черной одежде текла кровь. Она сочилась сквозь черную надетую на них кожу.
Но между ними стоял еще один в такой же длинной похожей на черный кожаный плащ одежде. Он мало чем отличался от тех двоих стоящих по его бокам. Лишь тем, что имел человеческое белого как мел цвета лицо. С открытыми широко черными, не моргающими демоническими ледяными и не имеющими ничего общего с человеческими глазами. И его голова и само исполосованное поверхностными глубокими кровоточащими порезами лицо было утыкано все длинными вонзенными в кожу и плоть толстыми, как стальные гвозди иглами булавками.
— Рокси Васкес, ты открыла шкатулку и вызвала нас – произнес тот, что был посередине троих в длинном черном кожаном кажущемся продолжением его тела плаще и с иглами на лице и лысой без волос изрезанной с открытыми глубокими кровоточащими ранами голове — И мы пришли.
Весь дом Рокси Васкес погрузился в некую адскую тьму. Лишь странный непонятный яркий белый гудящий и издающий жуткие нудные леденящие кровь звуки свет пробивался сквозь, жалюзи спаленных окон и свисающие длинные на них шторы.
— Кто вы?! — в ужасе произнесла громко, не веря своим девичьим карим жгучей брюнетки глазам, девятнадцатилетняя уличная дешевая проститутка мексиканка Рокси Марцела Васкес — Какого черта, вы тут появились. Я разве звала вас к себе?! И вообще кто вы, черт вас дери?! Кто вас сюда впустил?! Я помню, запирала входную на замок в квартиру дверь?!
— Мы иерофанты ордена посвященных. Хирурги с Той Стороны. Мы пришли за тобой Рокси Марцела Васкес — произнес тот, что был видимо главным с булавками гвоздями на лице и голове – Мы явились на твой призыв за твоим телом и душой.
— Кто? Что? — она прокричала ему и схватилась за телефон на прикроватном столике, заваленном снотворными таблетками и всяким прочим женским хламом – Убирайтесь отсюда извращенцы херовы! Вы что, грабить и насиловать меня пришли?! Я вызываю полицию!
Рокси Марцела Васкес была уличной шлюхой и проституткой и этим зарабатывала себе на жизнь в городе Эрмосильо на севере Мексики в штате Сонора. Жила как могла и перебивалась, чем придется. Еле таким вот образом сводя концы с концами, и помогая больной своей матери и двум младшим братьям. Иногда удавалось своим телом лет девятнадцати заработать денег, а иногда… ничего. И еще напоследок, могли и отлупасить как дворовую бродячую собаку. Ей часто приходилось ходить в синяках.
Но ей такая жизнь даже стала нравиться. Она находила даже удовольствие в лихом необузданном похотливом сексе и разврате. Даже в побоях. Многие шлюхи привыкают к такой своей развратной участи и греховной жизни.
Рокси привыкла ко всему этому настолько, что ей этого уже было мало. Она в отличие от своих подруг по работе и несчастью, хотела большего. Чего-то на грани безумия и самой смерти. Она хотела такого удовольствия, чтобы сорвало ей вообще с места голову и унесло черт знает куда.
— Рокси Марцела Васкес, тот мир за твоей стеной ничто по сравнению с тем, что ты получишь за свою грешную непутевую душу — произнес булавочноголовый главный сенобит.
— Откуда, ты знаешь мое имя, ты? Как тебя самого звать? — она прокричала ему и потом в телефонную трубку — Полиция! Полиция!
Но ее телефон не отзывался. Ни гудков, ни каких-либо звуков. Лишь шипение в трубке. А этот, что был весь в булавках и черном кожаном плаще двинулся к ее постели и к стоящей возле нее Рокси Марцелы Васкес.
Пинхед остановился и протянул ей свою правую с черными заостренными ногтями руку.
— Как звать меня не важно – произнес ей, главный ей демон сладостных кровавых мучительных страданий — Идем, или мы силой овладеем тобой.
— Что?! — она ему прокричала и, схватив со столика свой ночник и абажур, решила в него бросить. Но в ее правую руку со скоростью револьверной пули вонзился острый как бритва отточенный кривой зазубренный, словно китобойный гарпун крюк, летящий на стальной гремящей цепи. Он вылетел из дальнего правого темного угла ее спальни и вонзился в девичью руку. В саму ее тонкую кисть, пронзая насквозь смуглую мексиканки кожу и плоть, разбрызгивая алую горячую девичью кровь. И выбивая из руки большой ночник и абажур.
Рокси взвыла от жуткой боли и замахнулась на противника своего и злодея левой рукой. Но в свою очередь и в левую руку вонзился еще один такой же крюк с летящей по воздуху с левого угла спальни цепью.
Рокси Марцела Васкес заорала во все горло еще сильнее, когда в ее девичье девятнадцатилетнее тело со всех сторон спальни поочередно, один, за одним, вонзилось не менее дюжины таких крюков и цепей, выволакивая ее на середину спаленной ночной комнаты. И прямо ставя перед тем, кто стоял лицом и перед ней.
Цепи и крючья, натянулись, как гитарная струна, распяли ее и растянули во все стороны и держали легкое девичье молодое в текущей из рваных больших ран крови тело навесу.
Ноги Рокси подкосились на высоких со шпильками туфлях, но она не могла сейчас упасть на пол. На пол капала и текла лишь из ран ее кровь.
— Отпусти меня — она произнесла сквозь боль и слезы тому, кто стоял перед ней – Умоляю. Больно. Отпусти. Я не вызову полицию. Я все забуду.
— Но, только я не забуду этой нашей встречи, Рокси Марцела Васкес — произнес ей Пинхед.
— Я сделаю все, что захочешь, только отпусти меня – она снова, умоляя и стеная от боли, произнесла ему.
— Я отпущу тебя. Отпущу туда, где много сладостных блаженных страданий, о которых ты мечтала и которые, ты всегда хотела. Хотел твой разум и твоя испорченная похотливым развратом душа — произнес Пинхед ей.
— Умоляю, отпусти – она простонала ему, обливаясь своими горькими слезами и запрокидывая свою девичью вверх и назад голову.
— Я не могу, Рокси Марцела Васкес. Даже если бы захотел, то все равно не смог бы этого сделать — произнес ей булавочноголовый главный сенобит. Ты нужна ему.
— Кому я нужна?! — проорала от жуткой боли и от ужаса Рокси Марцела Васкес.
— Моему Господину и Повелителю — произнес булавочноголовый – Тв открыла коробку и мы пришли. Пришли за тобой Рокси Марцела Васкес. И дороги обратно не будет.
Он поднял вверх правую свою руку и два стоящие сзади сенобита подошли к нему и встали снова по бокам и за спиной Пинхеда. Они развернулись к нему спиной, и отошли в разные углы большой темной ночной спальни. Там развернулись, и встали лицом к нему и сбоку к натянутым стальным цепям.
— Мой повелитель жаждет твоего окровавленного истязаемого в неописуемых муках женского молодого тела и твоей к нему жертвенной многострадальной любви, Рокси Марцела Васкес – он произнес ей.
Главный сенобит развернулся от распятой, дергающейся в мучительной болезненной агонии, растянутой крюками и цепями Рокси Васкес, и отошел от нее на несколько шагов. Затем резко развернулся опять к ней своим изрезанным кровоточащим истыканным длинными гвоздями лицом.
— Каждый по-разному получает свое удовольствие — произнес Пинхед — Одни от любовных плотских утех. Другие превращают это в оргию страданий и боли. Кто-то, видя страдания других со стороны. Кто-то купается в наслаждениях от насилия и кровавого убийства. Мы же получаем это от всего и превращаем все в неописуемое наслаждение и превосходство самих мучений над телом и душой человека. Мы созидатели самих страданий и боли. Творцы истинных блаженных наслаждений. Мы те, кто дает вашим душам понятия о самой истинной истории боли и наслаждений. Все ваши плотские пороки в подобие святости и искупления за все ваши земные грехи. То, что вы называете страданиями и болью в этом мире ничто по сравнению с тем, что мы покажем тебе. Ты узришь то, что никогда не видела и не ощущала в своей земной жизни.
— Мой Бог защитит меня – произнесла сквозь боль и стон со злобой, собравшись с силами, Пинхеду Рокси Марцела Васкес.
— Возможно в этом мире, но не в нашем – ей совершенно холодно и громко, ответил Пинхед. И произнес еще — Бог, тот, что пришел за тобой, не имеет жалости. И он никого не прощает. Равно как не прощает любых ошибок. Открыть эту шкатулку головоломку было твоей ошибкой. Это судьба, Рокси Марцела Васкес. Смирись. Прими нашу паству и стань среди нас. Ибо так хочет мой хозяин и повелитель. Левиафан избрал тебя. У нас здесь уже есть Святой свой Себастьян и Святая Варвара. Ты станешь еще одной блаженной святой. Любовницей моему истинному Богу. Богу мук и страданий.
Пинхед скривил ледяную ехидную злобную как у маньяка убийцы улыбку и вынул одну из длинных острых булавок из своей головы. Потом, вонзил ее очень медленно в лоб Рокси Васкес. Та взвыла от боли, но дернуться даже не смогла или оказать в свою защиту сопротивление. Она была распята кривыми зазубренными острыми крючьями и длинными по сторонам цепями. Со всех сторон от каменной стены до такой же стены.
Рокси почувствовала, что что-то с ней произошло. И хоть отнялась одна ее рука, она испытала нечто равноценное блаженству. Это было и вправду приятно. Боль и блаженство. Она увидела райские сады и небеса. Увидела Бога. После того, как вторая такая же игла пронзила ее темя под длинными окровавленными, распущенными черными вьющимися, как змеи кольцами и растрепанными уличной путаны девятнадцатилетней мексиканки во все стороны волосами.
Рокси Марцела Васкес даже забыла, кто она. Себя и свое земное имя. Запрокинув назад свою девичью голову, Рокси закатила свои вверх карие под черными изогнутыми тонкими бровями глаза, и казалось, впала в некий блаженный сонный транс. Можно было со стороны подумать, что Рокси умерла, но это было не так.
Цепи поползли в стороны и натянулись еще сильнее, распиная и растягивая в разные стороны, выворачивая в суставах ее руки и все женское молодое тело. Подняв ее целиком вверх над спаленным полом. Кровь заструилась вниз ручьями по девичьим в черных лайкровых с крупной сеткой чулках ногам к туфлям на высоких шпильках каблуках.
Она даже обмочилась.
Ее тело вместе с яркой вызывающей уличной проститутки одеждой было все в струящейся ручьями крови и ранах, которые раскрылись в стороны.
Лишь ее лицо и голова были не тронуты. Так хотел сам Пинхед. Она понравилась ему. Равно как и его повелителю и Богу.
А Рокси увидела себя летящую над всем земным миром. Парящую на крыльях ангела, среди небес. И тут же, стремительно падающую в бездну самого ада. В сам горящий адский жаркий раскаленный огонь.
Этот огонь опалил ей ее ангельские крылья, превращая их в перепонки летучей мыши. И превращая саму Рокси в нечто ужасное и зооморфное. Покрытое сверкающей в огне чешуей с длинным змеиным извивающимся хвостом.
Она превратилась в дракона. Дракона ада и междумирья. Она становилась частью того Бога, который избрал ее для себя. Жрицей похоти и разврата. Жестокости, боли и страданий. Когда адские стальные прочные цепи разорвали Рокси Марцелу Васкес ее женское молодое девятнадцатилетнее тело. Ее кожу и плоть. Растащив по сторонам и по полу ее квартиры окровавленные куски изорванного мяса с ломанными вырванными костями женского скелета. Волоком и по углам спальни и комнаты руки и ноги. Живые, еще сокращающиеся женские органы вывалились наружу и прямо на пол спальни в огромную кровавую липкую лужу.
Тело превратилось в окровавленные истерзанные и словно перемолотые ошметки, как на скотобойне. Оставив лишь женскую ее голову, и часть позвоночника в руках главного сенобита Пинхеда, который воткнул еще одну свою длинную булавку в затылок головы под волосами Рокси Марцелы Васкес.
Голова открыла свой накрашенный алой помадой рот, но оттуда не было ни одного звука, лишь тихий жалкий стон и хрип из всасывающей еще воздух болтающейся оборванной шейной дыхательной трахеи.
Ее женское милого вида девичье уличной проститутки и брюнетки мексиканки лицо, открыло свои карие цветом глаза, которые сразу стали беспросветно черными, а голова устами демона произнесла – Я отрекаюсь от небесного своего Бога. У меня теперь есть другой свой Бог. Имя ему, Левиафан.

Глава I. Мир за твоей стеной

Марис видел кошмарный сон. Он был в странном мире. В многоярусном каменном лабиринте из множества узких покрытых странной в виде паутины плесенью и кровавыми потеками переходов. Местами с полуразрушенными конструкциями несущих разного вида и форм опор и колонн. Порой стоящих рядами, а порой всего по одной.
Здесь реально было много стен, переходов, каменных разного вида и длинны лестниц и потолков. Которые были разной формы. То высокими, то опускались настолько, что можно было дотянуться своей протянутой рукой до каменного овального свода над головой.
Это был каменный огромный лабиринт. Лабиринт внутри и в форме этакого огромного пустотелого куба. В который Марис попадал каждый раз, проваливаясь в свой глубокий беспробудный сон.
Этот сон преследовал его с самого детства. Марис не знал почему. Он не всегда видел его. Были и другие сны. Обычные сны, что возможно регулярно видят люди. Но вот такого сна, который стал все чаще посещать Мариса Залесского, наверное, не видел никто.
Здесь были даже места похожие на комнаты. Глубоко внутри этажей этого огромного квадратного каменного здания, висящего в неком между небом и землей пространстве.
Что это было за сооружение, Марис Залесский понятия не имел. Но тут в этих странных снах была и его личная комната. Та самая комната, где было совершено убийство. Дикое и нелепое. Руками самого Мариса за которое ему пришлось мотать семилетний тюремный срок.
Все вышло машинально, но он помнил это. Эту комнату в доме на Шляхтицком бульваре в городе Прага.
Он хотел забыть все это. Он свое отсидел, но вот забыть так и не мог это свое преступление. Жуткое, дикое, извращенное и кровавое. Разве такое забудешь. Ту кровавую бойню, которой предшествовала дикая страстная любовная прелюдия и неуправляемая оргия. Кипели необузданные любовные страсти, и потом вышло то, что вышло.
Надо было меньше пить и не принимать наркотики. Может все бы и обошлось. Но, кто-то или, что-то просто извне подтолкнуло Мариса совершить это кровавое дикое зверское преступление. Где он, убив свою жертву, просто катался в ее крови в состоянии бессознательного и полоумного аффекта. И где его и повязала городская полиция.
Он каждый раз в этом сне приходил сюда. Сколько бы, не бродил по каменным лабиринтам длинных извилистых переходов и коридоров кажущегося живым и реально существующим этого висящего в пространстве адского выстроенного кем-то гигантского нелепого сооружения.
Это был его ад. Собственный ад. Ад во сне, что не давал ему Марису Залесскому покоя.
Он видел текущую по стенам этой комнаты кровь и слышал дикие со всех сторон женские крики. Он не видел тут никого, но они были здесь и изводили в том сне его теми криками о помощи. Это продолжалось весь оставшийся сон который, он не мог просто покинуть. Он не мог покинуть ту комнату в городском доме на Шляхтицком переулке в доме под номером № 58. Свою убитую его собственными руками любовника любовницу с улицы и городскую путану красавицу черноволосую и жгучую кареглазую брюнетку, лет двадцати Барбару Сташковски. Которую Марис сильно любил. И убил. Это было около десяти лет тому назад.
Единственное, что его утешало, что это был всего лишь плохой дурной странный сон. И хоть он имел к реальности прямое отношение, все же это был просто сон.

***
Музейный хранитель Джеймс Коннор, взяв в руки шкатулку Филиппа Лемаршана, произнес, любуясь уникальным шедевром древнего средневекового мастера умельца — Я много слышал о нем. Но, вот увидел в реальности первый раз в своей жизни. И держу в своих руках этот шедевр средневековья. Надо этот уникальный образец передать реставраторам нашего музея. Пусть ее приведут в надлежащий вид.
Он вертел ее в своих руках, туда и сюда, то поставляя перед большим в своем директорском кабинете музея древности «ПАЛЛАСИО» почти в самом центре города Прага. В Чехии. На улице Нерудово. Дом 15. Строение 112. В узком переулке возле нескольких окраинных городских тряпичных бутиков магазинов. В одном из них и занимающих половину этого дома.
Это был небольшой совсем музей, частного характера, где самим владельцем его и был Джеймс Коннор. Музей Коннора имел хорошую в городе репутацию. И его часто посещали все, кому он был интересен и все его содержимое. А оно было довольно богатым. Тут были экспонаты глубокой земной древности разных эпох. От Шумеров, Дренего Египта до глубокого Европейского средневековья. Экспонаты свозились отовсюду. А директор и хозяин музея хватал их с нескрываемой своей жадностью, порой не особо даже жалея денег из личных карманов и музейного фонда.
— Я знаю, кому тебя отдать – он произнес своему новому приобретению – Марис Залесский.
И его нисколько не волновало это имя и что оно в свое время натворило, ибо Марис Залесский был хорошим и единственным сюда сумевшим устроиться после тюрьмы музейным экспертом. По своей профессии в прошлом и теперь настоящем после практически пятнадцати лет отсидки в тюрьме города Прага за убийство своей любовницы, но не досидел до положенного установленного судом срока. Был выпущен по досрочке за хорошее поведение и без каких-либо нарушений. И что удивительно, Джеймс Коннор его взял в свой музей древнего антиквара. Так как Марис был профессионал в своей работе и в некотором роде талант от своей природы. Кроме того, во всем отлично разбирался и умел даже разгадывать сложные загадки. А это было очень важно. Особенно для оценщика таких древностей, какие хранились в этом музее почти в центре самой Праги. Мало того, Марис Залесский был лицом этого музея. Видный и высокий лет чуть более тридцати мужчина. По которому, и не скажешь, что был некогда судим и даже за убийство. Черноволосый и красивый лицом. С карими выразительными глазами, что притягивают и околдовывают женщин любых возрастов. На Мариса тюрьма почти не оказала никакого отрицательного воздействия. Он был крепок своим мужским в самом соку телом и умом. И не растерял своих рабочих профессиональных навыков. Он нравился как отличный музейный работник владельцу и директору музея Джеймсу Коннору, американцу, приехавшему когда-то и уже давно из США и осевшему капитально в Европе. Сперва в Испании в Барселоне, где имел сейчас в данный момент похожий второй такой же музей древностей и с таким же названием. А позднее, перебрался в Чехию.
Бизнес пер как надо. Товар был всегда в хорошем потребительском спросе у местных горожан и ряда хоть и сомнительных и загадочных, порой даже не совсем понятно, чем занимающихся личностей.
Джеймс Коннор повертел, держа в своих руках, поднеся к большому окну, перед ярким солнечным светом небольшой на вид, красиво оформленный в загадочный золотистый орнамент кубик.
В этот момент ему показалось, что так делать не надо. Ибо кубик или вернее, некая загадочная маленькая шкатулка издала странный музыкальный внутри себя звук и Джеймсу, показалось еще, что ее вокруг окутывает черный плотный витающий в воздухе ореол, не то дыма, не то света. Будто она старается защитить себя от лучей яркого падающего на нее через стекло большого окна солнца. Мало того, она становилась горячей. И Джеймс Коннор быстро отвернулся от окна и отошел подальше и вглубь большого музейного зала, где была масса привезенных со всего света старинных вещиц под защитными бронированными витринами.
— Да, ты непростая штучка, как я погляжу — он произнес шкатулке Лемаршана, не на шутку даже испугавшись – Нет, не простая. Ну, Теди Росси и удружил ты мне. Где он тебя откопал? Мексика. Гребаная Мексика.
Он быстро положил шкатулку внутрь особого стеклянного футляра и в саму витрину, закрыв ее на маленький, но прочный стальной замочек.
— Скоро, думаю, узнаю, кто ты такая — произнес он шкатулке Великого французского средневекового мастера Филиппа Лемаршана – Вот наш главный специалист по таким, как ты, эксперт Марис Зелесский придет. И все узнаем. Он для меня такая же по сей день загадка, как и ты, милашка. Но, необычайно хороший специалист по антиквариату и древним редкостным красивым вещицам.

***
Марис Залесский с трудом добрался до городского центра и улицы Нерудово. В городе случились кругом с утра пробки. Время на его ручных часах было уже почти десять часов, а он только еще переступил порог «ПАЛЛАСИО». Мало того, с утра шел сильный проливной дождь. Кругом лилась сильная в бурных вспененных потоках дождевая вода и дождевые водостоки с ней с большим трудом справлялись. Но Марис все же добрался на идущем городском наполненном промокшими в том дожде чуть ли не насквозь пассажирами до своего место назначения.
Он вошел в здание своей постоянной единственной в этом городе работы, которая ему была по душе и нравилась. К тому же ему здесь за его кропотливые честные труды хорошо платили. Хоть этот хозяин этой работы был крайне скупой на свою руку и не любил разговоры о деньгах, когда речь заходила о зарплате, тем не менее, он платил Марису Залесскому достаточно, чтобы в принципе спокойно сейчас жить на съемной в Праге квартире и совершенно без каких- либо проблем.
Марис тщательно обтер свою обувь о лежащий большой половой сухой коврик на входе у дверей и вошел в просторный широкий холл дома и музей американца эмигранта Джеймса Коннора.
Он выдвинулся вперед к свой рабочей мастерской. Никого не встретив, на своем пути, хотя тут всегда были и работали люди, роняя с себя в ручейках текущую дождевую теплую летнюю воду, спустился в цокольное под зданием подвальное помещение, Где находилась большая химическая лаборатория и экспертный реставрационный отдел музей магазина.
Тут помимо Мариса Залесского работало еще пара человек из группы экспертов и реставраторов.
— Марис, привет – его вдруг, громко окликнула, приветствуя его подруга по работе худенькая и невысокого ростика в очках всегда практически носящая забранными в тугой комочек русые волосы на своем темечке головы Марика Свобода — Ты сегодня опоздал. Этот мистер Коннор обыскался тебя.
Марика Свобода подошла к Марису и взяла того за руку. Марис взял ее женскую, молодой лет двадцати семи девушки эксперта по древним музейным реликвиям утонченную правую маленькую руку, своей левой рукой. И поцеловал ее, мягко глядя из-под лобья своими карими очаровательными молодого, лет не старше тридцати мужчины глазами черноволосого брюнета в голубого цвета глаза светловолосой коротко и по-модному остриженной шатенки Марики Свободы.
С него текла ручейками вода. С промокших его волос и с одежды прямо на пол. А за спиной по длинному коридору цокольного подвала вдаль к лестнице были видны по кафельному плиточному полу, сырые следы его обуви.
Марис нравился Марике. Но у них пока еще ничего не было близкого. Зато у Марики Свободы были близкие отношения с другим знакомым Мариса Залесского, еще одним сотрудником экспертом и работником музея магазина «ПАЛЛАСИО» Тадеушем Прохазка. Не любовь, а именно лишь одни сексуальные отношения. И эти отношения начались еще до того, как Марис Залесский оказался здесь на своей работе. Когда после долгой тюремной отсидки в тюряге его подобрал, буквально как бродячую бесхозную собаку, вот с такой же мокрой от проливного летнего дождя улицы, скрывая его от своих работников криминальное прошлое, сам американец эмигрант и хозяин музея магазина древностей Джеймс Коннор. Он поверил Марису и принял его на работу, убедившись в его практических и неординарных способностях разгадывать секреты и загадки его антикварных древних музейных находок.
Здесь Марис был просто бесценен. Никто из других работников музей магазина не умел то, что умел Марис.
— Марис! – раздался в цокольном этаже здания громкий гортанный голос директора и хозяина музея магазина «ПАЛЛАСИО» Джеймса Коннора.
Тот видимо выйдя из своего личного директорского кабинета и пройдя по своему зданию, увидел мокрые от дождя следы до самого подвала и экспертной лаборатории. Похоже, Марис Залесский плохо обтер свою обувь. Да и вода бежала ручьями с него, так что за Марисов четко обрисовывался мокрый далекий по гладкому серому плиточному кафельному полу до самого цоколя след. Ибо не было сейчас с утра тут нанятой поломойки уборщицы. Она мыла полы с вечера к утру. И до следующего вечера ее здесь не было.
— Судя по сырым твоим оставленным после дождя следам, придется пересмотреть график уборки моего здания для уборщицы – произнес, подойдя к Марису Залесскому, его директор и работодатель Джеймс Коннор — Привет, Марис – он поздоровался со своим коллегой и работником музея древностей.
Увидев своего шефа и патрона, Марика тот час, решила быстро удалиться назад в свой кабинет и продолжить свою работу. Или хотя бы создать вид работающей, чтобы директор видел это. Она закрыла за собой плотно дверь, но остановилась у нее, и прислонившись к двери левым своим ухом головы, подслушивая разговор Джеймса Коннора и Мариса Залесского.
— Простите, директор – Марис произнес виновато – Этот чертов проливной дождь. Да и эти чертовы в городе с утра пробки. Еле вообще добрался до работы. Одну улицу залило сплошь водой вместе с дорогой. Вот автобус искал пока сам объезд я и опоздал на работу. Извините, шеф.
— Ничего, Марис, ничего – произнес Джемс Коннор, похлопав Мариса Зелесского по левому плечу правой своей американца директорской тяжелой рукой.
Джеймс Коннор был крупного своего полноватого телосложения. И роста более метра семидесяти. Ниже самого Мариса, который был выше его на целую голову. С широкой как говорится костью. Марис Залесский был более утонченным в телосложении и стройным молодым человеком, не в пример этому уже пятидесятилетнему широкому со всех сторон, как ни посмотри верзиле.
— Ладно, забудем, пока про всякие сейчас опоздания на работу – произнес Джеймс Коннор – У меня появился покупатель, Марис – он обратился к нему – Весьма для нас и меня лично ценный покупатель. Он, как и я также американец. Приезжий сюда в Чехию. Понимаешь меня, Марис? – он спросил Мариса Залесского.
— Да, шеф – тот ответил тому.
— Так вот, слушай меня – произнес директор Марису – Помнишь ту квадратную коробочку шкатулку, что привезли мне из далекой Мескики? Эту золоченую хитро сделанную головоломку некоего средневекового французского умельца мастера Филиппа Лемаршана.
— Да, я знаю, патрон – произнес Марис – Я слышал, это весьма и довольно редкая загадочная вещица. И уже нашумевшая на весь мир. Слышал, что она имеет некий внутри себя тайный секрет. И сконструирована весьма загадочно. Я читал из ряда исторических источников.
— Зайдем в твой кабинет — произнес Джеймс Коннор и открыл дверь в его кабинет и лабораторию, сопроводил за правое плечо, слегка подталкивая туда Мариса Залесского.
— Нам не нужны лишние сейчас уши. Тут будет лучше – произнес он Марису.
Они зашли внутрь и сам директор и хозяин этого здания, закрыл за ним и собой плотно дверь.
Марис прошел в центр своей лаборатории, где стояли столы с колбами, ретортами и прочими приборами для химических проб и анализов. Экспертных различных опытов. Заваленные разбросанными по поверхности самих широких столешниц исписанными творческой рукой самого Мариса Залесского тетрадками и журналами.
Джеймс Коннор подошел к нему и продолжил сам с ним разговор – Так вот, о чем это я? А, вот значит так. Вчера был у меня покупатель желающий купить эту шкатулку Лемаршана и довольно за дорого. Понимаешь меня, Марис? – он спросил его, внимательно глядя тому в его карие брюнета ученого глаза своими лукавыми американца, практически бесцветными серого редкого оттенка глазами.
Речь шла про эту странную привезенную из самой Мексики старинную шкатулку.
Марис имел уже дело с этой вещицей. Он держал в руках эту шкатулку Лемаршана. И директор даже не знал об этом. Эта чертова шкатулка привлекла его внимание любителя странностей и головоломок. Она, точно позвала его к себе неким странным звучащим в самом воздухе живым неким голосом, когда он проходил мимо нее. И витрины, где она находилась.
Джеймс Коннор даже и не знал, что эта шкатулка Лемаршана побывала в его Мариса уже руках. И без его ведома и положенного разрешения. Он брал ее однажды и тайно из стеклянной витрины, когда работал тут в своей лаборатории прошлой ночью. Сказав своему шефу, что есть такая необходимость задержаться на работе и заняться исследованиями, кое-каких музейных артефактов. На что без сяких лишних вопросов и сопротивления, получил от своего начальника разрешение.
Он пытался открыть ее, но пока безуспешно. И никому про это не говорил. И сейчас было такое ощущение, что эта маленькая странная древняя в золотом загадочном орнаменте коробочка, имела с ним, Марисом некую потустороннюю мистическую связь.
Нет, ничего жуткого, пока не произошло. Ни пока каких-либо загадочных явлений, ни видений. Но было что-то, что ему не давало, именно теперь покоя, как вот эти серые и практически бесцветные, глаза директора и хозяина «ПАЛЛАСИО» Джеймса Коннора.
Образовывался этакий, точно сказочный мир за твоей спиной.
Марис стал много подмечать в поведении каждого здесь в этом торговом доме музее, как и самом городе. Странное поведение людей. И даже животных. Изменение в движении, лицах мимики. Взглядах и взорах. Даже когда он, Марис ехал в переполненном городском автобусе сегодня на работу, то на него все как-то, хоть и украдкой, но странно пялились, будто он некто прокаженный или проклятый. И ему было от всего этого неприятно и даже жутко. Как сейчас от этих глаз своего патрона, начальника и директора Джеймса Коннора. И это все после того, как он, Марис Залесский еще не нашел разгадку этой древней средневековой шкатулки Филиппа Лемаршана. Но она, казалось, нашла в нем самом что-то, что ее привлекло к нему.
Он хотел познать тайну ее конструкции. Он верил в то, что маленькая эта коробочка открывается. Как, он пока не знал, но хотел познать ее все тайны, что были скрыты внутри этого маленького на вид хрупкого предмета. Что там таилось за его золочеными стенками?
Мариса сам не заметил, как отключился от разговора со своим начальником и директором музея магазина древностей.
— Марис, ты меня слышишь? – прозвучал громкий голос Джеймса Коннора, все также непрерывно, смотрящего на него своими бесцветными серыми глазами пятидесятилетнего американца – Что с тобой, Ты, точно уснул стоя.
Марис встряхнулся, приходя в себя, и заморгал своими карими брюнета чеха глазами, выйдя из своих раздумий и некоего ледяного оцепенения.
— Нет, нет, все нормально, Джеймс– он произнес – Все в норме. Просто, вдруг вспомнил, выключил ли я дома свою электроплиту. Я торопился на работу и не все помню.
— Ладно, продолжим разговор – произнес Джеймс Коннор — Только не зависай как компьютер и не отключайся больше, коллега.
— Хорошо, Джеймс, хорошо – произнес ему удовлетворительно и глядя также по-прежнему в глаза Марис Залесский.
— Значит так, Марис – произнес Джеймс Коннор – Знаю, что только ты справишься с этим – он уточнил сразу и продолжил тему – Нужно поработать быстренько над этой вещицей. Сделать ей оценку, ну и подробное описание самой ее конструкции. Зафиксировать в своих отчетах и поддать мне к заврашнему. Но, главное финансовая стоимость этого антиквара. Это главное. Сколько мне содрать с моего клиента за эту вещицу. Уж очень она ему нужна. И за ценой тот не постоит, как сам мне об этом сказал. Короче, бери эту шкатулку из витрины, я разрешаю, и работай сегодня над ней. Завтра жду от тебя все отчеты по работе.
С этими словами Джеймс Коннор развернулся и пошел к выходу из личного подвального лабораторного кабинета Мариса Залесского. А Марис остался стоять, немного отойдя назад и привалившись к своему лабораторному столу с ретортами и колбами в странном опять предчувствии чего-то нехорошего и необъяснимого, что мучило теперь его каждый час и каждую минуту.

Глава II. Кровожадная Мексика

— Начальник — обратился к своему непосредственному командиру карательного мафиозного бандитского отряда Эрнану Фабио Алигару ближайший подручный Энрике де Сальдоре — Куда мы этих тварей везем? Все туда же, в каменные руины, на нашу старую пчелиную пасеку?
— Нет – тот тому ответил – На этот раз в лес. Там будем делать свою неблагодарную, но хорошо оплачиваемую работу.
Командир банды и карателей повернул свою в черной маске голову на одного из пяти своих подручных человек и спросил – Видеокамеру не забыли, олухи? А то, как в прошлый раз, вместо бензопилы были только одни мачете и топоры. Из-за чего провозились дольше положенного времени.
Те ему покачали дружно своими в таких же черных масках своими головами в знак того, что все в полном порядке. А один, здоровенный и, как видно самый сильный из всех здесь в этой группе бандитов и карателей тяжелым низким голосом, произнес – Не беспокойтесь шеф. Все взяли. Я лично все сам укладывал в багажник нашей тарантайки. Весь надлежащий инструмент. А камера в кабине на заднем сиденье.
В быстро идущем по проселочной дороге большом черном фургоне под ногами своих будущих палачей лежала целая семья четы Родригес. Связанная по рукам и ногам прочной липкой лентой и закованная еще в дополнении ко всему стальными наручниками. Сам сорокапятилетний прокурор местного судебного городского парламента города Тихуана Фламио Родригес и глава этой семьи, его любящая мужа жена Сильвия. И две, лет не старше двадцати дочери, Эльза и Розалинда.
Они были схвачены наркомафией мексиканского кокаинового картеля по распоряжению и личному приказу главы картеля дона Диего Кармильо Сантес для ликвидации и личной мести всем правоохранительным органам города Тихуана за недавнюю шумиху на границе со Штатом Техас, когда полиция и специальные войска правопорядка США и самой Мексики, перехватили целую группу, пересекающую границу между Америкой и Мексикой ночью и тайно, наркодиллеров с товаром порошка, готового кокаина на сумму в пару миллионов баксов.
Готовилась кровавая жуткая расправа в знак мести и назидания всем, кто встанет на пути, пока еще не такого сильного, как тот же Sinaloa или Los Zetas, но стремительно набирающего свою лихую по размаху силу в городе Тихуана наряду с картелем Оахаса — Оахаки картель Gutiera — Гутиера.
— Далеко еще, начальник? – спросил сидящий у самого края боковой скамейки у открывающегося откидного борта, летящего по темному ночному шоссе черного как сама ночь микроавтобуса четвертый в группе убийц и палачей, тот самый здоровенный и сильный из восьми человек.
— Заткнись и помолчи, Массимо – произнес ему командир группы убийц и наемников Эрнан Фабио Алигар — Не терпится уже что ли? Успеешь еще помочиться на их свеже расчлененные трупы.
Не было на небе ни луны, ни звезд. Все небесное ночное пространство сейчас затянули черные ночные тучи. Дождя не предвиделось, но небо было плотно ими закрыто.
— Энрике – произнес третий по значению в группе убийц Хорхе Мартинес Гавальеро — Как поживает твой брат? Я давно его что-то не видел уже.
— Не беспокойся, Хорхе — тот тому ответил – Он сейчас, как и мы на деле в Хуаресе. Сейчас делают тоже самое на картель Оахаки. Кромсают на куски пару честных полицейских законников, что залезли со своими законами не в свои ворота.
Машина сделала резкий поворот, и свернула на узкую неровную лесную дорогу среди невысоких сопок и гор. Заросших полутропическим лесом, состоящим из пихт оямель, тонкоствольных сосен с редкими дубовыми деревьями.
Резкая смена окружающего пейзажа, из пустынного выжженного солнцем ландшафта с глубокими вдоль дорог каньонами на густые вечно зеленые леса в такое достаточно темное время, практически незаметна.
И вот большая черная машина уже продирается, сквозь сами густые заросли с высокой травой и папоротником. Совсем свернув с лесной самой дороги. Медленно, направляемая взмахами левой руки, идущим впереди в пятнистой военной униформе человеком. В черной надетой на голову маске под свет в его правой руке ярко горящего фонарика. Мелькая своим темным силуэтом между стволов деревьев, все глубже и глубже забирается в сам лес.
Вскоре она останавливается и гасит свои фары.
— Стой! – раздается в ночной темноте громкая команда и глушится сам двигатель микроавтобуса Chevrolet Express и GMC Savana. Затем, открываются со скрипом задние обе двери небольшого микроавтобуса. И оттуда быстро, один, за одним, выскакивают в саму темноту ночи пятеро до зубов вооруженных автоматическим оружием крепкого весьма телосложения одетых в военную полную экипировку и военные шнурованные ботинки убийц и молотчиков картеля Гутиера. Еще четверо выпрыгивают из самой кабины и водительского сиденья большого достаточно вместительного черного как сама ночь автомобиля.
Они все из бывшего Мексиканского военного коммандос.
Их специально набирали из таких. Отпетых головорезов и наемников.
Разделаться с приговоренными к смерти, такими как эти связанные и практически полностью обездвиженные будущие жертвы ночной зверской расправы могли и люди попроще. Обычные преступники из нищих трущоб Тихуаны. Оборванцы преступники и обычные обдолбанные наркотой нарколыги. Из самой кокаиновой банды картеля. Но поручили именно этим из бывших…Воякам и наемникам. Этим было вообще уже не привыкать творить подобное. В легкую. Без телесного содрогания и любых угрызений совести. Там, наверху в главном руководстве самого картеля так решили. И они принялись за свое дело.
— Вот тут самое то, место вполне подойдет — раздался голос главного в группе среди палачей и убийц Эрнана Фабио Алигар — У этой поваленной сосны. Давай, тащи этих сюда по одному. Начнем.
— Камеру, камеру сюда давай, Диего – произнес одному из группировки — Ставь, вот сюда – произнес Энрике де Сальдора и указал на место рукой в черной перчатке. Он произнес такому же, как сам бандиту из военных Диего Кастелано — Следи за ней. Будешь вести видеосъемку.
Этот Энрике де Сальдора больше всего сейчас суетился, командуя и раздавая приказы за своего непосредственного командира Эрнана Фабио Алигар, что стоял с еще тремя своими под его началом помощниками к ногам которых бросили, вытащив из черной машины всю семью прокурора городского парламента и суда Тихуаны Родригес и самого Фламио.
Они были до всего этого хорошо уже измучены и избиты. В свежих синяках и ушибах. В крови с разбитыми и отекшими от кулаков и военных ботинок мало узнаваемыми распухшими лицами. Кроме того, в их большом и довольно богатом прокурорском доме, было все перевернуто вверх дном. Искали всевозможные собранные улики и документы против картеля Гутиера и всех членов и главаря картеля дона Диего Кармильо Сантес.
— Балтазар и Рокас — произнес Эрнан Фабио Алигар.
— Да. Командир – произнесли двое в масках подошедшие к своему начальнику бандита.
– Вы в этом деле новые люди — произнес им Эрнан – Я вас еще плохо знаю. За вами самая грязная работа. Сделаете, как положено, возьму в свою проверенную группировку. Нет…Останетесь в обозе и на подхвате с низкой оплатой за службу и все ваши труды.
Казнь и расправа началась.
Первым просто зверски и совершенно безжалостно, казнили мать самого прокурорского семейства родригес. Так указал сам командир бандитской группы палачей и убийц Эрнан Фабио Алигар.
Прямо на глазах своих мужа двух дочерей Эльзы м Розалинды.
Сильвии Марии Родригес сидящей на коленях спиной к своему палачу со связанынми за спиной тугой веревкой отрезали длинным острым точно бритва отточенным военным ножом сперва голову. А потом, уронив еще дергающееся в бешеных конвульсиях обезглавленное окровавленное, погибающее женское тело сорокасемилетней Сильвии, просто порубили таким же заточенным до бритвенной остроты с длинной рукоятью топором. Просто, как некую тряпичную куклу. На отдельные куски. Отрубили той руки и ноги. Предварительно содрав всю на теле одежду.
Еще не успело остыть мертвое бездыханное в луже своей же пролитой на земь крови исковерканное зверями убийцами тело. Или то, что от того осталось, Принялись за дочерей Родригес. Так спланировал еще до самой зверской расправы и казни главарь жестокой банды картеля Гутиера Эрнан Фабио Алигар. Для того, чтобы их отец напоследок видел смерть всех своих родных. За свои содеянные перед наркокартелем праведные грехи. Он с полицией Мексики много копался в делах картеля. И это его дело рук, когда под суд попали многие члены этой крайне опасной мафиозной группировки и даже личных людей босса дона Диего Кармилио Сантеса.
Последним казнили отца самого прокурорского семейства. До того как ему перерезали острым военным ножом горло, он проклял всех своих убийц до седьмого родового колена. И в первую очередь главаря карателей Эрнана Фабио Алигара и его босса наркомафии дона Диего Кармильо Сантес.
Все это лишь вызвало дикую звериную злую насмешку над несчастным городским прокурором и его растерзанными такими же несчастными родными.
Все закончилось, где-то, в два часа ночи.
Расчлененные на отдельные куски труппы запихали в черные полиэтиленовые огромные мешки и забросили в фургон микроавтобус Chevrolet Express и GMC Savana.
Эрнан Фабио Алигар вспомнил о странном предмете, что при обыске он нашел в доме семейной прокурорской четы Родригес. Это помимо тех денег, что и ворованного трофейного золота, что он прихапал себе, разделив со своими бандитами подельниками. Уезжая затем, подпалив сам большой семейный дом прокурора Фламио Родригеса. Эрнан не был уверен, что они, перевернув его вверх дном, нашли то, что потребовал с него его хозяин и главарь кокаинового мексиканского картеля Гутиера дон Диего Кармильо Сантес. Документы и все улики против него и самого картеля.
Эрнан Фабио Алигар решил, что огонь сам довершит начатое им кровавое преступное дело.
Главарь своей кучки убийц бандитов сейчас держал в руках странный в золотом красивом орнаменте небольшой кубик похожий на некую загадочную с секретами шкатулку. Ее нашли в доме этого казенного городского прокурора в его личном кабинете спрятанной в шкаф и запертой под замок. Он отобрал ее у своего подчиненного второго в группе палачей и убийц Энрике де Сальдоре, вопреки его недовольствам.
Эрнан не знал, что вообще это такое. Он первый раз видел этот странный, непонятный, но весьма красивый предмет.
Он покрутил совершенно легкую и почти невесомую коробочку в своих в черных кожаных перчатках руках, рассматривая ее пока его люди грузились в черный микроавтобус.
— Хм – он произнес сам про себя – А ты интересная. И думаю, не такая уж простая штуковина.
Эрнан Фабио Алигар решил, сегодня же после личного доклада о выполнение порученного дела своему боссу и главарю картеля Гутиера дону Диего Кармильо Сантес, заняться в полном своем уединении в своем личном загородном доме на территории картеля этой своей интересной и занимательной находкой.

Глава III. От судьбы не сбежать

Микроавтобус Chevrolet Express и GMC Savana летел обратно по своей дороге в сторону Тихуаны, когда сзади засверкал своими проблесковыми мигалками маечками и громко гудя своей оглушающий все вокруг ночное темное пространство и саму автомобильную дорогу полицейский автомобиль.
— Полиция, черт ее побери! – прорычал громко и злобно второй по значению в кровавой банде наемников и убийц Энрике де Сальдора.
Все схватились за свое оружие.
— Подбери свои сопли и заткнись, Энрике — прорычал уже не своего помощника сам командир группировки картеля Гутиера Эрнан Фабио Алигар – Это просто всего лишь один не купленный картелем, пока еще дорожный полицейский. Только и всего. Без паники, ребята. Я с ним с ним сейчас довольно близко пообщаюсь.
В громкоговоритель, установленный на крыше полицейской легковушки было слышно, как полицейская машина голосом своего водителя требовала, чтобы черный большой фургон остановился и прижался к проезжей пыльной каменистой обочине дороги.
— Шеф разреши, мы пришьем этого легавого – произнесли сразу двое из его шайки уголовников и преступников, Балтазар и Рокас, раззадоренных зверской кровавой казнью семейной четы Родригес. Сейчас все еще на кровожадном диком зверином взводе. И жаждущие еще убийств и крови.
— Молчать! – скомандовал им Эрнан Фабио Алигар – Я сам решу этот вопрос! Тормози, Диего!
Машину туда и обратно, все также вел, тот, что возился с видеозаписью и камерой Диего Кастелано.
Машина резко стала тормозить и прижалась к краю дороги, подымая в темноте серую дорожную густую пыль.
Полицейская машина, мигая своими яркими синими мигалками в темноте ночи, обогнала большой черный фургон и тоже прижалась к дорожной обочине. Она остановилась, как и микроавтобус Chevrolet Express и GMC Savana.
Это был патрульный Chevrolet-Impala 1976 года.
Не выключая свои синие яркие проблесковые мигалки, и не глуша гудящий, достаточно громко двигатель Chevrolet-Impala из полицейского автомобиля вылез плотного телосложения полицейский, лейтенант дорожного патруля с именем Марко Ферретти. Он был американец, живший на границе между Мексикой и Америкой. Там же и нес свою патрульную дорожную постоянно опасную работу. Особенно сейчас, когда расцвела махровым цветом здесь торговля людьми, зверские жестокие убийства, и Колумбийско — Мексиканская наркомафия.
Марко Ферретти, держа в направлении на черную большую машину свой горящий ручной фонарик, сам выдвинулся вперед, не торопясь и вальяжно вразвалочку как делают, чуть ли не все дородные полицейские, подходя по самой обочине асфальтированной ровной дороги под номером Т650 к своей намеченной для обязательной проверки подозрительной цели.

***
В дверь его лаборатории и кабинета постучали. В самый такой момент, когда Марис Залесский уже начал догадываться, как устроена эта странная, но интересная шкатулка. Он успел сделать пару оборотов, поворачивая маленький в золотой оправе кубик в своих руках.
— Кто там?! – он громко крикнул пока еще не собираясь оборачиваться, вставая с винтового лабораторного своего стула на длинной стальной единственной ножке с крестообразной опорой.
— Марис! Это мы! — он услышал за той своей кабинетной дверью.
— Что вам сейчас нужно?! — он прокричал, вновь продолжая вертеть шкатулку Филиппа Лемаршана в своих руках и длинных ученого эксперта пальцах с красивыми коротко обстриженными ногтями, и не отвлекаясь, ни на мгновение от своей работы.
Рядом с ним лежала общая большая учебная листов на сто тетрадь в клеточку. Марис Залесский решил записывать все, что сейчас делает и исследует подробно и по пунктам. Все, расставляя куда нужно и занося все в эту тетрадь.
Вообще, этот его работодатель директор магазина и музея Джеймс Коннор хотел лишь установить оценочную стоимость данной вещицы. Его волновали лишь одни только деньги. Все остальное его не интересовало.
— Кто мы?! — Марис снова прокричал, хоть и знал кто за дверями, но просто так сделал. Ему не хотелось бросать вот так свою внезапно на середине работу и увлечение. Ему сейчас казалось, что он с этой коробочкой уже давно знаком. Она ему как-то легко поддавалась. Будто сама хотела, открыть ему свои тайные секреты, и шла на поддавки.
— Не дури, Марис! -проорала через дверь ему его коллега по исследовательскому цеху и подвальной цокольной музейной лаборатории Марика Свобода — Открой нам!
— Вам?! – Марис продолжал валять дурака — Кому вам?!
— Ну знаешь! – прокричала Марика Свобода ему через запертую зверь.
— Хорошо, иду! – о н соскочив и развернувшись на своем лабораторном стуле прокричал той и спрыгнув с него подошел к двери.
Марис открыл ее, сняв с металлической запорной задвижки изнутри двери.
Там стояла Марика и ее любовник и товарищ по лабораторным наукам эксперт, как и она, такой же молодой, как и Марика Свобода Тадеуш Прохазка.
— Привет, сегодня мы не виделись с самого утра, Марис– произнес его второй коллега по работе над реликтовым древним музейным антикваром Тадеуш Прохазка.
— Привет, Тадеуш — произнес, улыбаясь, глядя из-под надетых на свои карие выразительные мужские глаза очков Марис Залесский – Чем, могу быть полезен? Что вам нужно? Вы, оба куда-то собрались и меня решили с собой туда же забрать? Вы уже едете домой?
Марика свобода и Тадеуш были уже в городской верхней одежде и были сейчас вне своей работы, собираясь, как и тот и другой видно по домам.
— А, ты решил здесь заночевать? – спросил Тадеуш Прохазка его.
Он был, чем-то похож на Марику. Тоже шатен со светлыми русыми волосами и синими глазами. Высокого, выше среднего ростом. Выше Мариса, почти на целую голову.
— Да, вот решил – ответил тому Марсис Залесский.
— Мы тут с Тадеушем , решили пойти под вечер в кафе — произнесла первой Марика ему – Хочешь, пошли вместе. Посидим, кофе попьем. И о чем-нибудь поболтаем.
— Я рад был бы да не могу, и именно сейчас Марика — произнес Марис Марике – Я должен к утру составить отчет по своей работе Джеймсу Коннору. Это архи как срочно.
— Это эта шкатулка Лемаршана? – спросила Марика его и продолжила – Джеймс, то и дело о ней ведет без конца свои разговоры. У него какой-то появился богатый и заинтересованный в ней клиент. Готов не особо церемонясь, выложить любую кругленькую за этот антиквар сумму. Интересная коробочка, не правда ли? Мне она тоже весьма интересна. Наш директор мог и мне ее дать на оценку. Но всучил тебе. Почему?
— Не знаю. Может, он мне доверяет больше — произнес Марис Марике.
— А, ну да. Ты у нас самый крутой специалист здесь. Как я забыла совсем — произнесла Марика Свобода ему.
Тадеуш Прохазка стоял сзади нее. И, обняв за гибкую девичью талию, прижавшись к Марике. К спине своей грудью, да и всем молодым мужским телом, просто молчал сейчас и смотрел на Мариса Залесского.
Марис качнул ей в ответ своей черноволосой брюнета головой в знак своего согласия и опять красиво ей улыбнулся, не произнося ни слова.
— Ну, ладно — произнесла Марика Свобода — Как хочешь. Раз работа, значит работа. Работай. Только не заработайся совсем, Марис.
Марика и Тадеуш быстро развернулись, и пошли по длинному подвальному коридору, стуча громко своей обувью по кафельному плиточному полу, удаляясь быстро от двери в кабинет и лабораторию Мариса Залесского. А Марис снова запер свою на запорную изнутри задвижку дверь в свой личный лабораторный кабинет. Усевшись, снова на свой лабораторный, на одной высокой металлической стойке и крестовине поворотный стул. Он, поправив на переносице носа свои очки, продолжил крутить в своих руках этот в золоченой красивой оправе и странных узорах загадочный, старинный, необычайно легкий и почти невесомый кубик.

***
Марко Ферретти не спускал своей правой руки с кобуры своего табельного полицейского 9мм Beretta 92FS. Левой освещал впереди себя фонариком чужую незнакомую ему большую черную машину. Из которой выпрыгнул одетый в пятнистую военную форму неизвестный ему высокого роста достаточно крупных габаритов человек.
Тот человек был с открытым своим лицом явно мексиканца. С черными под длинным тонким носом усами.
Он был в такой же пятнистой военной кепи. И на руках того военного были черные кожаные перчатки. Он был вооружен. Об этом говорил надетый на пояс фигуры военного широкий ремень. И там была пистолетная кобура с пистолетом, и свисал в ножнах длинный нож. Еще болтался патронный подсумок вероятно полный боевых патронов.
Тот военный смело пошел навстречу с полицейским Марко Ферретти.
— Хелло, приятель! — прозвучал громкий и довольно тяжелый голос в темноте ночи в сторону полицейского Марко Ферретти – Что случилось? Что за остановка ни с того, ни с сего. Какие-то проблемы, патрульный?
Человек в военной форме двигался довольно смело, твердо и уверенно, шумно ступая по асфальтированной дороге к остановившемуся сейчас полицейскому Марко Ферретти. Не боясь и не закрываясь руками от яркого слепящего света его ручного освещающего лицо фонарика патрульного полицейского.
— Ваши документы. И я бы хотел осмотреть ваш автомобиль — произнес Марко Ферретти подошедшему практически к нему в упор высокому военному человеку в военной пятнистой форме. Но не успел даже понять как длинный острый точно бритва отточенный военный, вынутый из ножен с молниеносной скоростью нож, вошел под самые нижние его ребра, прорезая под одеждой кожу и саму мясистую плоть, протыкая центральную кровеносную внутри его тела аорту.
Его правая рука так и осталась лежать на кобуре с 9мм пистолетом Беретта. А левая, выронила горящий ярким светом фонарик, что со стуком и звоном битого стекла упал на черный дорожный асфальт под подкосившиеся падающего полицейского ноги. Он не смог даже вскрикнуть от острой жуткой пронзившей его головной мозг боли. Лишь открыл свой рот и выпучив синие глаза. В то время когда его убийца Эрнан Фабио Алигар отошел в сторону и Марко Ферретти упал на проезжую ночную дорогу мертвым. Все еще, дергаясь в смертных судорогах всем своим в форме патрульного дорожного полицейского в свете фар своего полицейского мигающего проблесковыми цветными мигалками автомобиля.
— Сука, падла полицейская — произнес с брезгливым отвращением Эрнан Фабио Алигар — Гнида придорожная. Тут, тебе самое место.
Он развернулся всем своим телом, и громко ступая подошвами военных шнурованных ботинок, пошел обратно к своему черному фургону микроавтобусу Chevrolet Express и GMC Savana, где сидели его собратья подельники по карательной работе кокаинового картеля Гутиера. И лежали в черных окровавленных мешках четыре расчлененных на отдельные куски трупа семейной четы Родригес.
Завтра их выброшенных посреди самого города найдет военная полиция и правоохранительные местные органы. И будет много шума на всю Мексику по всем каналам городского телевидения, когда покажут три женские и одну мужскую головы увидит по телеящикам вся Тихуана. И в очередной ледяной адский ужас погрузится весь город.
Новый кошмарный ужас охватит все районы утонувшего в местном бандитизме, наркомании и криминальных разборках города и его окраин.

***
Марис долго крутил в своих руках шкатулку Филиппа Лемаршана. Он еще до конца так и не понял ее конструкцию. Мог бы попробовать даже разобрать. Но, боялся ее повредить сильными, хоть и утонченными своими прикосновениями ученого пальцами. Она могла быть достаточно хрупкой, а цены не малой. Но позднее, поняв, что все же кубик был достаточно прочным сооружение гениальной инженерной мысли умелого и мастеровитого средневекового мастера своих дел. Стал уже жестче прощупывать данный загадочный предмет на скрытые возможно потаенные некие поворотные механизмы. Как тот же кубик Рубика. Но все было бесполезно. Шкатулка казалась, вообще цельной и монолитной. Одним, чем-то целым, без единой какой-либо зацепки для своей разгадки.
— Нет. Не верю — произнес Марис– Не, может такого быть, чтобы ты не смогла открыться. Тогда, зачем, ты такая вот как есть. В тебе должен быть где-то потайной ключ и должен быть замок. Должен быть скрытый хитрый секрет. Ведь так Лемаршан?
Он ощущал некую уже связь с этой хитроумной средневековой загадочной конструкцией. Марис точно знал, что эта коробка с потаенным секретом и, что где-то должна отпираться.
Марис посидел и подумал. Он знал, что она способна открыться. И должна была открыться. Он был уверен в этом. Сама шкатулка уже во всю незримо и на уровне подсознания общалась с ним, но как бы заигрывала, и пока не хотела поддаваться его рукам. Она уже меняла весь мир за его спиной, и Марис это видел и ощущал, хотя, не понимая, что это ее такие вот демонические проделки. Эта коробка в идеале своих геометрических форм Тетраэдр в золоте в загадочных иероглифах и письменах проникала в само сознание Мариса Залесского. Он, в отличие от других у кого она побывала в руках, был ей особенно интересен. Если другим, она поддавалась легко, то с ним вела себя по-особенному, точно некая загадочная любовница женщина, жаждущая заполучить любимого своего мужчину со всеми потрохами, но не так вероломно, как обычно поступала с другими, а куда деликатней и изысканней в своей манере и изощреннности. Она хотела, чтобы Марис, буквально влюбился в нее. Стремилась овладеть им и его разумом. Ей надо было, чтобы он сам пришел туда, куда она хочет. Это было настоящее колдовство, которое Марис Залесский, хоть подмечал, но не особо понимал, откуда это все и от кого оно исходит. А главное не принимал. Ибо был не верующим ни во что. Хоть и видел все чаще странные необъяснимые, пока свои сны. Все эти странные сны и странное поведение людей в том же городском автобусе. Да и здесь среди служащих этого здания. Но старался как-то не вдаваться в это и не осложнять себе всеми этими странностями и без того не совсем уж легкую жизнь. Он все же был по натуре прагмат, а не мистик. Отсидка в тюряге выбила из него любую веру во, что угодно. Но все эти сны…они врезались в его память. И как не противился он им, запоминались надолго. Особенно вот этот последний, указывающий на проложенную некую взаимную близкую связь с чем-то или кем-то с другой стороны и другого находящегося, где-то рядом с Марисом мира. И эти еще вокруг странности и перемены после того, как он подержал в руках эту чудо-шкатулку Филиппа Лемаршана. Его, Мариса Залесского прагматизм стал, куда-то быстро теперь уходить.
— А может, я не то делаю. И не там ищу – произнес он вслух. И ему показалось, что шкатулка ожила и зашевелилась в его руках.
— Марис — он услышал вдруг в своей лаборатории и кабинете странный голос. Тот голос был похож на женский. Такой мягкий и звучный. Голос той, когда-то убитой им при любовной страстной безудержной сексуальной развратной оргии под хорошей дозой кокаина Барбары Сташковски. За убийство, которой, он получил хороший тюремный срок и отсидел вполне достаточно, чтобы искупить свою преступника любовника вину.
— Марис — раздалось опять мягко и как-то нежно. Точно ласковый женский поцелуй.
— Кто здесь? — Марис Залесский напугано обернулся на своем стуле от лабораторного своего стола и огляделся по сторонам.
Никого.
Его кабинет был пуст. Горел лишь под потолком в лампах дневной свет, освещающий прекрасно и достаточно четко большое подвальное в цоколе музея магазина Джеймса Коннора прямоугольное помещение.
Внутри небольшого кубика, вдруг, слегка напугав Мариса Залесского, что-то звонко щелкнуло. Точно некий внутренний скрытый интересной конструкции, как и сама шкатулка, запорный замок. Как только Марис Залесский сделал, как видно последний оборот, проведя большим пальцем правой руки по кругу из золотой гравировки на одной стороне, а на другой надавил на некую скрытую внутри шкатулки потайную кнопку.
Шкатулка точно ожила в тот же миг и оттуда полилась негромкая, но привлекательная уху знакомая по его ночным видениям загадочная музыка.
Марис ощутил достаточно сильную вибрацию самого маленького кубика и выронил его на свой стоящий перед ним лабораторный стол.
Кубик упал на стол и весь зашевелился. Затем, кубик стал испускать из себя голубые сверкающие, точно микромолнии яркие искры и разряды.
Он стал менять свои формы и положения своих маленьких квадратных стенок и углов. Странным образом, выдвигаясь и задвигаясь по хитро сделанным скрытым сконструированным прорезям и неким пазам. Стал делать обороты вокруг своей собственной поворотной внутренней встроенной оси. Принимать необычные геометрические всевозможные фигуры.
Марис Залесский даже представить себе не мог такого. Он не мог поверить, что эта шкатулка имела все это. Такую необычную механическую и невероятно продвинутую гениальную инженерную проектную конструкцию. И могла вообще вытворять такое. И все это под негромкую красивую исходящую изнутри ее музыку.
— Интересно !– произнес удивленный и потрясенный всем этим неописуемым волшебным зрелищем Марис Залесский – Я запустил его. Но как?! Что я такого сделал, но он заработал!
Он, не спуская с нее своих карих брюнета ученого реставратора и оценщика глаз, смотрел через свои очки на меняющую, вновь и вновь свои геометрические конфигурации шкатулку Филиппа Лемаршана. Под дрожание своего лабораторного стола и стеклянный гулкий звон в металлических вертикальных штативах колб и реторт.
Но, вдруг, шкатулка, вращаясь, сложилась обратно в правильный Тетраэдр. Приняв исходную свою в идеале всех сторон первоначальную форму. Музыка исчезла. Разряды микромолний и вибрация тоже. Все стало прежним, как было. На лабораторном столе Мариса Залесского по-прежнему неподвижно лежала в золотистом красивом замысловатом орнаменте все та же шкатулка как прежде.
Марис Залесский захотел повторить свой опыт и постараться все запомнить и даже записать, вычертив и наскоро зарисовав все виды и изменения загадочного маленького кубика.
Он все приготовил на своем рабочем химическом столе. Раскрытую большую с чистыми листами тетрадь и заточенный остро простой карандаш. И уже протянул к шкатулке Лемаршана свои руки, как в дверь его кабинета и лаборатории вдруг постучали. Громко и отчетливо.
Он, Марис посмотрел на свои наручные часы на левой руке. На них было уже час двенадцать ночи.
Марис Залесский удивился и не поверил этому. Уже была ночь.
Марис подумал, что не может быть такого. Ведь только еще должен был быть вечер и время не больше шести или семи часов. Как такое могло быть? Неужели, он так увлекся этой шкатулкой Лемаршана, что не заметил, как пролетело само время.
В дверь еще раз постучали и он, спрыгнув со своего крутящегося на высокой металлической стойке стула, подошел к самой двери. Осторожно и прислушался, прислонившись своим левым ухом к двери.
С той стороны точно почувствовали его, и раздался снова женский знакомый ему до боли души голос – Марис, открой. Это я твоя, Барбара.
— Какая еще Барбара? — он произнес напугано и отстранился от своей кабинетной двери.
— Барбара Сташковски — снова раздался этот знакомый ему голос той, которой уже не должно быть на этом свете белом.
— Откуда, ты взялась? — он, громко уже ей произнес, поражаясь и думая, что переработал сегодня до полного умственного сдвига -Тебя не должно быть. Да еще здесь и самой ночью — он произнес ей еще.
— Я пришла к тебе, любимый — оттуда из-за двери раздалось негромко -Открой и убедись, что это я.
Марис Залесский постоял немного перед дверью и все же решился. Надо было убедиться, кто это был. А может, никого и не было там за этой дверью. Просто ночные от переутомления галлюцинации.
Он решительно своей правой рукой отдернул запирающую дверь задвижку замка и открыл следом той же своей рукой дверь. И тут же сразу обомлел от ужаса и потрясения.
Там стояла за порогом двери и прямо в цокольном коридоре и перед ним его убитая им же в процессе той преступной любви его любовница лет двадцати Барбара Сташковски. Это была точно она и никто другая. Все такая же, какой была всегда.
Ему тоже когда-то было лет двадцать, и он был тогда молодым красавцем любовником студентом. И учился в Геологическом университете города Кракова.
Он своими руками тогда задушил ее и отсидел половину своего десятилетнего срока. Потом, пришлось с большим трудом восстанавливать свою жизнь. Не брали после отсидки, уже в почти тридцатилетнем возрасте Мариса на работу и даже учебу. Уголовник, есть уголовник. Но помог Джеймс Коннор. Марис Залесский был талантливый и способный к наукам человек. И Джеймс помог ему во многом. Так что Марис был тому весьма обязан практически всем. И дальнейшей учебой и теперешней, достаточно хорошо оплачиваемой работой.
И Марис сейчас был лет тридцати, а Барбара была все такой же, какой была тогда на момент ее убийства. Двадцатилетней. Но, живая. И все такая же молодая и весьма красивая.
Она, приветливо ему и красиво широко улыбнулась своей молодой двадцатилетней уличной развратной путаны белозубой улыбкой, точно также как и всегда, когда приходила вот также к нему в тот дом в Шляхтицком переулке под номером № 58.
Барбара произнесла ему — Ну, что смотришь. Не ожидал меня тут увидеть? Может, впустишь меня к себе в свою лабораторию.
— Откуда ты, Барбара тут взялась в час ночи и как прошла сюда. Ведь здание музея магазина закрыто. И никого нет, чтобы впустить тебя сюда.
— А нам, тут никто сейчас и не нужен, любимый мой — произнесла ему черноволосая и кареглазая жгучая брюнетка красавица — И ночь, как раз, что надо — добавила она, уже переступая самолично, и самовольно его, с ощутимой не женской силой, толкая задом внутрь самого большого лабораторного помещения.
В свое время Марис Залесский нравился ей, но то было в свое время. А сейчас ему было неизвестно, что Барбара хочет от него вернувшись с того света. Все напоминало пришествие самой страшной мести. Эти толчки в грудь и карие почти черные под узкими изогнутыми бровями жгучей уличной шлюшки брюнетки, как и ее миленькое со смуглой кожей личико, просто загипнотизировали Мариса Залесского. Промеж его ног в его нательных плавках, просто все разом зашевелилось и захотело дикой необузданной и страстной любви. Такой же какой была, когда-то раньше.
Вот уже и дыхание Мариса приобрело соответствующую звуковую внутренне утробную интонацию, как и в груди под навостренными возбужденными торчащими сосками стучащее шумно импульсивно его мужское сердце.
Детородный его член встал практически торчком и старался вылезть из тех нательных плавок и джинсовых штанов. Все мысли перепутались в голове, и она, просто стала очумелой, как у пьяного.
Это было точно какое-то воздействие чего-то, такого, что он, Марис Залесский не испытывал раньше. Даже еще, будучи молодым, когда бурлящая в его мужских яйцах сперма била по мозгам и готова была от сексуальной половой дикой звериной страсти молодого двадцатилетнего не знающего, вообще в этом положенных пределов и границ студента, лезть из самих ушей. Марис Залесский любил женщин. Да и любовником был что надо. Но вот сейчас, уже после отсидки в тюрьме и после долгого не общения с женщинами, это было нечто!
Она сняла своими руками с носа его очки, глядя непрерывно и не моргая в его карие тридцатилетнего молодого брюнета ученого глаза.
— Вправду говорят, что от судьбы не сбежать – он произнес вслух, отступая под натиском воскресшей и явившейся к нему так неожиданно с того света своей уличной проститутки Барбары Сташковски к своему лабораторному с колбами и ретортами большому столу.
— Верно, говорят — произнесла Барбара ему, бросив на тот большой стол его очки. И вцепившись своими женскими руками в белый лабораторный застегнутый халат, срывая с треском с него все пуговицы и распахивая его настежь.

Глава IV. Ад в вашем доме

Эрнан Фабио Алигар сидел у себя дома в мягком кожаном просторном кресле. После удачной своей кровавой работы ему было необходимо расслабиться. Он выполнил свою поставленную своим боссом наркокартеля задачу. И получил хорошие чуть ли не из самих рук дона деньги, как и все го коллеги по кровавому бизнесу и работе.
Эрнан Фабио Алигар только что. отмывшись в горячей ванне и смыв с себя остатки недавнего очередного кровавого жуткого прошлого, просто прилип к бутылке крепкой мексиканской текилы, наслаждался своей бандита и уголовника жизнью.
Он ничего не боялся, как и его все в подчинении бандиты и убийцы картеля Гутиера. Никаких уголовных со стороны правоохранительных органом преследования за все злодеяния, что учиняли его каратели и палачи по всей округе Тихуаны. Ну разве, что другого картеля. Но не сейчас, когда между картелями заключен мирный договор и сбыт кокаина идет во все стороны от Колумбии до границ США.
Никто не смел его трогать, ибо он был под надежным прикрытием своего босса. Такой безжалостный и холодный до любой душевной человеческой боли и лишенный жалости человек и убийца в одном лице. Был как раз позарез нужен наркобарону дону Диего Кармильо Сантес. И если бы его арестовали, то вскоре бы выпустили. Он бы даже не попал под суд. Так все было тут схвачено во всех управленческих городских структурах, как и в самой стране. Всем руководила наркомафия, что практически властвовала по всей уже Мексике. Лишь только картельные войны могли пошатнуть такую власть, и этим могли воспользоваться все законники и преданные делу чести и законам немногочисленные патриоты в верхах самой власти. Кстати, одного такого патриота страны, с его членами родной семьи, они как раз в прошлую ночь, разбросали по всем улицам Тихуаны. Наверное полиция и жандармерия города уже фоткает под мигалки полицейских проблесковых фонарей и свет полицейских машин остатки тех, что были некогда добропорядочными и законопослушными праведными с точки зрения местной католической церкви людьми.
Эрнан подумал про того полицейского, которому самолично распорол выпирающее из-под полицейского форменного ремня своим длинным военным ножом брюхо. Все-таки военная подготовка, есть военная подготовка, думал Эрнан Фабио Алигар. В армии всему научат. Годы, проведенные в свое время, в военном боевом коммандос, даром не прошли.
— Ублюдок, гребаный — он произнес вслух уже порядочно набравшись крепкой сногсшибательной Мексиканской текилы — Как его там звали хоть? – он произнес еще и старался вспомнить на груди нашивку полицейского с его фамилией и именем.
— Черт знает. Хрен вспомнишь. Да, и не важно – произнес он снова, сам себе вслух – Вот точно, что американец. Это да.
И он громко засмеялся, самодовольно и, упиваясь своей властью и тем, кто он на самом деле есть.
Эрнан, вдруг вспомнил про наворованное его карательной группировкой и бандой барахло в доме казненной его кровожадной безжалостной бандой прокурорской четы Родригес. Бриллианты и золото из женской комнаты тех зарезанных насмерть ножами по его личному приказу и изрубленных топорами женщин. И этот странный маленький золоченый в красивом орнаменте кубик, напоминающий некую шкатулку с секретом. Так как никто из его людей, так и не понял в силу своей скудной мозговой развитости в прошлом коммандос вояк, как та открывается.
Ему не нужны были деньги из фамильного семейного домового сейфа. Деньги уперли его кровожадные злыдни и лихие мексиканские хлопцы.
Эрнан Фабио Алигар не нуждался в самих деньгах. У него этого добра было более, чем в достатке. А вот бриллиантики и золотишко его куда больше интересовало. И за которое все в его банде головорезов знали, Эрнан мог запросто убить, кого угодно. Даже их самих. Вот этот его подручный и второй бандит в его шайке убийц картелей Энрике де Сальдоре знал это. И поэтому не стал сопротивляться и протестовать, когда Эрнан отобрал этот золоченый красивый кубик у него.
— Наверное, этому моему подручному Энрике де Сальдоре было совсем насрать – произнес про себя Эрнан Фабио Алигар — Он бы тебя, просто продал, загнал бы кому-нибудь задорма бы и все. А потом все эти свои вырученные за тебя деньги, просто пропил по барам и пабам в городе, мамин недоношенный утырок — он добавил к сказанному, вертя уже в руках матерого и пьяного в дугу человекоубийцы шкатулку средневекового мастера умельца Филиппа Лемаршана.

***
Марис Залесский думал, что больше никогда ничего с ним не произойдет и не случится. Ибо не мог никак завести новые отношения, хоть с какой-нибудь, опять таки дворовой городской путаной. Или даже решится и как положено мужчине в тридцатилетнем еще здоровом и достаточно молодом возрасте, жениться и завести свою семью. Но, пока не строил таких вот планов. И тут вот такое! Как некая сказка, хоть и страшная, но крайне соблазнительная как сама вернувшаяся с того света и прямо к нему Барбара Сташковски.
Что-то было не так. Даже сейчас в его кабинете лаборатории. Он теперь в полной мере, ощутил это. Присутствие, чего-то вообще иного, что проявило себя уже куда ярче и четче, ощутимей. И не отсюда. Оно было создано этой волшебной странной загадочной шкатулкой. Марис только сейчас все это понял окончательно. Хотя как упертый ученый прагмат все еще не верил всему лично увиденному. И, это все было вокруг и повсюду. Вроде все тоже, самое, но и не тоже, самое. Точно некая невероятная копия той реальности, которая была только что. И это после того как сработала эта шкатулка Лемаршана. Точно перед его карими брюнета чеха глазами раскрылся целый полностью некий потусторонний мир. Что врезался, как острый топор своей неведомой загадочной колдовской силой в сам окружающий этот реальный мир. Заменив на подменный, скопированный. И эта Барбара Сташковски пришла с этим самым миром и прямо к нему этой ночью в его цокольный подвальный лабораторный кабинет.
Барбара положила Марису свои руки на его плечи и прижалась плотно к нему грудью. Она была в той самой одежде, когда приходила заниматься с ним любовью, уличной проститутки путаны. Полуголая полненькая двадцатилетней уличной городской дворовой очень красивой сучки, почти навыкате в глубоком декольте узкого короткого кожаного проклепанного с рукавами костюма грудь с торчащими сосками. Узкая затянутая в тугой широкий пояс и с большой пряжкой ремень девичья талия. Практически полностью голые стройные очаровательные в сетчатых капроновых чулках такие же полненькие, как и грудь Барбары ножки в черных на тонкой длинной шпильке туфлях. И ее черные вьющиеся разбросанные по плечам и спине точно змеи в запахе женских духов волосы. Ее такие же карие, как и у него Мариса Залесского Бабары Сташковски женские красивые под тонкими черными бровями глаза, очаровали по новой его. Ее двадцатилетняя сохранившаяся, каким-то чудом девичья уличной путаны и проститутки молодость.
Он был очарован и забыл сейчас обо всем на свете. Даже про то, что вероятно, все это могло быть совершенно не реальным. Призрачным. Но, когда он ощутил ее прикосновения к себе женских рук уже обнимающих его вокруг мужской тридцатилетней шеи, и ее прижавшееся кажущееся живым тело, ее обхватившие вокруг Мариса девичьи красивые сексуальные ноги. Когда его Мариса Залесского торчащий детородный орган в его тугих нательных плавках и джинсовых штанах, тычась, сперва в ее в узких на тесемках плавках волосатый лобок, уперся в девичью промеж голых ног этой весьма привлекательной смугленькой брюнетки красотки промежность, он потерял вообще над собой любой контроль. Превратившись в некоего первобытного дикаря зверя или животное, похотливое и неудержимое.
Дальше все происходило точно как в тумане. Марис помнил, что трахал неудержимо Барбару по-всякому. То, прижав к себе городскую путану и к стене своего кабинета. То, на своем лабораторном столе, роняя с него со звоном битого стекла реторты и колбы вместе со штативами. То, рухнув точно подкошенный под напором неукротимой конной укротительницы и дрессировщицы на стоящее у кабинетной дальней стены в самом углу лаборатории большом кожаном кресле.
Барбара прыгала на нем верхом, как лихая наездница на ретивом жеребце. Прямо на его торчащем, точно ядовитый змеиный аспид своей раздутой головкой и своим таким же раздутом детородном стволом члене. Надевшись своей раскрытой промежностью на него. Насаживаясь, то вверх, то вниз, как на торчащий в липкой скользкой смазке раздутый в предельной раздрочке металлический стержень.
Они сейчас были уже без какой-либо одежды. Практически и совершенно оба голые. Одежда, просто валялась по всему лабораторному кабинету Мариса Залесского.
Откуда-то, и со всех сторон, из неоткуда, лилась, та, самая негромкая музыка, что он слышал недавно из той маленькой коробочки в форме Тетраэдра.
Вся эта половая сексуальная дикая звериная развращенная неудержимая оргия продолжалась достаточно долго, но прервалась внезапно. Когда Марис как блудливый кобель и самец обильно кончил, закатывая свои карие под лоб глаза и почти отключаясь от всего кругом окружения в неописуемом любовном кайфе.
Просто Барбара пропала, как и не бывало. Пропала даже ее одежда. Она просто, внезапно даже не попрощавшись с ним, исчезла. Превращая всю половую сексуальную оргию просто в некий полуночный еще один сладостный и одновременно кошмарный сон.
Было уже утро. Марис приходил в себя и сидел в совершенно голом бесстыжем виде в своем кожаном в углу кабинета кресле, и по всей его научной лаборатории валялась только его сорванная с него женскими руками лишь только его одного одежда.
Как показывали Мариса Залесского наручные на левой руке часы, было восемь сорок утра.

***
Эрнан Фабио Алигар знал, что откроет его. Что этот странный золоченый в форме Тетраэдра кубик неспроста стал его и попал ему в кровожадные жестокие руки. Он разговаривал сейчас с Эрнаном.
Многочисленные голоса исходили прямо из этой загадочной необычного вида и конструкции шкатулки. Мужские, женские.
Он и понятия не имел, что это за шкатулка и чья она вообще. И уже тем более, как оказалась в доме этого прокурора Родригес и его семьи. Да и ему было не важно.
Он уже знал, что она открывается. Но, как? Пока еще не знал. Но, упорно и настырно, вертел ее в своих тех бандита и убийцы руках. Сидя посреди своей большой на вилле гостиной комнаты в доме с бассейном и огромным, почти как его загородный дом гаражом и дорогой автомашиной Lexsus SC430. В очерченном кругу и среди больших, горящих свече.
Обычно в такое время Эрнан набухавшись, просто в дрова текилы, трахался с какой-либо приезжей к нему шлюхой из самой Тихуаны по вызову. Но, тут было совсем другое дело. Сегодня его развлечением стал вот этот маленький кубик или ворованная из дома Родригес коробка.
Он понял, что должен провести некий волшебный колдовской ритуал. Он же был мексиканец. А Мексика страна волшебных древних тайн и загадок. Он знал это еще с самого детства, когда его отец промышлял в мексиканских и техасских прериях разбоем и грабежами. Искал золото среди выжженной палящим жарким солнцем пустыни, каньонов и огромных торчащих из земли кактусов. На севре Мексики и на юге среди густых полутропических лесов вплоть до Уругвая и Колумбии. Он был сыном и потомком такого же кровожадного безжалостного уголовника и бандита каким был его отец. Отсидевший половину жизни в тюряге. Омытый кровью своих навсегда пропавших убитых им бесследно исчезнувших конкурентов и потенциальных жертв.
Эрнан Фабио Алигар сидел в кругу свечей в вычерченной своими руками перевернутой дьявольской пиктограмме. Ибо он не верил в Бога, но верил в самого дьявола. И вот эта с ним заговорившая шкатулка была, чем-то, таким как сам адский дьявол. Она и разговаривала с ним на разные голоса, заманивая в себя и подсказывая, что дальше ему делать.
Стояла ночь. Часы показывали час двадцать два, когда в шкатулке удерживаемой сильными мускулистыми полностью, голыми, как и сам Эрнан Фабио Алигар руками, что-то как видно, щелкнув, сработало. Толи запорный некий механизм, то ли некая пружина. Это случилось после того, как сидящий в позе лотоса. Совершенно голый Эрнан Фабио Алигар. Во всей своей взрослого сильного здорового мужчины красоте достаточно спортивного и физически сильного тела. Положив возле себя 12мм на двенадцать патронов дробовик Remington 870 Custom, свой длинный острый отточенный, точно бритва военный нож. И по другую сторону еще и 9мм пистолет Glock 36, проведя по красиво инкрустированному позолотой большому кругу большим пальцем правой руки и перевернув маленькую коробочку, надавил тем же пальцем в неком круглом маленьком углублении кнопку.
Шкатулка сама выпрыгнула из рук ее ночного владельца. Завибрировав и задрожав, она точно юркий волчок, упав на середину круга и перед голыми скрещенными на полу ногами Эрнана Фабио Алигара, завертелась на одном из острых своих углов. Затем, окончательно остановившись, упав на одну свою сторону, на сам пол. С нее полетели яркие искры и засверкали зигзагами небольшие в виде микромолний разряды. Золоченая в узорах коробка, стала преобразовываться в различные по установленному в ее конструкции порядку, раскрывшись и перестраиваясь в различные геометрические фигуры, видоизменяясь полностью. Изнутри раздалась негромкая старинная сопровождающая видоизменения шкатулки музыка. И нечто очень похожее на лязг железа или скрежет сцепленных звеньями цепей.
— Вот это номер! Вот это да! Еще и с музыкой дрянь, ты такая! – произнес, потрясенный и удивленный, шокированный увиденным Эрнан Фабио Алигар — Охринеть! Много чего я видел, но такого ни разу!
В это время задрожал весь дом, и стены главной гостиной залы, где находился Эрнан Фабио Алигар, прорезал яркий свет. А сама зала наполнилась неким призрачным полупрозрачным толи паром, толи туманом. Раздался следом и внезапно, режущий своим резким высокочастотным звучанием оглушающим, похожий на гул во время сильного точно землетрясения звук.
Эрнану Фабио Алигару показалось, что рушится весь его богатый огромный убийцы и бандита дом.
Эрнан закрыл свои глаза одной правой рукой прикрываясь от слепящего его яркого света, а левую прислонив к левому уху, как бы пытаясь защититься от того резкого оглушающего высокочастотного звука.
Он хотел, тот час соскочить на свои ноги, но почему-то не смог. Был точно пригвожден к своему в комнате полу сидя в круг с горящими ярко свечами и пиктограммой.
Гудящий низкочастотный режущий слух Эрнана звук сменился громким грохотом и одна из стен его комнаты, просто начала смещаться в сторону. Стала отодвигаться как некая каменная дверь, ползя по полу, открывая куда-то глубокий проход, освещаемый ярким, из того прохода неизвестно откуда-то идущим тем, слепящим его светом. Сверху в призрачном освещении и в полупрозрачном заполнившим всю огромную главную гостиную залу в доме с потолка, прямо над головой владельца этого дома. Свесились, раскачиваясь, разматываясь и сползая вниз, точно металлические сочлененные кольцами прочными звеньями, длинные цепи. Со звоном и громким лязгом они местами коснулись даже самого пола, свисая ровными рядами по всему периметру просторного ночного помещения.
Подул сильный ветер из отрытого глубокого освещенного светом прохода, похожего на некий коридор или даже глубокий тоннель, направленный в комнату из неизвестного пространства, ведущего в саму неизвестность. Он сбил горящее пламя стоящих на полу по кругу в перевернутой пиктограмме свечей. И те, мгновенно разом все просто потухли.
В ярком свете и в длинном освещенном им тоннеле и коридоре показались шевелящиеся некие черные тени. Сначала, просто тени, потом они преобразовались в нечто напоминающее людей. И вот из белесого полупрозрачного освещенного тумана вышел первый не то человек, не то жуткое чудовище. Щелкая своими безгубыми челюстями и сверкая большими зубами без глаз и, впрочем, самого лица сшитого из лоскутов постоянно кровоточащей кожи. Одетый в черный, обтягивающий, плотно облегающий все его высокое метра два тело костюм из черной костюм. И черные на высокой платформе с длинной голяжкой со сверкающими металлическими пряжками ботинки. Его костюм был, чем-то тоже напоминающим человеческую выделанную сшитую частями кожу сшитый из ребристых лоскутов. Он весь постоянно кровоточил, ибо был его самим телом, как и костюм второго вышедшего из призрачного белесого витающего в воздухе и свете не менее ужасного на вид существа. Низкого совершенно роста, не более метр шестидесяти и раздутого, точно некий наполненный зловонным газом пузырь. С раскрытым, вывернутым стальными скобами или крючьями и всей внутренней кровоточащей плотью животом, распоротым до самых кишок. В вырезе самой на жирном брюхе кожаной сшитой кусками черной одежде. С раздутой такой же, как и сам отвратительной головой. Без шеи и приросшей к самим его плечам. С зашитыми, напрочь глазами и черными, надетыми круглыми на ту совершенно лысую исполосованную шрамами голову темными в круглых окулярах оправы очками. Также в таких же ботинках на высокой платформе, источающий мерзостные гнилостные запахи, как и первая фигура, что источала терпкие запахи рваной изрезанной плоти и крови.
Две эти жуткие на вид фигуры разошлись в стороны от раскрытого настежь дверного большого освещенного ярким светом прохода. И отошли в стороны к противоположным углам огромной комнаты в доме Эрнана Фабио Алигара. Встав там и развернувшись к нему своими кошмарными совершенно непохожими на человеческие, лицами и спиной к самой стене.
Следом из освещенного ярким светом прохода и длинного коридора и тоннеля, вышел еще один из этой страшной всегда следующей неотступно друг за другом компании демонов сенобитов. И, вероятно это была женщина. Судя по ее менее изуродованному и более похожему на человеческое, лицу и самой белой точно мел полностью безволосой голове. В такой же кожаной черной прирощенной к телу и сшитой из лоскутов плотно облегающей ее гибкое, особенно в талии с широкими бедрами и задницей женское тело одежде. С разрезанным и раскрытым в стороны на специальных проволочных скобках горлом. В которое было вставлено, что-то блестящее металлическое, и заканчивалось в проколотых насквозь длинными точно спицами булавками или гвоздями щеках женщины.
Как видно она, эта женоподобная сущность не могла по сторонам шевелить из-за этого своей свободно головой из-за такой вот в ее шее и щеках странного вида конструкции. Ее утонченный на белом миловидного вида лице нос был также насквозь пронзен длинной булавкой или иглой.
Фигура была с полуоткрытой женской выпирающей вперед четко выпирающей грудью и оголенными плечами. На одежде спереди также были кровоточащие вырезы. Кожаный плащ сенобита имел большой откидной капюшон. Напоминающий, чем-то монашеский наряд.
Она была невысокого, тоже роста, но повыше того раздутого, точно пузырь сенобита. Женщина сенобит была с неопределенного в этом ярком ослепительном свете и тумане цвета глазами. Была, как видно зрячей. Она смотрела, не моргая, на сидящего на полу, в кругу задутых ветром свечей и пиктограмме Эрнана Фабио Алигара.
У нее была из свисающей плоти и черной кожи длиннорукавая одежда, похожая на длиннополый плащ, почти до самого пола и ее таких же, как у других демонов сенобитов ботинок. Мало того, она была вооружена двумя серпообразными острыми, точно заточенная бритва ножами в обеих своих руках.
Женщина сенобит, выйдя за пределы светоносного коридора. И войдя в комнату владельца дома, отошла в сторону, пропуская еще нескольких кошмарный и не менее изувеченных, как видно долгими страданиями и пытками демонов сенобитов. Двух сшитых меду собой телом и головами близнецов. Тоже безглазых и жутких и еще одного худого и длинного, почти полуголого в достаточно сильно открытой черной одежде. Что держалась лишь на его худых плечах за счет некой вшитой и обвитой вокруг его рук и всего сдавившего его тело острой с щипами проволоки. У того демона ада было тоже оружие или инструмент кровавых страшных пыток. Длинный надетый или вставленный в правую оконечность руки вместо кисти с пальцами от самого локтя и сгиба правой руки подобие некоего заостренного изогнутого крюка.
Вошли еще несколько сенобитов с искалеченными полностью уже телами. С переломами сросшихся в неправильном виде и положении рук и ног. Кто обмотанным в колючую проволоку, кто нашпигованным сверху до низу как ехидна гвоздями. У кого в насквозь пробитой голове торчал острый шип. Или голова была в сдавившем ее стальном шипованном обруче. Они были последними и более на вид жуткими созданиями своего адского мира и царства демона и дракона Левиафана. Сенобиты созданные из тел и душ людей грешников, имели свои должности звания и ранги с положениями и определенной властью в такой вот довольно обширной своей демонической семье.
Набралось более десяти демонов сенобитов и жителей адского мира дракона и демона Левиафана.
Все они разошлись по всем четырем углам главной комнаты и гостиного зала богатого дома убийцы, садиста и злодея, карателя картеля Гутиера Эрнана Фабио Алигара.
Последним из сенобитов вышел их главный. Предводитель своего темного монашества. Принц боли, пастырь всех сенобитов гвоздеголовый Пинхед. Точно в такой же прирощенной к телу обожженной до черноты кожаной длиннополой одежде, похожей на плащ. Что имел зауженный и прирощенный к его затылку головы черный от этого плаща воротник. С глубокими в виде этаких квадратиков порезами на груди и раскрытыми постоянно кровоточащими ранами. Вся его безволосая белая как мел голова была иссечена вдоль и поперек глубокими порезами. И на перекрестии каждого пореза внутрь головы была вонзенная длинная игла, спица или точнее длинный остроконечный гвоздь.
Владелец целого набора остроконечных длинных гвоздей в своей голове, выдвинулся прямиком, в сторону сидящего на полу среди потухших свечей в кругу и пиктограмме Эрнану Фабио Агилару.
А многочисленная толпа адских жутких уродливых сущностей, окружила сидящего на полу в кругу потухших свечей и перевернутой демонической пиктограммы владельца загородного богатого уставленного дорогой мебелью и вещами дома.
Эрнан нашел в себе силы и, собравшись со своими мыслями соскочить на свои ноги. В его обоих руках было оружие. 12мм двенадцатизарядный Ремингтон и 9мм пистолет. Оружие было направлено в сторону окруживших его демонов сенобитов.
Эрнан был готов пустить его в любую секунду в кровавое убийственное дело.
— Кто, вы такие?! – проорал во всю свою бандитскую уголовную глотку Эрнан всем подошедшим к нему сенобитам, пытаясь сразу себя поставить хозяином данного положения. Не осознавая своим криминальным недоразвитым человеческим умом, что он был совсем не у себя сейчас дома. И это была уже не его загородная с бассейном и машиной вилла. Это был мир демона дракона Левиафана. Теперь это место было еще одной частью Священного адского лабиринта. И это был мир лишь точная идеальная копия его человеческого мира. Он еще не осознавал, что был теперь обречен.
— Я еще раз повторяю, кто вы еще такие?! — он снова проорал окружившим его демонам шкатулки сладостных мучительных страданий и боли. Он глядел, теперь исключительно на стоящего и подошедшего гораздо ближе всех других к нему служителей шкатулки Лемаршана булавочноголового главного сенобита Пинхеда.
— Хочешь знать кто мы, Эрнан Фабио Алигар? Мы исследователи самых темных глубин человеческой боли и греховных душевных пороков. Мы и есть сама боль. Мы, демоны этой шкатулки. Ты, позвал нас — произнес ему громким сотрясающим стены его теперь призрачного жилища Пинхед – И мы пришли.
— Я не звал вас! – проорал в ответ, целясь в Пинхеда своим 12мм ружьем Ремингтоном Эрнан Фабио Алигар.
На белом, точно мел лице, истыканным булавками и в глубоких резаных ранах лице гвоздеголового демона сенобита, скривилась лукавая издевательская над будущей своей жертвой улыбка.
— Чего, ты лыбишься, урод! — проорал Эрнан окруженный адскими кошмарными уродливыми созданиями, жаждущими его всего и целиком.
— Ты открыл шкатулку, и мы здесь – произнес, громогласно на весь его двухэтажный загородный дом и опять за всех своих подчиненных адский служитель шкатулки Пинхед.
Эрнан Фабио Алигар так и не понимал, что натворил и сделал.
Когда он убивал людей и отдавал приказы казни того или иного человека, он все прекрасно понимал, что делает. Но, теперь он ничего не понимал.
— Ты, возможно, думал, что это какая-либо игра – произнес ему Пинхед.
— Игра?! – выкрикнул ему Эрнан – Что за игра?! Ты, жуткий ублюдок!
И Эрнан направил практически в белое с булавками и черными, не моргающими никогда демоническими глазами лицо Пинхеду свой 12мм двенадцатизарядный дробовик.
— Я снесу сейчас тебе башку, выродок! — проорал Эрнана Пинхеду.
— Попробуй, Эрнан Фабио Алигар, убийца и преступник, грешник из множества убийц и грешников. Насильник невинных, и служитель картеля Гутиера. Своего преступника наркодиллера босса дона Диего Кармильо Сантеса. Стреляй, и ты увидишь интересное. То, что никогда не смог бы сделать в своей жизни. А мы, в свою очередь, тебе покажем то, что ты никогда не видел и не ощущал до этого. Даже мучая и убивая своих несчастных жертв – произнес, громогласно, глядя тому в его перепуганные и растерянные, но при этом все же злые, карие глаза на перекошенном от ужаса и страха лице мексиканца Пинхед.
В доме Эрнана Фабио Алигара раздался громкий выстрел. Это 12мм двенадцатизарядный Remington 870 Custom, сделал свой смертоносный сокрушительный с близкой дистанции выстрел. Следом за ними, раздались выстрелы 9мм пистолета Glock 36.

Глава V. Лабиринт Левиафана

Острые кривые цепные крюки, прикрепленные к звенящим длинным цепям, пронеслись с двух сторон большой зальной комнаты от двух стен, появившись из них, пронзили обе руки Эрнана Фабио Алигара, выбивая ружье и пистолет, что со стуком упали на пол. Другие крюки и цепи, вылетевшие следом из стен, пронзили его в районе ступней ноги.
Эрнан не смог двинуться, куда-либо, полностью обездвиженный и закованный в эти смертоносные убийственные цепные кандалы. Они удержали того и от падения на пол.
Это все огнестрельное оружие было бесполезным хламом против этих сенобитов. Жаль, что Эрнан в силу своей дикой бандитской умственной не развитости, понял это не сразу.
Цепи тут же поползли в обратные стороны, уходя в две противоположные стены большой зальной комнаты. Они, тотчас натянулись на нужном расстоянии по велению самого Пинхеда, что управлял ими своей демонической силой адского главного властителя сенобитов, распиная по рукам и ногам несчастного дергающегося в диких болезненных муках Эрнана Фабио Алигара.
— Ты, видно, так ничего и не понял — произнес ему булавочноголовый Пинхед – Но нам предстоит понять с тобой многое в скором будущем. Теперь твое человеческое тело и твоя душегубца и грешника душа принадлежит нам и нашему адскому Богу Левиафану.
Стоящий неподалеку от Пинхеда его личный палач Щелкунчик, внезапно и точно радуясь чему-то, громко застучал своим зубастыми челюстями. А сексопильная сенобитесса, красиво и эротично раскачивая своими широкими адской садистки сучки женскими бедрами, обойдя распятого Эрнана Фабио Агилара, нанесла тому пару ударов своей убийственной цепной семихвосткой плетью, рассекая тому его голую мужскую мускулистую смуглую спину преступника мексиканца.
Пинхед поднял свою правую вверх руку и отошел назад. Это сделали и другие сенобиты. Цепи натянулись еще сильней и Эрнана, буквально повис на своих руках и тех цепях в самом воздухе посредине своей большой гостиной комнаты.
Он заорал сильней во все горло от жуткой боли во всем своем кровоточащем теле. А кровь полилась на пол в центр самого круга и пиктограммы, где сейчас лежала раскрытой небольшая в золоченой оправе и орнаменте коробочка. Кровь лилась с убийцы и садиста мексиканца ручьями на нее. И она с несравнимой ни с чем жадностью пожирала ее, глотая залпами и упиваясь наслаждениями боли и страданий распятой, точно на кресте жертвы Пинхеда. С ней упиваясь и наслаждаясь вырвавшимися наружу болезненными из его кровоточащего в адских муках голого мужского тела страданиями мафиози мексиканца, получали свои наслаждения все присутствующие здесь демоны шкатулки Филиппа Лемаршана.
Эрнан Фабио Алигар взмолил о милости и спасении, но увидев дикую и ехидную улыбку на лице Пинхеда, разразился вслед бурными проклятиями и злыми выкриками и обещаниями оторвать ему гвоздеголовую голову своими руками.
— Я убью тебя, мерзкий ты ублюдок! – заорал во все свое горло Эрнан, увидев вдруг в своем доме своего вошедшего в него темной ночью близкого подручного помощника Энрике де Сальдоре. Тот. приехав к своему патрону и шефу на своей машине по делу от самого их главного мафиозного наркобосса дона Диего Кармильо Сантес, и вошел в не запертый дом своего начальника. Ибо тот никогда толком его не запирал не боясь практически ничего и никого на этом свете. Особенно после того, как напивался крепкой сногсшибательной текилы.
Этот подельник бандит и кореш Эрнана, казалось, ничего этого не ощущал и не видел. Всего того, что творилось сейчас здесь в главной комнате двухэтажной богатой виллы своего коллеги и командира по оружию пыткам и убийствам. И не удивительно. Ведь все, что тут творилось, было в ином измерении и не в этом мире. Было незримым неслышимым и неосязаемым. Все что тот Энрике де Сальдоре, сейчас мог увидеть, это только круг с перевернутой пиктограммой на полу в центре комнаты и потухшие свечи.
Но, Энрике де Сальдоре видел и лежащую на полу маленькую золоченую коробочку. Точно в самом центре круга и пиктограммы. Это была та самая шкатулка, которой он первым завладел в доме прокурора Родригес. А этот его главный босс и шеф забрал в наглую, мотивируя своей беспрекословной в кровожадной банде властью и большей физической силой.
Он, этот Энрике де Сальдоре, подошел вплотную, чуть ли, не касаясь того своим головой и телом, практически к болтающемуся и дергающемуся в болезненных мучениях, кричащему ему во всю глотку Эрнану Фабио Алигару. И опустился на корточки, присев к шкатулке плача Филиппа Лемаршана. Он взял ее с пола и постоял, рассматривая ту в полумраке комнаты. Прямо перед вытаращенными в ужасе глазами Эрнана Фабио Алигара.
— Энрике! – заорал Эрнана своему подопечному товарищу и такому же бандиту как бандиту — Помоги мне, ты ублюдок гребаный! Вытащи меня отсюда! Сука!
Энран орал во всю луженую звериную глотку истерично, точно уличная, сейчас проститутка и шлюха с улиц Тихуаны. Но, тот его не видел и не слышал.
Затем, резко развернувшись, быстро направился к выходу из комнаты и вообще, почти бегом, ускорив свой быстрый шаг, из его дома. Там, сев в свою личную легковую машину, и включив двигатель, молниеносно исчез в темноте самой ночи.
— Черт! Черт! – Эрнан заорал снова и глядя на Пинхеда – Ты, чертов ублюдок! Ты! Сука! Уебок! Выкидышь уличной потаскухи! Ты куда, тварь с моей вещью ломанулся! Вернись, выродок, я отрежу тебе твои воровские поганые руки и башку»
— Заткнись! — прерывая его выкрики, рявкнул уже на болтающегося закованног о по рукам и ногам в цепях, растянутого и распятого Эрнана Фабио Алигара булавочноголовый Пинхед – Это ты, мерзкий уголовный ублюдок! Это ты олицетворение земного зла, как многие из вас! А мы лишь выполняем свою поставленную нам и шкатулкой плача Лемаршана и нашим Богом и Повелителем Левиафаном работу!
Сенобиты стали отходить, назад пятясь и расширяя свой кольцевой круг вокруг Эрнана Фабио Алигара. А Пинхед, повернувшись к нему спиной, пошел в глубину комнаты в сторону стоящих перед ним демонов сенобитов.
Он, опять махнул право своей рукой, в рукаве своего черного окровавленного кожаного плаща. И за голой дергающейся в муках от боли мокрой от липкого телесного скользкого жаркого пота спиной, расколовшись пополам, раскрылась с грохотом стена. В обе стороны поползла, отворяя вход туда, куда путь каждому грешнику был заказан. Яркий вырвавшийся оттуда ослепительный белый колеблющийся в полупрозрачном тумане мерцающий свет, накрыл собой всю большую гостиную комнату виллы и всех демонов сенобитов вместе с самим Пинхедом.
Натянутые цепи, что распяли несчастного дергающегося в диких мучениях от боли Эрнана Фабио Алигара, внезапно исчезли, освободив его продырявленные насквозь окровавленные руки и ноги. И тот рухнул на пол в центре самого круга и пиктограммы.
Он, корчась от жуткой боли, смог встать на свои колени, опираясь разорванными в клочья своими кистями обоих рук о пол, все же, сумел схватить свой длинный острый точно бритва военный нож. Которым Эрнан отрезал за свою бандитскую карательную деятельность не одну жертвенную голову и своими этими руками.
Он хотел встать и броситься, невзирая на боль в распоротых ступнях обеих ног. Просто кинуться на своего ночного сейчас заклятого врага и мучителя. Но из светового пространства вылетела еще одна длинная звенящая своими сочленениями стальных звеньев цепь с острым длинным, точно пика штырем, гарпуном и пробила насквозь его нагое полностью в области спины и живота мужское тело.
Эрнан даже не смог в этот момент вскрикнуть от новой пронзившей его жуткой боли. Перехватило все его дыхание.
Цепь натянулась, точно как гитарная струна. И когда Пинхед развернулся лицом к нему, гарпун превратился в ловчий четырех конечный якорь. А цепь рванулась, уползая в обратную сторону и в сам раскрытый световой большой проем разлома стены. На другую сторону. В так называемую, «схизму», пролом между двумя мирами. Волоча на раскрытом в четыре стороны штыре якоре за собой верезжащего от боли и ужаса, но размахивающего своим длинным острым военным ножом уголовника и карателя наркокартеля Гутиера мексиканца Эрнана Фабио Алигара. Утаскивая того туда, где ему было самое сейчас место, как и всем таким, как он грешникам кровавым убийцам бандитам и гангстерам уголовного земного мира.

***
Марис Залесский сейчас не находил себе места. Он носился из угла в угол своего кабинета лаборатории. Он был возбужден до предела всем тем, что недавно пережил. Ему, просто не было нормального покоя и не хотелось ничего больше как обратно сделать свой опыт с маленькой этой золоченой шкатулкой, что лежала на лабораторном столе.
Эта шкатулка Филиппа Лемаршана, что-то сотворила с ним и после того как исчезла давно ушедшая из своей земной жизни Барбара Сташковски, он не мог успокоиться и забыться. Этот секс с ней был реален. Да и она была реальна как никогда. Вполне осязаема и настоящая. Вот только откуда-то, пришедшая к нему и прямо сюда. Зная, где Мариса найти и, что он именно тут. Ночью и один. Как проникла сюда в запертый им собственной рукой на все замки за своими ушедшими товарищами музей магазин «ПАЛЛАСИО». Обошла саму включенную сигнализацию.
Загадки. И дикое опять желание бешеной страстной любви, что родилось в нем опять и снова. Да такое, что позабыв про свою боль загнанный, точно жеребец на скачках детородный промеж ног детородный орган хотел новой близости и любви.
Это новое желание любовных ласк и секса вместо здравого мужского рассудительного сознания, опять вторглось в него. Все это давящее, опять на его мозги, появилось моментально, как только Марис немного успокоился и пришел в себя от сногсшибательного безумного ночного траха с призрачной своей любовницей. Оно теперь, просто не давало ему покоя. Как и ощущение постоянного нервного раздражительного беспокойства.
Барбара Сташковски оттрахавшись с ним, пропала просто бесследно. Нет, она не ушла. Она именно исчезла, как ее и не бывало. Это было как в некой сказке. Да и этот звериный, буквально жесткий секс с ней был просто нереален. Он измочалил его всего и измучил, после чего, он Марис долго еще приходил в себя, сидя в своем в дальнем углу лабораторной комнаты кожаном кресле.
Сейчас ни Барбары, ни ее вещей. Только его разбросанные по полу кабинета лаборатории нательные, буквально разодранные руками бешеной в сексе женщиной уличной городской шлюхой тряпки и верхняя вся одежда. Оставалось лишь собрать изодранную в клочья свою всю одежду. Из которой, уцелели лишь прочные синие джинсы, от женского сексуального дикого звериного напора. От неузнаваемо, вдруг таких сильных шаловливых рук городской уличной, вечно теперь молодой двадцатилетней безбашковой, но в сексе отвязной подружки шлюшки. Причем, на все сто оторвы, проститутки и путаны.
Все остальное тряпки пришлось просто выбросить в мусорный стоящий здесь же в подвале и цоколе большой бак.
Жалко было клетчатую рубашку, но после такого бурного разнузданного и бесконтрольного звериного дикого секса, стоило ли о чем-либо жалеть.
Он надел другую. Заменил все, кроме синих своих затертых почти до дыр рабочих джинсов. У него был в кабинете лаборатории тут шкафчик с запасной сменной одеждой. Любой и на все случаи жизни. После горячего добротного душа, что был в его же кабинете, как и у других членов его научной команды. Как говориться, на случай всякий. И для пущего гигиенического удобства. Хорошо помывшись, Марис переоделся в свежее, чистое и новое.
Он, должен был завершить оценку своей проделанной работы и написать свой отчет по этой чертовой, но интересной шкатулке, как просил сделать его директор и работодатель патрон Джеймс Коннор, но пока ничего не было готово, а ночь подошла к концу. Было раннее утро. На наручных часах Мариса Залесского стрелки показывали девять часов. Должен был уже начаться новый рабочий день и должны были уже быть на работе его коллеги Марика Свобода и Тадеуш Прохазка.
Но стояла подозрительная за дверями его лаборатории и кабинета тишина. И он решил выглянуть наружу. Нацепив свои снова на переносицу носа очки, Марис Залесский отворил дверь кабинета и вышел наружу. Прямо в длинный цокольный подвальный коридор.
Ни души. Время было уже давно рабочее. Но, тут не было никого.
До этого, он этого как-то не заметил отсутствие людей в самом здании, когда садился за работу и свои исследования загадочного маленького в форме шкатулки реликтового старинного кубика. В здании еще были люди. Когда Марика и Тадеуш уходили в вечернее кафе. Потом вроде все стихло, и здание было закрытым. Его закрыли сторожа и охрана «ПАЛЛАСИО». Рабочий день был закончен.
Сейчас же было утро, и время близилось уже к десяти часам. Но, не было никого. Стояла гробовая мертвая тишина. Ни шагов, ни какого шума или движений.
Марис хотел подняться наверх в сам музей магазин, но отчего-то не решился туда идти. Он не выполнил работу и опасался теперь встречи со своим непосредственным начальником, чтобы не получить хороший втык за не выполненную работу. Ведь тот ожидал некоего своего клиента, что положил глаз на эту шкатулку Лемаршана, что лежала по-прежнему на лабораторном Мариса Залесского столе.
Но, проходя из банного горячего душа по длинному подвальному цокольному коридору мимо их кабинетов, он не ощутил даже их присутствия здесь. Джеймс Коннор должен был явиться с минуты на минуту в свой торговый антиквариатом музей магазин «ПАЛЛАСИО».
Он потрогал и поправил рукой в своих джинсах промеж ног свой больной, но уже упокоившийся от потертостей о женскую промежность детородный член. Горячая в душе вода все же немного его успокоила, как и ноющие, там же под ним мужские выжатые мощной обильной кончиной досуха от спермы Мариса яйца.
Он, было, еще подумал о лечебной мази, что применяют в таких случаях и городской неподалеку от этой его работы аптеке. Что не мешало бы заскочить туда, но вдруг ощутил отсутствие, какой-либо жизни вокруг себя и вообще во всем, вероятно большом этом здании. Точно, он был тут, совершенно сейчас один. Было такое ощущение, что он вообще один в целом этом огромном городе. И никого вокруг. Была, просто гробовая в здании тишина. Ни шорохов, ни шагов, ни разговоров служащих и работников. Обычно в это время после девяти тут порой тоже хватало людей. Разных служащих выполняющих свою поставленную директором и хозяином данного заведения работу. Но теперь, просто тишина и никого вокруг.
— Что за чертовщина, какая-то? — он произнес вслух, проходя по длинному подвальному цокольному коридору к своему личному рабочему кабинету – ни тебе уборщиц, никого.
Уже больше девяти часов. Уборщицы должны были, тоже уже во всю тут с утра работать. Но, никого вообще. Пусто и никого.
— Точно вымерли все и делись, тоже куда-то — он произнес, думая, что, наверное, ныне покойная пришедшая с того света к нему потрахаться Барбара Сташковски их обратно уходя, забрала на тот свет с собой.
Марис Залесский остановился в коридоре и прислушался. Он как раз стоял у двери в кабинет своей коллеги по работе Марики Свободы. Там должна была играть прямо с утра, как обычно и всегда легкая классическая музыка. Марика всегда при работе включала свою музыкальную негромко шарманку, чешский кассетный уже порядком старенький стереофонический бумбокс 1970 года магнитофон Теsla А5. Купленный по бросовой дешевой цене Марикой на радиорынке в Праге. И тоже уже антиквар, как все тут, но исправно работающий, хоть иногда и жующий пленочные кассеты.
Марике Свободе так хорошо работалось. Но, за ее дверью кабинета стояла гробовая мертвая тишина, как и соседнем с ней еще одном кабинете. Второго научного сотрудника, исследователя реликвий и антиквариата. Работника и любовника Марики Свободы Тадеуша Прохазки.
Он подошел к двери и постучал в нее. Ни звука. Постучал еще раз. Ни кого. Даже там стой стороны за дверью шагов. Он подошел к другой двери другого соседнего кабинета. И сделал тоже, самое. Опять тот же результат. Никого.
— Да, куда же, вы все подевались? — он даже вслух, возмутился и постучал сильнее в обе по очереди двери. Никого.
Потом, махнув своей правой рукой, вошел в свой кабинет лабораторию, закрыв за собой свою дверь.
Марис Залесский подошел к своему большому химическому лабораторному исследовательскому столу, где стояли колбы и реторты в штативах. И посмотрел на лежащий, на столе маленький красивый в красивых золоченых узорах и гравировке идеальный по своей форме кубик Тетраэдр. Шкатулка Лемаршана так и не покидала его мужской рассудительный разум, что отошел сейчас на второй план, оставляя сплошь лишь одни любовные инстинкты. Она не выходила у него из головы ни на минут, как и сам бурный безбашенный с Барбарой Сташковски секс. Эта маленькая древняя загадочная реликвия еще сильней теперь манила его Мариса Залесского. Было такое ощущение, что она звала Мариса к себе и в себя.
Но не было слышно ни музыки, ни голоса. И все равно тяга была непомерной, вновь взять в руки этот старинный средневековый антиквариат и покрутить его снова в своих руках, как кубик рубика. Это теперь еще подсказывал и подталкивал под руки его в штанах и новых тугих нательных плавках детородный тридцатилетнего мужчины член. Он точно толкал Мариса к новым неизведанным ощущениям и вероятным половым даже удовольствиям и приключениям. В груди под новой в полоску рубашкой стучало громко сердце, что он даже ощущал его там присутствие стук за стуком. Ибо кровь давила своей пульсацией в виски. И все тело заломило от какого-то нового ощущения в возникшем напряженном нервном волнении.
— Надо успокоиться — он произнес, сам себе вслух – Надо продолжить работу, Марис. От этого зависит твоя зарплата. Хорошая зарплата и одобрение самого директора и твоего работодателя Джеймса Коннора.
В этот момент как-то болезненно резануло внизу его живота, точно ножом над кожаным ремнем в джинсах под белым врачебным халатом. А в русоволосой Мариса Залесского голове пронеслось, будто откуда-то, как предупреждение – Не вздумай. Не надо.
Но, он уже держал в руках эту золоченую в орнаменте шкатулку Лемаршана. И собирался ее снова покрутить и сделать, все как в прошлый раз. Повторить свой эксперимент. И опять, занести все в свой лабораторный журнал. А потом, приступить к оценочному отчету о древней загадочной реликвии. Расписать ее секрет в подробностях и способ запуска странного, но хитроумно сделанного внутри нее автоматического механизма, что был особенно интересен Марису Залесскому, как ученому и исследователю древностей.
Это странное чувство и ощущение напряженного волнения и тревоги так и не покидало его. В памяти был все еще этот дикий страстный необузданный секс, что напоминал постоянно о себе и не выходил из головы. Мало того, хотелось снова его и еще куда более, развращенней и сильнее. Об этом все ему говорило промеж его ног в тугих Мариса плавках под нательным бельем и джинсами его любитель и ходок по женщинам половой друг и верный товарищ.
Вдруг как в прошлый раз стало как-то прохладно в самой его лаборатории. Точно засквозило легким, но достаточно холодным ветерком отовсюду и со всех сторон. И хорошо, что было надето нательное белье в виде плотно облегающих его нагое тело кальсон под рубашку и джинсы. Все же в этом белье было теплее.
За спиной Мариса, точно, что-то довольно шумно, прошуршало. И он резко и напугано обернулся назад.
Никого.
Он, просто и всего лишь только, взял эту загадочную коробочку в свои руки. И даже не вертел ее в руках. Но, все снова оживилось.
Эта шкатулка ощутила его присутствие на себе. Она почувствовала с собой близкое прикосновение его тонких научного работника, а по жизни, развратника грешника в прошлом преступника и убийцы пальцев. Она видела все его дела, как на ладони и весь его здесь безудержный безумный секс с этим призраком из мира мертвых и с того света, что слепила из Мариса Зелесского заблудшего своей давно уже человеческой душой и в самом себе сознания то, что он сам возжелал и хотел. И, снова ожила. Хотя не собиралась двигаться и шевелиться.
Снова, вдруг постучали в запертую его дверь. И Марис подпрыгнул на своем вертящемся лабораторном на стойке треножнике стуле.
Он соскочил с него, и подбежал, осторожно к двери, прислонив к ней свое левое головы ухо.
— Марис — раздалось за дверью знакомой нежной ласковой трелью.
Это опять была его призрачная, пришедшая из неведомо откуда любовница. Наверное, из далекого прошлого. С тех разгульных окраинных городских улиц Барбара Сташковски.
Все как в далекой той прошедшей студенческой молодости. Секс почти без перерыва. И к черту были все деньги. Она, просто хотела его любить и любить бесконечно и на полном неистовом отрыве. Пьянка, гулянка на двоих и легкие наркотики. А потом дикая неуправляемая постельная любовь.
Ей хотелось опять того, что хотел сейчас и он. И она вернулась за этим.
И Марис Залесский, забыв обо всем на свете, даже о своей работе, не особо раздумывая, нараспашку отворил свою в кабинет лабораторию дверь.

***
На улице Нерудово шел дождь. Да не просто даже дождь, а настоящий проливной ливень, когда владелец и директор «ПАЛЛАСИО» Джеймс Коннор, завел свой личный достаточно здесь в Чехии дорогой из брендовых видных марок Skoda Octavia в собственный просторный автомобильный построенный гараж. Под крышей своего же торгового редкими артефактами и ценностями музея и антикварного магазина по адресу: Дом 15. стр. 112.
Джеймс был сильно сейчас озабочен своими мыслями о продаже этой драгоценной, как он считал шкатулке. У него появился первый и единственный в данный момент покупатель и такой вот просто ошеломительный спрос на этот редкий и, наверное, достаточно ценный артефакт. Клиент желала во, чтобы то ни стало, сторговаться и получить этот предмет, секрет которого, вероятно, он знал. А Джемс Коннор нет. И это его тоже волновало и настораживало. Ибо клиент был крайне подозрительный. И как видно, не из мира добрых миролюбивых людей, равно как и честных. Было такое ощущение, что он имеет дело с миром криминала. А эта золоченая маленькая шкатулка имеет для него неслыханную материальную, либо еще какую-то огромную ценность.
Было даже похоже, что клиент с виду некий мексиканец, весьма крупных внешних габаритов ростом метра под два, готов был выложить практически по сумме любые деньги за эту гребаную золоченую шкатулку, что привез ее также из Мексики его в дела поверенный поставщик антиквариата Теди Росси. Она должна вернуться обратно в Мексику как понял Джеймс Коннор и ощущал, что дело дрянь.
— Если этот мексикашка некий уголовник и бандит — произнес сам про себя Джемс Коннор – То, надо как можно быстрее избавиться от этой шкатулки. Хоть она и мне самому нравиться, но дело, чую дрянь. Надо продавать ее за любые уже деньги, лишь бы скорей.
Джемс Коннор был напуган не только своим сейчас новым выгодным, как поначалу думал клиентом. Но и его компанией. Что ожидала того все время, пока на улице сидя в двух машинах.
— Блин, гангстеры – произнес, он сам себе – Нет, продавать. И чем быстрей, тем лучше. И за любые деньги. Лишь бы избавиться, а то глядишь, поубивают тут нас всех в моем самом магазине музее.
Джеймс, ранее жил в своей Америке в Штате Техас и на границе, почти с самой Мексикой. Он знал, что такое мексиканцы не понаслышке. А сейчас уже тем более. Когда там царствует во всю кровожадная кокаиновая мафия. Где людей крошат, как какую-нибудь морковку и шпинат, совершенно без жалости и особого разбора. Так для отстрастки и запугивания других. В самом Техасе эти мексикашки тоже понатворили много бед. Это не считая беженцев с их стороны. От которых задолбались уже отбиваться местные Техасские власти, ставя полицейские вооруженные кордоны и высокие проволочные с колючкой заборы.
Мексика да Колумбия. Их жулики и бандиты. И эти могут быть точно оттуда же. Уж, больно этот покупатель антиквариата и этой шкатулки Лемаршана был схож с мексиканцем.
Джеймс Коннор, не теряя времени и прямым ходом ломанулся вниз на цокольный подвальный этаж своего музея магазина «ПАЛЛАСИО». По его мнению его лучший работник дома музея и реставратор Марис Залесский уже должен был сделать свою поставленную его директором и работодателем работу. Сделать, хотя бы относительную и примерную оценку этой старинной в виде равностороннего куба маленькой вещицы. Прикинуть ее саму покупную и продажную себестоимость, чтобы хозяин и главный продавец смог сторговаться с покупателем данного интересного антикварного сувенира.
Был уже десятый час утра. А встреча с покупателем была назначена на 10: 30.
Джемс Коннор, почти бегом и торопясь прямым ходом подскочил к двери кабинета и лаборатории Мариса Залесского. Он схватился за рукоятку двери и дернул ее на открывание. Обычно Марис не запирался в рабочее время и директор и хозяин этого антикварного заведения мог в любое время войти в его научную исследовательскую лабораторию. Но, тут все сейчас было сейчас иначе. Дверь не поддалась на открытие. Она, оказалась надежно запертой на ключ.
Джеймс занервничал, и начал стучатся в запертую, как видно изнутри дверь. Марс Залесски должен был быть сейчас там на своей положенной работе. Но, откуда не было ни единого шума. Ни шагов, ни голоса Мариса. Там была полная тишина. Там, вероятно, никого не было. Но, шкатулка Лемаршана должна была находиться, именно сейчас там. Он, Джеймс Коннор разрешил взять ее в его кабинет для исследования и оценки себестоимости данного продаваемого товара.
— Марис! — прокричал через дверь Джеймс Коннор своему подчиненному работнику – Это я Джеймс Коннор! Открой мне!
Но, в ответ полная была тишина.
— Марис ты там?! – он снова прокричал через дверь и продолжил стучаться, тем самым привлекая всех, кто сейчас был в цокольном этаже здания музея магазина. Всех работников подвального этажа, вплоть до уборщиц здания. На стук и крик Джеймса Коннора выскочили из своих двух таких же лабораторий и кабинетов еще два его лучших работника, реставратора и оценщика антикварного товара. Марика Свобода и Тадеуш Прохазка.
— Мариса видели? – он спросил их когда те подошли к нему и запертой двери кабинета Мариса Залесского.
— Мы его только с прошлого вечера видели – произнесла Марика Свобода.
— А с утра его кабинет стоит запертым в самого нашего прихода на работу – произнес Тадеуш Прохазка.
— Мы и сами в недоумении, гле Марис – произнесла Марика Свобода пожимая своими женским плечами – Дверь запертой стоит уже пару часов. Похоже, его там, в кабинете нет. Или, что-то с ним случилось.
— Вот черт! – с гневным выражением в своем громком звонком на весь подвал голосе выругался Джеймс Коннор – Мне даже не он сейчас нужен совсем. Черт с ним с этим Марисом. Мне нужна эта гребаная шкатулка Лемаршана! Скоро прибудет покупатель за ней. Ее надо быстро ему продать. Я выдал задание Марису на нее, и ничего неизвестно. Я даже не знаю, там она в его кабинете, или черт знает еще где.
В цокольном подвале у дверей кабинета Мариса Залесского уже собралась порядочная толпа народа. Видно, слух пронесся по всему музею магазину «ПАЛЛАСИО», что Марис куда-то исчез или с ним что-то приключилось в самом его кабинете. И сюда прибежали даже те, кому тут быть сейчас, вообще было бы не желательно.
— Что, собрались тут все?! Работы нет, что ли у вас?! Быстро все по местам! Работать! А то урежу зарплату всем! — скомандовал в гневе и уже бешенстве их директор и начальник своего карманного личного бизнес музейного хозяйства Джеймс Коннор.
Толпа сразу быстро поредела.
— А вы, что тут стоите?! — он также грубо и уже в резкой форме, обратился к стоящим рядом с ним Марике Свободе и Тадеушу Прохазке – Вас, что мое распоряжение совсем не касается?!
Марика и Тадеуш тоже мгновенно исчезли в своих личных кабинетах, закрыв плотно за собой двери.
Джеймс был на диком взрывном точно динамитная шашка часовом взводе. Он сейчас панически переживал, чтобы там за этой дверью в кабинет лабораторию Мариса Залесского все было в порядке. И главное, шкатулка Филиппа Лемаршана была на месте. Так как, она была у Мариса Залесского. Это было точно. В выставочной витрине его антикварного музея магазина ее не было.
Джеймс Коннор послал одного из охранников здания за резервными запасными ключами от кабинета Мариса Залесского. Тот молнией сносился в вахтерку охраны и принес целую связку ключей. Это была лишь связка резервных и запасных ключей только от цокольного подвала, всех здесь кабинетов и подсобных технических в здании музея магазина помещений.
Джеймс Коннор выхватил связку ключей у охранника и своими руками стал подбирать ключи к замку на двери и к кабинету Мариса Залесского.

***
Это был очень длинный прямой, уходящий в некую безграничную даль каменный тоннельный коридор. Узкий, точно рассчитанный для прохода всего одного человека, состоящий из неких секций с округлыми потолками, врезанными в стены колоннами и арочными сводами. Он вел, куда-то вдаль в неизведанное Мариса Залесского.
Стоял, постоянно, какой-то громкий гул, что исходил, казалось отовсюду. И коридор, состоящий, по всему видимо из каменной кирпичной кладки, весь вибрировал как его стены и потолки.
Этот странный доносящийся до его ушей громкий гул, просто оглушал Мариса и уже сводил с ума. Он воздействовал на него своей монотонной вибрацией. На его разум и само живое человеческое тело. Но, мысли возвратиться обратно в свой личный кабинет и лабораторию, у него не было.
Марис Залесский не знал, сколько сейчас уже времени. Часы на его левой руке остановились и не работали больше. Они, похоже, сильно намагнитились от сильного некоего магнитного поля внутри этого длинного, почти бесконечного каменного узкого тоннельного коридора. Он двигался вперед. Все по пути рассматривал и даже руками своими ко всему прикасался. К различным вокруг предметам. К каменным в идеале гладким колоннам и ровным самим выложенным стенам, все еще не веря, что это все настолько реально, насколько только возможно.
Длинный, каменный, действительно как тоннель, коридор его вывел на край некой широкой квадратной площадки тоже из камня. Сам узкий длинный этот коридор был пройден и весь наконец-то закончился. Теперь перед карими глазами Мариса Залесского открывался широкий вперед обзор всего, что он сейчас смог своими теми глазами увидеть вокруг и впереди себя. А главное, внизу под собой. Ибо внизу был огромный, вероятно практически бездонный пугающий своей чернотой и неизвестностью колодец. Этакое неизвестно каким художником модернистом и его разумом и возможно руками, созданное авангардное сюрреалистическое жуткое творение. Этакий архитектурный мистический постмодернизм в истинном реальном проекте и виде. А внизу был квадратный колодец. Состоящий из абсолютно вертикальных стен. По сторонам которого, уходящего вниз на неизвестно какую глубину этакого архитектурного колодца. Располагались многоярусные каменные с некими окнами, переходами, ступенями и лестницами этажи. Что разветвлялись внутри уходящего вдаль и в сам незримый горизонт огромнейшего, просто, состоящего из сплошного сложенного ровными острыми краями в целые стены камня кирпича лабиринта. Над ним висел и вращался громадный четырехгранный остроугольник. Еще одно неведомо кем созданное авангардное кошмарное творение чьей-то творческой нестандартной мысли и ума. Это было как раз и именно то, что издавало весь этот оглушительный и будоражащий человеческий разум вибрационный громкий постоянный гул. Это был висящий в самом пространстве и пустоте тот самый Тетраэдр. Шкатулка Филиппа Лемаршана. Только громадных, просто невероятных циклопических размеров и вытянутой в обе стороны своих двух углов и вершин грандиозная геометрическая конструкция. Теперь, очень похожая, снизу и вверху на остроконечную этакую пирамидальную четырехгранную иглу, что медленно вокруг своей незримой некой от вершины к вершине оси вращалась. Испуская, какой-то ослепляющий своей яркой чернотой свет. Луча было два, и они исходили из самого центра этого четырехгранного остроугольника. Из его круглых черных точно излучатели окон по бокам вращающейся непрерывно в одну сторону такой вот геометрической фигуры.
Он был далеко от самого Мариса Залесского, но и на таком расстоянии производил неизгладимое для его черноволосого чеха брюнета карих человеческих глаз впечатление. А главное, создавал весь этот странно гудящий, точно некий двигатель всей этой громадной под ним похожей на лабиринт из камня кирпича висящей в неком тоже неведомом и невесомом пространстве конструкции. Порой сам, точно по определенной временной команде или программе, лабиринт делал неожиданную перестановку самого себя. Он, внезапно оживал и начинал двигаться. Меняя радикально свое положение этажей, потолков, полов и стен. То, раздвигая их, то сужая до самых минимальных размеров и даже щелей, смыкая свои вертикальные стены и передвигая большие на стенах в черном колодце полукруглые окна.
Все это было, просто нечто и для прагмата ученого Мариса Залесского непостижимо. Но, он, все равно был бы здесь. Он, все равно, пришел бы сюда. И по-другому быть не могло. Это была его судьба, которую, войдя в длинный каменный тоннельный коридор, выбрал сам. Принял сам, и уже добровольно.
Сейчас ему, окончательно пришлось перестать делать вид, что все это нереально и, что полная нелепость и бессмыслица. И мужское уже с черной легкой небритой щетиной его красивого для многих женщин в миру лицо, обдувал свежий достаточно сильный ветер. Этот ветер был такой силы, что сбивал даже с ног. Тут на самой верхней площадке лабиринта, куда его привел от его личного лабораторного кабинета в здании музея магазина « ПОЛЛАСИО» длинный узкий каменный тоннельный коридор. Проход в сердце самого неизведанного и непознанного. А главное, ему хотелось даже не совсем понять, как это тут все оказалось, а познать все совсем иное. Все плотские самые греховные страсти. Наивысшие низменные ощущения на самом крайнем пределе боли и страданий. Именно, и только это позволило ему сюда войти. Подготовило его к совершенно необъяснимому и новому, что полностью и радикально должно было изменить всю его человеческую саму жизнь. То к чему он, Марис Залесский шел всю свою сознательную Земную жизнь. Он, точно попался в ловчий капкан своих порочных мыслей и желаний, что постоянно сидели и жили в нем. За что отсидел в тюрьме, но остался таким же каким был, пытаясь поменять свою жизнь на что-то лучшее. Но лучшим стала встреча с этим маленьким золоченым механическим в своей невероятно замысловатой конструкции кубиком, шкатулкой средневекового умельца мастера Филиппа Лемаршана. Марис сдался и стал подвластным волшебной адской шкатулке под названием «Конфигурация плача», ибо он был тем, кем был на самом деле.
Марис Залесский сейчас был совершенно другим. Он уже не был тем Марисом, каким был раньше и до этого. Он открыл в себе то, что пряталось в нем долгие годы. Все тридцать его дет. То, что сделало его неистовым для многих женщин любовником. Затем, убийцей. Именно то, что убило его любовницу подругу и уличную проститутку городскую путану Барбару Сташковски.
Его сейчас вели некие неведомые даже ему и его испорченному и развращенному разуму силы. Его вели туда, где ему следовало уже давно быть. Давно оказаться за все его порочные все мысли и желания. За распутное и развратное поведение еще со студенческой скамьи молодой двадцатилетней жизни. Марис был, когда-то отличным студентом, подающим большие надежды. Но, был еще и тем, кем был в другой жизни. Его сами клеили женщины, оценивая внешность Мариса чеха красавца брюнета и его молодость. Он пользовался этим в полную силу. Это были совсем короткие любовные связи, что очень быстро обрывались и исчезали, как их не бывало вовсе. И так одни за другими. Именно здесь Марис Залесский был совсем другим человеком. Это было его второе Я и другое человеческое лицо. И оно было не из лучших примеров другим. И этот другой сейчас был здесь в поисках и жажде новых наивысших плотских низменных ощущений.
Он сейчас видел пред собой некую уже цель. И шел к ней. Он жаждал получить то, чего больше сейчас всего хотел получить. Иначе его бы не было здесь. Некая вырвавшаяся демоническая адская сила из него самого, овладела им, заманив сюда в этот потусторонний мистический за пределами любой реальности мир демонического существа Левиафана. Эта чертова адская шкатулка и ее сила завладели Марисом Залесским. Между ними образовалось некое даже родство. Она ощутила демона жившего в теле Мариса Залесского. Затихшего, но живого. Готового к своей свободе. И пробудила его. Вот, почему, она приняла его иначе, чем других своих посетителей и пленников. Вела в мир и само адское жилище демонов людей сенобитов. Скорее, как гостя, чем свою новую жертву. И он, сам ощутив это некое демоническое родство, добровольно ринулся, сломя голову в это проклятое страшное место, желая того, чего никогда бы не получил в мире людей. Только сейчас, он понял, что хотел, и чего желала по-настоящему Мариса Залесского душа. И хотел обрести и получить это. Все наивысшие формы самой жуткой боли и сладостных страданий. Ему нужна была любовь. Самая развращенная и самая греховная, какая только могла быть. И какую, ему могла дать эта шкатулка Лемаршана.
Черный ослепительный прорезающий все пространство свет Левиафана пронизывал своим гудящим лучом верхний ярус каменного безграничного лабиринта. Именно он, издавал такое монотонное оглушительное звучание. Сотрясая все само пространство и сам этот лабиринт. От вращения в черных в двустороннем четырехгранном остроугольнике круглых огромных окон два этих расходящихся луча были самой энергией тела духом и телом с глазами самого демона и дракона Левиафана заточенного и заключенного в этот вращающийся вытянутый в остроугольную длину громадный тетраэдр, имеющий еще и внешнюю свою в земных пределах оболочку. Ту, что создал средневековый французский мастер дел своих и умелец Филипп Лемаршан. Это было местом заключения высшими Ангельскими Божественными силами злого безжалостного демонического духа. Одного из самых сильных и всевластных демонов адского пантеона. Морского громадного змея и сына самой его матери и Богини запредельного Хаоса Тиамат.

Глава VI. Сенобитесса адского мира

Здесь на самом вернем уровне и чем-то похожим на саму крышу лабиринта не прекращаясь, дул сильный ветер. Марис еле удерживался на своих ногах боясь сорваться вниз, и рухнуть в бездонную черную пропасть вертикального колодца. Эта невероятная, не ослабляющая свое воздействие сила, казалось, нарастала с каждой минутой и секундой и Марис Залесский, вцепившись в край и угол вертикальной стены на выходе из своего каменного прохода и туннеля, уже хотел повернуть обратно. Этот поток из сильного ветра не давал ему идти дальше, точно предупреждая Мариса и отгоняя того от движения дальше в глубь лабиринта. Но, Марис и так не знал сейчас, куда ему двигаться и идти. Лабиринт на его глазах менял свои вид и формы. Он жил своей ему ведомой только жизнью каменного странного гипертрофированного в своей архитектурной конструкции этакого разумного живого существа жизнью.
Вдруг внезапно все движения лабиринта прекратились. И он занял обычную свою стационарную конструкционную форму. Прервался сильный сбивающий с ног ветер. И Марис узрил вдалеке на верхней самой площадке лабиринта от одного из квадратных его углов идущую к нему некую женщину. Весьма на вид молодую, лет, наверное, не старше тридцати, как и он сейчас сам. Эта женщина была довольно высокого роста, немного на вид худощава. С хорошей как отметил сам уже про себя Марис Залесский женской стройной фигурой, одетой в некое короткое до колен рваное серое платье. На котором была масса дыр и разрывов. И то платье свисало с женщины просто вниз как некое нищенское рубище. Некую ночную сорочку этой странного вида молодой довольно женщины. Точно, сбежавшей, откуда-то из тюремного долгого заключения. И еще, что было весьма странным и резануло Мариса по его карим брюнета красавца мужчины глазам. Это то, что под этим и оборванными тряпками, вообще не было ничего. Там была лишь ее полная нагота. А тело женщины было в все изрезано и кровоточило. Руки и ноги. По ним текла алая кровь, что оставляла на каменной верхней площадке свои следы в виде мокрых кровавых отпечатков босых голых до колен ног этой незнакомки. Что конкретно направлялась к Марису Залесскому.
Оттуда откуда она вышла там, был виден тоже длинный узкий каменный коридор с выходом, именно сюда и с другой стороны. С другого угла громадного лабиринта четырехугольника.
Это было два самых края лабиринта. А где он заканчивался, и где были другие два угла его, было неизвестно. Этот четырехугольник был вытянут далеко вдаль в безграничье и, наверное, им двоим, повезло здесь, вот так встретиться.
Марис вышел к ней из своего коридорного каменного тоннеляи. Он пошел навстречу, посчитав неприличным дожидаться, стоя здесь на выходе.
Когда они уже порядочно сблизились, двигаясь, друг к другу, Марис смог лучше рассмотреть ее. Эту с темной кофейного оттенка кожей этакую на вид черноволосую красотку. Брюнетку с миловидным личиком и карими практически черными не моргающим под черными выгнутыми дугой тонким бровями глазами, красивыми и гипнотическими, что приворожили сразу Мариса Залесского своим тем взором, что неотрывно смотрел ему в его чеха красавца мужчины лицо.
Они подошли друг к другу. В это время будто, что-то сдвинулось в самом этом мире и пространстве. Лабиринт, снова ожил и пришел в свое движение. Продул со стороны висящего громадного вращающегося вокруг собственной оси в воздухе четырехгранного остроугольника сильный своими бурными и мощными потоками ветер, что мгновенно растрепал обоим стоящим друг против друга здешним путникам их волосы. И стал срывать с них их одежду.
— Идем! – она сказала, громко Марису Залесскому, будто, чего-то испугавшись — Быстрей! Иди со мной! Я уведу тебя отсюда!
Площадка, на которой они оба стояли, сдвинулась со своего мета и сделала перестановку с другой такой же еще одной площадкой. Закрылись одни входы и выходы. Но открыли другие.
— Быстрее! – женщина, схватив Мариса за руку, потащила того, почти бегом спеша к образовавшейся вниз какой-то узкоступенчатой каменной лестнице. Увлекая за собой, они оба оказались на втором ярусе каменных этажей с сетью разветвленных узких проходов и тоннельных коридоров лабиринта.
Они не стали задерживаться и здесь. Женщина увлекла Мариса Залесского еще ниже на другие этажи лабиринта.
— Нам нужно попасть в сам центр этого сооружения – она произнесла ему. Там спокойней и нет такого движения. Лабиринт меняет свое архитектурное положение, если он в чьих-то руках. В тот момент когда, кто-то вертит саму шкатулку в своих руках.
— В чьих-то руках? – он произнес ей, но она, казалось его не слышала. лишь увлекала, таща за своей спиной все глубже вниз по лестницам и ступеням. Виляя то туда, то сюда по каким-то небольшим переходам из одной небольшой каменной комнаты в другую.
Было такое ощущение, что эта тридцатилетняя черноволосая смазливая. Хоть и вся исполосованная и изрезанная, кем-то брюнеточка красотка, так здорово ему напоминающая сейчас фигурой, да и вообще всем видом убиенную его, когда-то собственными руками двадцатилетнюю уличную путану и проститутку Барбару Сташковски, ведет конкретно его куда-то, точно к самой себе. В некое тайное уединенное место для двоих.
Он резко сам остановился и остановил ее. Дальнейшим резким рывком, подтянув к себе эту молодую не старше тридцати лет женщину, обхватив за гибкую ее талию и глядя той в изумленные глаза.
Она молчала и лишь смотрела на него своими карими, почти черными широко открытыми напуганными глазами.
— Мы уже столько пробежали, а где будет сама остановка? — он спросил женщину полной своей наготе и в лохмотьях — Где конец нашего пути, красотка?
Он придавил ту к себе сильнее, обхватив ее за талию еще сильнее, что той было уже, так просто и не вырваться теперь из его Мариса Залесского хоть и худощавых, но достаточно сильных жилистых мужских рук.
-Что, тебе от меня надо. И куда, ты меня ведешь? – он уже напористей, произнес, стараясь выдавить из той все объяснения, ведь Марис понятия не имел на самом деле, куда его ведут. Просто тащат, под предлогом что надо.
— Тебе надо все увидеть, ведь ты сам этого хотел – она промолвила уже спокойней в своем голосе ему– Я лишь веду тебя, как мне приказали туда, куда нужно.
— Куда нужно и, кто приказал? – он спросил ее, но не успел получить от этой черноволосой брюнетки красавицы ответа.
В глубине достаточно длинного переходного каменного туннеля раздался звериный громкий рев. В самой темноте его, где не было никого видно. Но рев раздался именно оттуда.
— Стражник лабиринта! — она, выкрикнула ему, снова напугано – Один из многих демонов охранников Левиафана! И он преследует нас!
Женщина, как было видно, еще больше перепугалась. Да и Марис, достаточно здорово струхнул сейчас. Женщина, вырвавшись, все же из его рук, снова, схватив Мариса Залесского за правую руку своей левой изрезанной свежими кровоточащими ранами порезами рукой, потащила куда-то в сторону. Затем, и еще вниз, сбежав босыми голыми ногами и, увлекая того за собой в некое узкое, похожее еще на один только небольшой коридор помещение. Тут внизу, казалось было тихо, и тут были некие темные в стенах входы, или точнее, говоря дверные проемы в виде полукруглых вверху каменных небольших под самый потолок коридора арок и по бокам колонн, упирающихся по бокам проема в каменный пол. Проходы без дверей, но в какие-то, как видно комнаты.
Женщина затащила Мариса Залесского в одну из таких комнат. Небольших, квадратной площадью и без всего. Только каменные стены и потолки. Ни тебе, ни какого намека на какую- либо мебель, постель стулья и прочее. Просто, голая, как и эта в изорванных лохмотьях молодая лет тридцати, изрезанная в кровоточащих ранах женщина.
Она вывела Мариса на центр самой каменной комнаты. И отойдя от него, немного назад, сорвала с себя свои жалкие рваные лохмотья.
Перед Марисом Залесским предстала совершенно нагая женщина. С полненькой торчащей вперед сексуально соблазняющей его грешника развратника глаза с сосками грудью. Черноволосая и стройная. С совратительным взором карих почти черных глаз, брюнетка с смуглой кожей. Но, вся в кошмарных кровоточащих жутких порезах.
Он отошла еще от Мариса на несколько шагов назад и произнесла ему — Я хочу тебя. Иди ко мне.
И Марис Залесский увидел, как вся каменная комната, буквально и враз, преобразовалась в некий довольно шикарный гостиничный номер отеля. А именно, спальню с просторной широченной устеленной белоснежными шелками дорогой резной из красного дерева кроватью. С совратительным к половым сексуальным развлечениям приглушенным освещением. И полузакрытыми шикарными большими шторами на окнах освещением. Горели только длинные восковые повсюду расставленные свечи в золотых подсвечниках. На столе у одного из окон стояло дорогое вино и закуски
— Я не знаю, как тебя звать – он произнес той, что уже забралась на ту шикарную для будущей страстной любви постель и совращала своими нагими видами его взор карих мужских Мариса глаз.
Его, было, потянуло к ней, но тут было, что-то не так. Правда, промеж ног Мариса Залесского в его плавках и джинсах затопоршился, наливаясь кровью детородный член. Но, он сопротивляясь своим половым развращенным жаждущим всегда похоти и секса соблазнам, сам не пошел в ее сторону, сопротивляясь, дожидаясь того, что будет дальше.
— Марис – она нежно тому произнесла – Любимый. Я жду тебя. Иди ко мне.
— Мы, кажется, куда-то шли. Ты должна была выполнить чье-то указание – он произнес ей — Ты меня сюда привела. К себе.
— Да, а что? Что-то не так, любимый мой Марис Залесский? Мой ненаглядный красавчик- она ему уже, более жестче и недовольно произнесла, И, видимо понимая, что он не собирается к ней идти, сама соскочив с той постели, пошла ему навстречу.
Она двигалась к нему, как-то сейчас странно. Испуская сладострастные любовные стоны и закатывая свои карие, почти черные под лоб глаза, точно в любовной безудержной оргии. Раскачиваясь по сторонам точно пьяная. Водя своими руками повсюду и по своему нагому полностью женскому изрезанному длинными порезами телу. И ту уже, почти подходя к нему стоящему и отпрянувшему в некотором недоумении и растерянности, хоть уже порядочно возбужденному, Марису, эта чернобровая и черноглазая брюнетка красотка, стала срывать с себя, точно длинными срезанными лоскутами свою смуглую в кофейном отливе кожу. Просто целыми полосами. Она стала ее бросать по сторонам на пути следования к Марису Залесскому, стоящему уже практически в проеме двери и на выходе из этой каменной комнаты. Все, что он только что увидел вокруг. Все это шикарное гостиничное спаленное оформление, просто исчезло вместе с горящими вокруг расставленными в золоченых подсвечниках восковыми свечами, постелью и шторами на окнах вместе с этими же окнами. Исчез стол с вином и закусками. Лишь остались опять эти каменные стены с каменным потолком и полом.
А она, все шла и шла, приближаясь очень медленно к нему, уже сорвав с себя, свои черные брюнетки волосы, сто упали ей, целым волосяным скальпом, прямо под ее без кожи лишь в окровавленной плоти и сухожилиях ноги.
По каменной комнате стал распространяться противный и отвратительный запах кровоточащей разлагающейся плоти. А сам воздух был стал спертым, точно загустевшим.
— Любимый – она, произнесла и подошла к нему, положив на его мужские плечи свои очищенные начисто от верхней кожи женские руки. И полезла со своими жаркими любовными поцелуями. Но, вдруг сзади и за спиной Мариса Залесского раздался громкий звериный рык, какого-то жуткого зверя. И он, отбросив окровавленную без кожи свою навязывающуюся ему со своей страстью и жаждой полового разврата и секса жуткую любовницу, отскочил в испуге от проема двери внутрь самой каменной комнаты.

***
Мексиканский наркобарон дон Диего Кармильо Сантес с еще двумя своими вооруженными пистолетами наиближайшими гангстерами помощниками, вошел в антикварный музей магазин « ПАЛЛАСИО», на улице Нерудово. Дом 15. стр. 112.
Было на его наручных золотых дорогих роликсах 10: 25 утра.
На улице, снова шел дождь и все трое были в длинных кожаных плащах и шляпах.
У него была здесь важная сегодня встреча всей его жизни и сделка.
Он долго искал этот небольшой, но очень для себя важный мистический и волшебный предмет. Он, слышал о нем с самого еще своего детства, когда на улицах Мехико совсем еще юным подростком пацаном, играл в детские войны с деревянным автоматом. С такими же мальчишками, как и сам. И уже тогда мечтал захватить, чуть ли не весь мир и всю планету. Мечтал о добре и справедливости во всем мире. А главное, равенстве всех до единого.
Диего Кармильо Сантес был из бедной, почти голожопой нищенской полуголодной семьи простого разводчика воды. Ни тебе еды, ни денег, чтобы выжить. Пятый ребенок в своей многочисленной семье. С пьющей матерью. В итоге, убитой руками же отца по пьянке. После ареста отца в местную тюрягу, они все выживали, как могли. Вот отсюда и начал свою настоящую бандитскую жизнь Диего Кармильо Сантес. Сначала, просто бандитом и головорезом в местных криминальных бандах. Потом все выше и выше подымаясь по вот такой карьерной лестнице в наркомафии. И итог, он стал тем кем сейчас есть наркобароном доном Диего Кармильо Сантес. Самым главным боссом мексиканского наркокартеля Гутиера.
Он, тогда его не знал , что станет тем, кем стал в итоге. Безжалостным кокаиновым торговцем с коррумпированными мафиозными связями во всех частях света.
Он, сейчас был тем, кого боялось половина самой Мексики как его всех таких же, как он сам корешей подельников из других кокаиновых наркоторговцев.
Но, сейчас дело не в кокаине. Он искал важный для него предмет. О нем ему рассказывала еще его старушка, ныне покойница бабка Марта Хулио Сантинос. Она была по слухам той же колдуньей и по ночам, как все говорили, гоняла чертей по округе Тихуаны.
Его интересовала маленькая совсем загадочная в золоченой оправе и гравировке коробочка. Шкатулка с секретами таинственными волшебными спрятанными внутри. Он знал, что она была некогда в самой Мексике, но понятия не имел, где ее найти. Как оказалось, в доме того городского прокурора Фламио Родригес. По его приказу, которого замочили всю его семью и его самого его лихие головорезы парни. Отрезав головы и порубив топорами на отдельные куски и разбросав по всему городу. Но еще лучше случилось после, когда этот Энрике де Сальдоре из команды наркокартеля Гутиера ликвидаторов и карателей, что, в сущности и притырил первым из дома Родригес шкатулку уже из дома пропавшего и уже давненько и бесследно его лучшего работника и убийцы, садиста Эрнан Фабио Алигар. После хороших побоев и пыток сознался, что сбагрил краденный товар какому-то толи Чеху толи Американцу с рук на руки за хорошие барыши. Конечно этого Энрике де Сальдоре по приказу дона Диего Кармильо Сантес, сами же свои же ребята и порешили, отрезав, сначала тому руки в живую, а потом и ноги бензопилой, так и оставив подыхать как избитую загнанную собаку у обочины проезжей в Тихуану дороги. Очередной подарок для Мексиканской полиции.
Но ему, кое-кто подсказал, как найти ее. И где. Если тот сам поедет туда, куда ему скажут и лично сам заберет эту коробку с секретом.
Какой-то странный бомжара — хипстер с городской вонючей помойки, что оказался в его шикарном загородном особняке дворце из редкой марки и качества гранита и мрамора на миллионы долларов. Как он проник в его дом, конечно загадка. Но, он передал дону Диего Кармильо Сантес эту новость, а сам исчез, как ни бывало, точно его и не было никогда. Но, оставил дону сам городской в Чехии адрес, по которому, тот и прибыл сюда за своей драгоценной вещицей.
Дон Диего Кармильо Сантес, вроде бы сторговался с этим продавцов антиквариатчиком и директором музея магазина «ПАЛЛАСИО». Вроде американцем. Ну, если судить по имени и фамилии, Джеймс Коннор.
Диего Кармильо Сантес вошел в магазин музей антиквариата и сразу же подошел на ресепшен к сидящей там молодой лет не старше двадцати семи, весьма симпатичной белокурой девице. В белой блузке и с бейджиком на данной, установленной в здании униформой всех здесь работающих сотрудников и продавцов. Все как полагается по нормам всех подобных торговых городских заведений.
Диего спросил директора самого антикварного, весьма уже давно известного и здесь популярного заведения.
— У сегодня с вашим господином Джеймсом Коннор здесь назначена встреча — произнес Диего Кармильо.
— Хорошо – она ему ответила – Я знаю о встрече. Джеймс Коннор мне об этом сообщил сразу, как пришел на работу.
— Значит, ваш хозяин здесь — произнес дон Диего Кармильо Сантес.
— Здесь, мистер – произнесла секретарь ресепшена — Я его сейчас позову. И служащая сняла трубку рабочего стоящего на е столике телефона. Она там позвонила кому-то и попросила позвать самого директора «ПАЛЛАСИО» Джеймса Коннора.
Долго ждать не пришлось. Джеймс Коннор прилетел, точно пуля к входу в свой музей магазин.
Время было как раз 10:30. Он смог уложиться во времени как был уговор с покупателем. Чем он был как продавец вполне доволен.
Клиент покупатель и хозяин «ПАЛЛАСИО» поприветствовали друг друга, пожав друг другу правые руки. С натянутыми конечно театральными улыбками на своих лицах. Ибо их все эти дружеские пожатия руками ни к чему не обязывали. Так как они далеко не могли быть вообще друзьями. Не только как обычные люди, хоть и разной национальности, но и по своему положению тоже. И завели разговор.
— Не правда ли, сегодня опять паршивая на улице погода Дон Диего Кармильо Сантес?– произнес первым Джеймс Коннор своему в черном облитом дождевой водой кожаном плаще и в широкополой такой же черной шляпе.
— Мы, думаю, решили здесь встретиться не для обсуждения сегодняшней погоды – произнес дон Диего Кармильо Сантос.
— Да, конечно — ответил тому, крепко очкуя и слегка дрожащим голосом, боясь откровенно своего посетителя, директор музея магазина «ПАЛЛАСИО» Джеймс Коннор.
— Вы обещали мне сегодня предоставить свой для продажи товар, мистер Коннор — произнес первым дон Диего Кармильо Сантес – Как мне обещали. И вот, я пришел за ним и вашим решением. Ваша цена торговой бизнес сделки? И я не вижу сам товар. Покажите мне его. Все ли в порядке, хочу увидеть своими глазами.
Джеймс Коннор позвонил своему личному главному здесь продавцу и заведующему музеем магазином Марек Янда. И тот принес в небольшом специальном стеклянном футляре маленькую квадратную шкатулку Филиппа Лемаршана.
— Покажи ее уважаемому дону Диего Кармильо Сантес — произнес Джеймс Коннор, стараясь быть твердым и без дрожжи в своем голосе. Так как все же у него тряслись все поджилки. Он уже понял, кто это был перед ним. Ему сейчас от страха даже мерещилось, что он этого господина знает. Будто когда-то и где-то того видел. Может в своей Америке и в самом Техасе. Возможно, ведь Джеймс Коннор, достаточно долго прожил на границе с самой Мексикой. А клиент был точно Мексиканец. И эти двое что были с ним, тоже были оттуда же. У обоих были татуировки на руках и золотые большие с драгоценными изумрудами перстни на пальцах.
Диего Кармильо Сантес взял открытый уже и поданный ему футляр, в котором лежала древняя в золоте красивой оправы и гравировки вся исписанная узорами и магическими символами, шкатулка под названием «Конфигурация плача».
— Это точно она? — спросил Диего Кармильо Сантес у Джеймса Коннора.
— Та самая шкатулка, что мне доставили из самой Мексики – произнес Джеймс Коннор – Не подделка. Я ручаюсь за свой товар. У меня есть свой профессиональный квалифицированный оценщик и исследователь древностей. Он подтвердил, что шкатулка настоящая подлинник Филиппа Лемаршана.
Дон Диего Кармильо Сантес промолчал и лишь стоял, и рассматривал в своих руках уникальный антикварный крайне практически музейный редкий экспонат. Он, видимо все в своей голове босса наркомафии взвешивал и сам все оценивал. Ведь, ему надо будет заплатить. И, не так уж мало за эту интересную хреновину, что он держал в своих руках. Может, она, и денег таких не стоила, какие он, сам, возможно, глупо и опрометчиво, предложил за нее до этого этому музейщику торговцу антикваром американцу Джеймсу Коннору. Но, сделка, есть сделка. И он, протянув в сторону в черной перчатке свою правую руку, получил в нее из рук одно из своих телохранителей и охранников большой кожаный саквояж из крокодиловой, идеально выделанной рифленой кожи. Он открыл его и показал Джеймсу Коннору, что в саквояже деньги. И не малая, скажем даже, сумма. Там были, преимущественно доллары. Но были и евро. Все крупными ассигнациями. И передал саквояж Джеймсу Коннору.
— Миллион, как я, вам обещал при нашей сделке, и не особо торгуясь -произнес наркобарон мафиози дон Диего Кармильо Сантес. И добавил — Саквояж из австралийского крокодила в подарок.
Джеймс Коннор с трудом сдерживая свое потрясение и волнение от радости и свалившегося на его грешную голову такого финансового изобилия. Лишь, молча, покачал с довольной улыбкой своей пятидесятилетней седеющей барыги торгаша американца головой. Джеймс, готов был даже расплакаться от такого неожиданного нахлынувшего на него, точно мощный морской прибой, счастья.
Дон Диего Кармильо Сантес, пристально, еще раз, посмотрел своим карими Мексиканца и мафиози глазами на Джеймса Коннора, как бы веря его словам, развернулся резким движением и охраняемый своими двумя вооруженными телохранителями и охранниками, вышел из музея магазина «ПАЛЛАСИО».

***
Джеймс Коннор даже перекрестился, когда этот его покупатель и посетитель исчез со шкатулкой из его «ПАЛЛАСИО». Он получил то, что ему причиталось, равно как и всем работникам его музея магазина. Таких очень больших денег, он еще не получал. В таком суммарном обильном разовом количестве. Причем, еще и разом из первых рук.
Он очень сильно переживал и неслабо нервничал, что когда откроет кабинет лабораторию Мариса Залесского, то не увидит этого его заветного предмета богатой торговли. Вообще, он тогда даже было подумал, что Марис сам загнал эту шкатулку Филиппа Лемаршана, кому-нибудь и смылся из города навсегда. Круто подставил Джеймса в крупной сделке, пока тот был таким к нему миролюбивым и доверчивым. Он боялся, что Марис кинул его. Просто, украв весьма ценную старинную редкую весьма дорогую вещицу подведя под удар. Джемс Коонор не хило так понервничал. Его даже лихорадочно не по детски трясло от переживания, испуга и нервного расстройства. А сейчас, от такого же благостного радостного и счастливого отката.
Вообще, Марис Залесский, по натуре своей, не был по натуре авантюристом. Но все же пришел к нему из мира преступников. Отсидел за убийство в тюрьме и Джеймс его буквально подобрал с дороги.
Он не придал такого значения пока вот не пропал его любимый работник, реставратор и оценщик старинного антиквара Марис Залесский.
Он, с остервенением и психом, вырвав ключи у охранника смог в быстром темпе подобрать ключи от замка двери лаборатории Мариса Залесского и первым ворваться туда.
Его уже не интересовал сам Марис и, где тот мог сейчас быть во время самой работы. Время шло, буквально на считанные минуты. Клиент прибывал с минуты на минуту. И нужна была только эта золоченая красивая старинная головоломка коробка.
Он лишь глянул вскользь, на валяющиеся раскрытыми с свежими записями журналы на лабораторном столе Мариса Залесского.
Мариса, здесь он не застал. Его, просто не было. Он пропал бесследно, как испарился и прямо с рабочего своего места. Но для Джеймса это было неважно. Он продал то, что хотел продать и за дорого. Получив в сумме, целый миллион. Такого он еще никогда не проворачивал в своем антикварном бизнесе. Это было более, чем успех в сделке. Это была даже этакая победа для всего его предприятия и торгового городского музейного учреждения.
— Когда еще такое случится? – он произнес сам себе вслух, когда успокоился и прибыл к себе с огромными деньгами в большом толстом тоже достаточно дорогом кожаном саквояже в свой личный кабинет на втором этаже дома музея и антикварного магазина «ПАЛЛАСИО» — Что бы, вот так. И сразу, миллион!

***
Марис Залесский до коликов в своем животе напуганный и с трясущимися ногами, отбежал, пятясь как можно дальше от ступеней и самого входа к середине каменной комнаты. И то, что он увидел за дверью в том общем коридоре, поразило его ум, все мысли и даже воображение.
Это было нечто похожее на этакую здоровенную собаку, генно- модифицированную и полностью от всей своей волосяной собачьей шкуры очищенную. С врощенными в сам огромный ее рот стальными, точно ловчий жуткий капкан клацающими звучно и громко челюстями под надетой на собачью большую голову черной кожаной маской. Это нечто, слепленное и созданное из человеческих останков жуткое существо, полуодетое в черную живую прирощенную кровоточащую черную кожу, в застежках и ремешках на своем собачьем мускулистом сильном теле с когтями лап тоже из металла и в шипованном на мощной шее ошейнике, живое и кошмарное существо, уже стояло в самом дверном с колоннами арочном проходе, наступая медленно, прижав вниз свой точно тонкий хлыст без шкуры и шерсти собачий хвост, рыча на огрызающуюся ему таким же звериным рыком и согнувшуюся, точно в прыжке на свою добычу с ободранной полностью кожей женщину.
Зверь двигался, именно на нее, а не на Мариса Залесского, что в ужасе и потрясении, не спускал своих карих мужских перепуганных глаз с желающих сойтись в смертельной схватке двух состоящих только из окровавленного мяса и сухожилий чудовищ.
— Адис, фу! Отставить! Назад! – Марис Залесский услышал громкий окрик, той страшной с горящими желтым огнем глазами огромной без шкуры и шерсти собаке. Команда была подана женским громким голосом.
Жуткое адское существо остановилось, продолжая смотреть на сгорбленную в готовности биться за свое существование ошкуренную жуткую, как и он сам женщину. Зверь, рыча, заскреб своим стальными на передних лапах когтями по каменному полу, царапая его и выбивая искры, точно готовясь сейчас к смертоносному своему прыжку.
В проеме каменной с аркой и колоннами двери появилась довольно высокая, выше среднего, безволосая женщина. Одетая, в черную ребристую плотно облегающую женское изящное высокое полностью обнаженное тело кожу или длинный этакий черный кожаный с плотно прилегающим к ее тонкой женской шее воротником собранный и сшитый из длинных лоскутков нечто похожее на плащ. Почти до самого пола с разрезами и вырезами, из-под которых были отчетливо видны в конкретной вычурной манере или сексуальной развратной направленности все соблазнительные, совращающие мгновенно глаз Мариса Залесского части этой, видимо здесь не последней по значению и назначению черноглазой и чернобровой красавицы. Характерно выпирающая, почти открытая полностью, лишь прикрытая несколькими лямочками и вываливающаяся веред в убийственном декольте грудь, на вид достаточно молодой лет, где-то тридцати особы с красивым пупком изящный в овале в вырезах сшитого ребристыми лоскутами плаща живот. На ременной вокруг бедер ног подтяжке сапоги ботфорты. На высокой подошвенной платформе. Пристегнутые к туго затянутому и опоясывающему женскую гибкую талию широком с большой пряжкой ремне. Здесь этот вычурный до беспредела, просто эротический садомазохистический костюм, имел вид этакой своеобразной законченности. В виде этаких туго натянутых на лобок с промежностью плавок купальника бикини. А на спине в два ряда вонзенные небольшие, соединенные с женским телом и этой срощенной с ним черной кожей кольца. Что были стянуты, точно шнуровкой, скрученной проволокой в тугой натяжке, доставляя владелице своего тела соответствующие достаточно болезненные ощущения.
Похожая на этакую подиумную на первый взгляд экстравагантную абстрактную шутку некоего сумасшедшего модельера топ-модель. С изрезанной вдоль и поперек абсолютно безволосой белой точно мел головой. Длинными перекрещенными порезами. В перекрестии которых, торчали длинные острые иглы или гвозди. Эти гвозди были вонзенными глубоко в ее кожу и плоть. Они украшали и довольно привлекательное миловидное лицо женщины с острым длинным утонченным носом и синими тонкими чувственными губами.
Она неторопливо и красиво, переступая каждой полненькой полуоголенной обутой в сапоги ботфорты с ремешками и пряжками в крутых овалах бедер ногой, вошла в каменную комнату и встала, возле громадной рычащей с ободранной шкурой полуметаллической хирургически модифицированной собакой.
Женщина посмотрела, как то свысока и со своего более метра восьмидесяти роста на более низкого, чем она Мариса Залесского. И, повернув свою в иглах шипах, точно этакий ежик голову к упавшей уже на колени той с ободранной кожей в кровоточащей плоти и сухожилиях несчастной женщине, Что сейчас стоя на коленях перед ней и этой собакой громко навзрыд рыдала.
Собака замолчала, и перестала скрести своими металлическими когтями каменный пол, рычать. Просто, села на свою собачью задницу, поджав свой такой же, как и сама ободранный от шерсти и шкуры собачий хвост.
— Перестань рыдать, Джулия. Ты же сама знаешь возврата к было жизни не будет — произнесла, как видно главная или около того в лабиринте Левиафана гвоздеголовая белокожая и белолицая демоница красавица.
— Я и не прошу возврата к былому, моя госпожа – произнесла несчастная, что находилась, вероятно, тут очень уже давно женщина с содранной подчистую всей с ее тела кожей.
— Так, что ты хочешь? Все одного и того же, как я понимаю — произнесла гвоздеголовая, которую назвали Рокси.
— Я выполнила то, что, вы просили, Госпожа Рокси — Марис услышал из кровоточащих уст стоящей на коленях перед этой в черных кожаных одеждах гвоздеголовой красотки, как перед точно своей непосредственной хозяйкой ошкуренной женщины. Она протянула в направлении Мариса Залесского правую сою в алой плоти и сухожилиях женскую руку, указывая конкретно на него – Молю, госпожа, Рокси. Дайте мне самых изысканных болезненных удовольствий за него. Умоляю вас. Вы его хотели. А я, привела его к вам сюда.
— Твои раны еще не заросли и не зажили, Джулия — та ей произнесла, громко и свысока – Чтобы получать эти сладкие ощущения. Хорошего помаленьку, Джулия Коттон.
— Умоляю. Вас! — та взмолилась, царапая своими длинными ногтями на руках свою женскую и без того истерзанную без кожи женскую грудь, ползя на коленях к этой, что звали Рокси – Дайте мне и моему многострадальному любовнику Фрэнку еще сладостных и самых изысканных болезненных страданий! Вы созданы для этого! Вы можете это! Я знаю, госпожа Рокси! Сделайте самое худшее, что можете со мной и Фрэнком!
— Я и так для тебя, Джулия много уже сделала, вопреки всем запретам Пинхеда – произнесла гвоздеголовая красавица из ада –Вернула тебе и твоему Френку фамилию и имя. Сохранив саму человеческую таким образом личность. А это и здесь, согласись, уже достаточно много.
— Госпожа, молю! – Джулия взмолилась.
— Хорошо, я подумаю – она той ответила — А сейчас…- она произнесла и…
Шипоголовая высокая сексопильная красотка в черном своем с убийственными вырезами кожаном плаще, обратила свой взор снова на Мариса Залесского и пошла к нему, цокая по камням пола комнаты. Оставив чудовище собаку и ошкуренную без кожи женщину, подошла к Марису Залесскому, встав напротив его в полуметре, рассматривая всего с ног и до головы, будто любуясь им как красавцем мужчиной. Но, особенно его карего оттенка и цвета мужскими тридцатилетнего черноволосого чеха брюнета лицо. С легкой небритой черной щетиной.
— Я так себе и представляла, и хотела – произнесла она как бы сама себе вслух, и не оборачиваясь, следом, произнесла той, что ползла на своих ободранных от кожи коленях к ней на каменном полу, оставляя кровавый след – Ты неплохо потрудилась, Джулия. Как там его подружку убиенную им звали, кажется Барбара Сташковски. Ты неплохо отыграла свою роль, Джулия Коттон. Думаю, ты удовлетворила мое желание. Я замолвлю за тебя словечко нашему Пинхеду.
— Спасибо, моя госпожа! — та уже радостная в своем хрипловатом в прошлом прокуренном женском голосе, разбрызгивая свою кровавую слюну с кровоточащих женских губ, подползя на коленях к этой сенобитессе адского мира Рокси, стала целовать ее левую опущенную вниз женскую руку. С вонзенным в нее длинным острым гвоздем.
Марис молчал и не мог, произнесли сейчас ни слова. Он испытывал постоянный шок. Язык, просто приклеился во рту к небу. Сам рот онемел и не открывался. Лишь глаза показывали все потрясения и ужас. Да еще этот затхлый в спертом, застоявшемся воздухе запах гниющей плоти смешанный с кровью. Марис Залесский ожидал неких тут чудес и приключений на свою задницу. Но это, просто превзошло, все его ожидания души и разума. И вообще случилось то, что его заманили сюда и поимели. Просто обманным наглым способом. Все это сделала, эта чертова магическая волшебная коробка тетраэдр. Только сейчас, он все полностью и до конца понял, что был в этой шкатулке с секретом Лемаршана. В ее адском жутком мире. Он искал вход в нее. А она искала вход в него. И они оба нашли друг друга. Это была ловушка. Все эти сны. Эта призрачная Барбара Сташковски, что он трахал с особым эротическим остервенением и греховной любовника похотью в своей комнате и лаборатории, совсем не Барбара. И, что назад возврата не будет уже и, вероятно, никогда.
Только сейчас Марис заметил, что и в правой руке этой женщины с булавками белой голове, тоже торчал вонзенный длинный острый гвоздь.
Женщина сенобит и стигмат сделала еще несколько своих вразвалочку и раскачке полненьких оголенных бедер и женской широкой задницы сексопильной сучки шагов, подошла еще ближе и почти впритык к Марису и протянула тому свою к нему правую продырявленную гвоздем руку.
Эта с черными, никогда не моргающими совсем, широко открытыми глазами и зрачками женщина стигмат, вытянув свой указательный с черным ноготком утонченный длинный палец правой руки, приложила его к лицу Мариса Залесского и провела им по левой стороне его лица, потом, опуская вниз по мужской Мариса шее. И ниже, забравшись рукой под его распахнутую рубашку, царапая черными длинными ноготками до крови кожу на его той груди.
Марис старался не показывать, что ему больно. Терпел легкую эту, но приятную боль. Ему ни один раз уже приходилось такое терпеть в любовных оргиях и сексе с женщинами еще в свои студенческие ранние молодые годы, когда в неудержимом бешеном зверином сексе ему порой в кровь даже всю расцарапывали спину.
Алая капелькой кровь из телесной царапины попала на черный острый длинный ноготок и указательный палец этой демоницы ада, гвоздеголовой сенобитессы по имени Рокси. И та, слизала эту кровь своими синими тонкими губами, вкусив ее содержимое. Как бы, делая этакий анализ и изучая Мариса Залесского на покупную пригодность.
— Как, он вам, моя госпожа? – произнесла, стоящая у ее ног на своих ободранных кровоточащих коленях, приведшая его сюда эта, что изображала и обманывала его. Та, что примерив, облик его уличной городской шлюшки проститутки любовницы покойницы Барбары Сташковски. Эта некая Джулия Коттон, что он сейчас видел здесь и не знал, кто такая, добавив – Там ниже промеж его ног, тоже все в полном достоинстве и порядке.
— Ты, и там уже все проверила, Джулия? Ай, да, моя, ты Джулия Коттон — произнесла ей эта гвоздеголовая адская стигмат женщина с именем Рокси. С неким, не особым удовольствием, но едко и насмешливо улыбнувшись, скривив свои синие тонкие губы и не отрывая от Мариса Залесского своих черных демонических глаз.
— Простите, Госпожа, но товар, есть товар — та ей произнесла – Необходимо, чтобы все соответствовало вашим требованиям.
— Хорошо – произнесла, удовлетворенно теперь булавочноголовая Рокси – Отлично. Я довольна твоим выбором и твоей работой, Джулия Коттон — она произнесла той, обратно, вынимая из своей головы острые иглы булавки и пронзая ими заросшие уже плотью свои в кистях поочередно руки. Заново и собственноручно, при этом испытывая сладостное удовлетворение собственной болью. А та, что на коленях ползала, у ее ног, принялась, упав всем ошкуренным своим женским телом на каменный пол под ноги своей повелительницы и госпожи, слизывать капающую черную, как сама адская душа этого человека и демона с обеих рук кровь. С некой свирепой жаждой и жадностью, издавая чавкающие своим ртом и глотающие изнутри себя звуки. Вызывая у Мариса Залесского неудержимую подкатившую к его горлу тошноту. Еще все эти запахи гниения мясной кровоточащей человеческой плоти и крови, висящие сейчас в самом затхлом здесь воздухе, стали сводить уже его с ума.
— Хорошо, Джулия. Я забираю его – произнесла сенобитесса адского мира стигмат демон в прошлом тоже человек и тоже уличная городская шлюха проститутка из Мексиканского штата Сонора и города Эрмосильо Рокси Марцела Васкес — Прямо из твоих рук, Джулия Коттон. И увожу отсюда. Мне многое ему надо показать еще здесь. Подготовить к будущему, как приказал сам наш командир Пинхед. А вот тебе, небольшой пока аванс. Награда за верную работу и службу будет позднее. Ты будешь со своим Фрэнком довольна. Я обещаю.
Она, позвала по имени еще кого-то, кто, видимо, ожидал ее команды за выходом из каменной комнаты за самой полукруглой верхней под сводом аркой с колоннами в том небольшом коридоре – Младшая сестра.

Глава VII. «Конфигурация плача»

Мексиканский наркобарон дон Диего Кармильо Сантес с еще двумя своими вооруженными пистолетами наиближайшими гангстерами помощниками, вышел из антикварный музей магазин « ПАЛЛАСИО», на улице Нерудово. Дом 15. стр. 112.
На его наручных золотых часах роликсах было 10:45 утра.
Он быстро направлялся к своему как ни странно, но очень скромному автомобильному сопровождению. Там были тоже его люди.
Дон Диего Кармильо Сантес сейчас был не на своей земле и в своей Мексике, а вообще в другом месте в Европе, где ему пока еще не доводилось побывать, хотя кокаин с Колумбийских плантаций, идущий через Мексику и руки мексиканской наркомафии, распространялся по всему свету. Был и здесь и в каждой европейской стране. Эта белая в порошке наркотическая мощная дрянь и дурь, заполонила весь мир. И как бы силовые полицейские власти всех стран не боролись с наркомафией. Они пока проигрывали. А такие как наркобарон дон Диего Кармильо Сантес лишь богатели с каждой проданной за рубеж кокаиновой партией на сотни миллионов долларов, евро и даже мексиканские песо.
И это делало сейчас Диего Кармильо запретной во всем свете фигурой нон грата.
Диего Кармильо Сантес сейчас сильно рисковал, покинув свою Мексику и место, где он был в полнейшей безопасности. Потому как его могли уже отслеживать местные власти чужой страны вместе с органами повыше и посильней. Например, тот же интерпол и ФБР, мог просто уже идти по пятам этого Мексиканского преступника и наркобарона.
Он в своей Мексике никогда из своего огромного особняка, вот так просто с парой автомобилей не выезжал даже в Тихуану или Хуарос. И даже в столицу Мехико. За ним следовал целый вооружением гангстерский эскорт. В самом воздухе над целой колонной бронированных автомашин следовала пар тройка напичканных также вооружением скоростных вертолетов.
Но, здесь за океаном ему нельзя было открыто светиться. Он, сильно рискуя своей бандитской криминальной шкурой, прибыл сюда тайно от своих даже людей. Лишь с небольшой группой наиближайших самых доверенных и проверенных телохранителей замаскировавшись под иностранных туристов. Обычным международным авиарейсом и среди обычных людей.
Виной всему эта гребаная по его мнению и чертова мистическая маленькая золоченая коробка. Если бы он знал ранее, где ее искать, то было бы все гораздо проще и без лишнего вообще риска для своей бандитской криминальной шкуры.
Он до конца и сам не знал, зачем она ему нужна, но его бабка известная на половину Мексики черная ведьма сказала, что она ему будет крайне необходима и сослужит большую даже службу. Всему виной сила и власть, от которой Диего так колбасило и штормило не по-детски, что он впадал в кровожадную дикую звериную истерию. И летели головы даже среди своих же бандитов и наркоторговцев, лишь за то, что они не так как-то криво на него посмотрели. Диего, спал и видел себя королем целого мира. Эта его ныне покойная родная ведьма бабка Марта Сантинос предрекла Диего настоящую огромную власть над всей Мексикой, причем и в первую очередь, над другими кланами наркомафии. Политическое лидерство во власти. И даже чуть ли не мировое господство. А ради такого уже стоило лично самому рискнуть, ибо никому нельзя было доверить такую работу. Только лишь одному самому и паре тройке доверенных и приставленных к самому себе людей.
Эта его родная ведьма бабка Марта Хулио Сантинос, сказала Диего Кармильо Сантес, что он должен лично сам все сделать и получить эту чертову шкатулку некоего французского средневекового мастера Филиппа Лемаршана в свои загребущие жадные только руки. Отпереть ее и связаться с миром демонов сенобитов и самим их главным божеством Левиафаном. Установить потустороннюю близкую связь и заручиться поддержкой живущей в коробке всей нечисти для своего нового будущего. Так ему сказала его родная бабка Марта Хулио Сантинос. Которая уверяла Дииего, что все получиться. Что он сможет сделать такое. И он, дон Диего Кармильо Сантес ей поверил. А Диего ей своей родной бабке всегда верил. Она была его второй матерью. Она вырастила его и поставила на ноги. Когда отец убил родную пьяную тогда мать и загремел в тюрягу. Она, бабка Марта, тряслась над ним и другими его родными братьями и сестрами, оберегая, точно дикая и злобная волчица от всех напастей и бед всех. А они знали, кто она, и чем занималась. Порой были даже свидетелями с малолетства всего сверхестественного и жуткого. Колдовства и ворожбы. Эта Марта Хулио Сантинос могла, как загнать своим колдовством в могилу любого, так и дать массу всяких возможностей к жизненному большому благополучию. Вот и Диего она напророчила, что он будет великим человеком. Что будет управлять всей Мексикой. И если все получиться даже целым миром. Нужна лишь, вот эта маленькая старинная адская шкатулка, что имела странное название «Конфигурация плача».
В колдовских способностях и незаурядных умениях своей бабки Марты, Диего убедился стопроцентно и без какого-либо вообще сомнения. Он стал верить во все это. Но, все же, и пока, что сомневался в этой коробке, что купил за целый миллион евро и баксов. В ее силе и демонической мощи.
Диего понятия не имел, что это за вещица, но отдал огромную сумму денег за нее этому мало знакомому ему торговцу этим антикварным древним барахлом американцу барыги, живущему в Чехии.
Он все еще был под большим сомнением. А стоило ли эту коробку, вообще покупать и ради нее лететь за океан, рискуя своим жизнью, наркобизнесом и благополучием. Он ведь, и так был более, чем богат и имел уже весьма, огромную власть в Мексике. Даже в правительстве страны, имел свои пока еще нерушимые связи. Имел определенные связи и власть в Колумбии и Гватемале. Вплоть до Аргентины и Бразилии, где его наркобизнес также процветал наряду с его такими же наркобаронами коллегами.
Это был настоящий приказ покойной бабки Марта Хулио Сантинос. Он выполнил ее указание невзирая на деньги и собственный личный риск. По крайней мере, Дон Диего был сейчас доволен и спокоен, что выполнил волю своей умершей совсем недавно, почти столетней бабки ведьмы.
Он, лично сам нес в своих руках этот золоченый маленький загадочный кубик, из-за которого столько было с его бабкой разговоров. И даже не заметил как из-за поворота и рядом стоящего угла кирпичного высотного здания на улице Нерудово. Дом 15. стр. 112, располагавшегося вблизи антикварного музея магазина «ПАЛЛАСИО» вышел весьма неопрятный на вид или даже более того сказать бомжеватого вида с растрепанными волосами человек. В изодранной и замызганной грязной одежде, черноволосый. С диким взором своих черных глаз на заросшем, от уха до уха, почти полностью большой черной лохматой бородой, тапкой же грязной, как он весь сам. С лохматыми растрепанными большими усами. Что срослись с его бородой в одно целое, из-за чего не был виден даже его рот.
Он выдвинулся довольно быстрым шагом навстречу Диего и его двум телохранителям. Все было рассчитано и они по любому должны были встретиться и пройти мимо друг друга, так как две легковые с виду неприметные, взятые на прокат Tatra 613, стояли в этот раз далеко в стороне от самого «ПАЛЛАСИО» у обочины дороги, не у порога самого музея магазина.
Диего шел первым, а его охранники двигались чуть сзади, глядя по сторонам из-под своих черных солнцезащитных очков и стараясь увидеть, хоть что-то подозрительное, чтобы в случае чего, спасти своего хозяина и босса. Но они и знать не могил, как и сам идущий впереди них дон Диего Кармильо Сантес, что произойдет в следующее мгновение, когда он поравняется бок, о бок, с проходящим мимо жуткого вида и внешностью невысоким в грязной рванине, как видно местным помойным бомжом.
Все произошло, просто молниеносно и мгновенно, когда бомж, проходя мимо, вцепился в руки дона Диего Кармильо Сантес и в ту купленную им старинную маленькую шкатулку. Они остановились и встретились взглядами, молча.
— Что, тебе надо! — возмущенно прорычал на бомжа дон Диего Кармильо Сантес, на уличного помойного бомжа в длинном изодранном грязном рубище и такой же рваной на лохматой бородатой растрепанной голове шляпе.
— Хочешь денег?! Могу дать, тебе даже свои золотые роликсы, ты ублюдок помойный! Отвяжись от меня! – Диего тому проорал нищему бродяге и бомжу. Но, тот был, как видно, толи молчуном по жизни, толи был глухонемым. Он ничего не ответил дону Диего.
Тут к ним обоим подскочили его крепыши телохранители.
Они вцепились всеми своими руками в рваное на бомжаре повидавшее, как видно немало уже самых отстойных мест пальто несчастного по жизни нищего бродяги. Пытаясь, во чтобы, то ни стало, оторвать того от своего наркобосса. Но, это делом, оказалось совершенно бесполезным. Двое здоровенных и сильных мужчин не могли даже сдвинуть с места этого плюгавого низкого своим ростом и жидкого телосложением уличного помойного в грязной вонючей рванине бродягу. Тот, точно врос ногами и своими рваными изношенными до конкретных сквозных дыр ботинках в пешеходный тротуар у дороги. А его вечно грязные в рваных грубо вязанных без пальцев шерстяных перчатках руки крепко держали в кожаных черных перчатках руки с золоченой маленькой старинной коробкой дона Диего Кармильо Сантес.
В этот самый момент сверкнуло, толи молния, толи электрический голубой яркой вспышкой из самой маленькой золоченой старинной шкатулки разряд. И та вспышка и молния ослепила всех здесь. А некая невидимая ударная волна, буквально оторвала с невероятной бешеной силой всех телохранителей дона Диего Кармильо Сантес от схватившего его за руки жуткого на вид с дикими выпученными сумасшедшего злыми сейчас черными глазами бомжа бродягу. В тот же миг, их обоих объяло яркое уже другое пламя. Пламя адского всепожирающего огня. Затем, это пламя, перебросилось на припаркованные две взятые на прокат машины марки Tatra 613 и выскочивших на помощь первым еще людей мексиканского наркобарона дона Диего Кармильо Сантес.
Ранним утром. В начале одиннадцатого, в ясную после проливных дождей погоду. Дон Диего Кармильо Сантес как и его все преступники соратники по мексиканскому наркобизнесу превратился в огненный горящий на пешеходном тротуаре возле проезжей дороги столб. Он горел, точно факел и сгорел в мгновение ока до самых костей и пепла, точно в печах крематория. Вместе с тем несчастным нищим помойным вечно грязным и вонючим бомжом хипстером. А когда пламя достигло наивысшего в горении своем пика. И не стало видно ни того, ни другого в этом полыхающем и все пожирающем пламени. То оттуда, разбрасывая его жаркие языки пламени, уголья и пепел огромного придорожного адского костра, взмахами своих перепончатых раскрытых в стороны больших крыльев. Вверх над самим городом и домами, взмыл состоящий из одних костей страшный большой зубастый и рогатый дракон, что громко и жутко оглушая всю городскую округу и пугая тех, кто был очевидцем происшествия своим криком, растворился в самом небе и среди белых небесных облаков, унося с собой в своих когтистых лапах маленькую в золоченой замысловатой загадочной гравировке и оправе волшебную демоническую шкатулку головоломку французского средневекового мастера умельца Филиппа Лемаршана.

***
Марис Залесский чувствовал, что что-то с ним сейчас происходит. Что он, весь целиком меняется. Пока лишь внутренне. Но, он уже не так слышал этот оглушительный непрекращающийся сотрясающий своей вибрацией весь лабиринт гул. Вероятно, его уши уже полноценно адаптировались к нему. Кроме того, он стал ощущать многие здесь особо неприятные запахи, в частности запах гнилостности затхлого воздуха и крови. На расстоянии. Это произошло после той каменной комнаты и встречи с той ошкуренной до самого мяса и полностью некой Джулией Коттон. До этого, он ничего не чувствовал и не ощущал. Ничего, кроме сильного потока встречного воздуха и порывов сильного ветра.
Вот, точно также и совсем недавно. Следуя в сопровождении громадного этого адского охранника пса и булавочноголовой Рокси на пути к большой с колоннадами прямоугольной галереи. Мимо проходя какого-то очень длинного в самом середине лабиринта петляющего и меняющего автоматически свои углы и наклоны стен, потолков и каменного уходящего вдаль тоннеля.
Оттуда до его носа доносился устойчивый смешанный с серой запах трупной конкретной гнили, но он воспринял это странным образом, на удивление даже самому себе, вполне сносно и нормально. Ни тебе отравления, ни чего еще, дыша этими резкими и едкими омерзительными запахами. Даже не вызвало рвотных ощущений. У Мариса в разы повысилась чувствительность и осязание. Острота самого внешнего и внутреннего восприятия окружающей его новой действительности и нового открывшегося перед ним потустороннего еще им не изученного мира.
Вот он сейчас стоял у самого края прямоугольной с колоннами арочной галереи в самой середине каменного лабиринта. Его привела сюда эта сенобитесса стигмат по имени Рокси. Они стояли на самом краю огромного еще одного вертикального практически бездонного каменного четырехугольного колодца.
Марис Залесский ощущал, как все вокруг его меняется. Как меняется весь сам. Будто этот новый для него мир его всего целиком к чему-то готовит. Забирая земное прошлое и даря свое адское настоящее. Этот мир его постепенно точно поглощает и впитывает.
Его сейчас бешено и неумолимо сексуально тянуло к этой демонице мира шкатулки Лемаршана сенобитессе с именем Рокси. К ее полной с торчащими сосками полуоголенной в таком вызывающем умопомрачительном наряде сексуальной мучительнице теперь его души и сердца груди. Секс и пытки от такой красотки с головой в булавках и гвоздях был бы необычайно обостренным вместе с самой телесной адской болью. Она полностью захватила его половое растущее с каждой минутой мужское развратное воображение. Легкой болью саднила его поцарапанная черным женским острым ноготком ее указательного пальчика правой руки свежая, точно порез на груди рана. Под которой, там под торчащими возбужденными сексуально сосками. Громко, точно этот вибрационный сотрясающий все верхнее пространство лабиринта и его каменные вертикальные стены гул, билось его тридцатилетнего ученого реставратора и музейного оценщика Мариса Залесского растревоженное и жаждущее опять бешеной и дикой самой необузданной страстной любви сердце. Он сейчас ощутил, как промеж его ног все зачесалось и зашевелилось. Там, под тугими надетыми на его мужскую натруженную задницу и волосатый лобок плавками в синих рабочих потертых джинсах. И его, точно магнитом, сейчас тянуло к этой молодой высокой закованной в ребристую черную кожу в глубоких на белой, точно мел голове порезах и булавках сенобитессе. И эти все непоборимые ощущения нельзя было в себе побороть. Это все эта чертова волшебная шкатулка и этот ее заключенный в нее адский демонический мир. Он овладевал Марисом Залесским с каждым его дыханием и движением, его разумом, исследуя теперь его самого, выявляя все в нем самое преступное и самое греховное.
Марис молчал. Еще с того момента как покинул в сопровождении этой демонической кошмарной огромной модифицированной мутанта собаки с сенобитессой Рокси ту каменную комнату с той ошкуренной женщиной.
Они вышли оттуда, оставляя ту с еще одной сенобитессой, что звали Младшей сестрой. По-видимому, подручной, как прислуга этой гвоздеголовой Рокси. Рокси, сказала той заняться этой несчастной и измученной болью и страданиями с именем и фамилией Джулия Коттон. Что там было дальше, Марис не видел и не был очевидцем. Но, думается, эта лишенная и так всей кожи и мучимая вечными болезненными страданиями некая Джулия Коттон получила то, что ей предпочиталось за свою проделанную работу.
А Марис Залесский, покорно последовал за своим проводником, уже не особо опасаясь и боясь чего-либо. Ибо, как он понимал, что под защитой сенобитессы и этого четвероного страшного сталезубого огромного демонического монстра с именем Адис, состоящего из груды сплошных мощных сильных мышц и сухожилий, здесь и сейчас ему бояться было нечего. Да и Рокси, как было очевидно, была не из простых сенобитов демонов этой шкатулки и этого адского страшного мира всевозможных греховных пороков и сладостной боли. Рокси, имела определенную здесь тоже некую власть управлять и командовать. Она, вполне могла даже быть вторым по своему значению демоном сенобитом шкатулки Лемаршана.
Сейчас, они все, втроем располагались на самом краю некой площадки прямоугольной большой внутри лабиринта галереи с арками и колоннадой. Открытой в самом верху над их головами, уходящими вверх вертикальными каменными стенами. И вниз, где и откуда-то исходил яркий ослепительный вверх свет. Оттуда, и где-то там внизу был слышен металлический звук и звонкий громкий скрежет, похожий на перемещающиеся сочлененные звеньями цепи. Именно, оттуда шла по стенам этого прямоугольного колодца легкая, но ощутимая вибрация.
Это состоящее из сплошного ровно в идеале обработанного серого камня место завибрировало мелкой трясущейся дрожью. И из яркого внизу сверкающего длинными ярким белыми переливающимися лучами света, вверх выплыла большая каменная в виде площадки плита. Точно лифт в саму преисподнюю. Она, поднялась, именно к ним сейчас и была со всех сторон окружена ярким тем ослепительным светом.
Они, все втроем, шагнув с самого края площадки, встали на ту каменную парящую в проеме каменного колодца многотонную плиту, кажущуюся точно невесомой и парящей самой по себе в этом пространстве вертикального прямоугольного гравитационного колодца. Возможно, даже, того самого, который Марис Залесский видел, когда был на самом сверху. И вышел из своего того узкого длинного туннеля, попав на самый, почти край, где первый раз своими человеческими глазами увидел невероятных, просто циклопических размеров лабиринт Левиафана.
Марис Залесский искоса посматривал на стоящую, справа от него и практически рядом адскую сенобитессу стигмата. Она ему все больше нравилась. Он все больше и больше приходил к такой мысли. Особенно после того как эта Рокси обшарила его всего, точно желая его.
— Не думай об этом. И придержи свои взгляды и виды на меня на скорое, вероятное будущее. В лабиринте Левиафана, как ты уже понял, я не единственная сенобит женщина – вдруг, она ему совсем неожиданно произнесла. Точно, прочитав его о себе и сексуальных половых желаниях все мысли. И не глядя на него своими черными демоницы ада не моргающими глазами, продолжила — Я это сделала, что поверить в то, что ты явился в этот мир совершенно целым и живым, как настоящий земной человек. Так, как многие среди нас в это не поверили. Как, и сама я.
— А теперь, веришь? – он, осмелившись и уже даже не совсем узнавая самого себя, спросил Рокси.
— Верю – она, произнесла ему и повернула к нему вою утыканную булавками безволосую белую как мел женскую миловидную с синими губками голову. Сверкнув на Мариса Залесского своими не моргающими никогда черными демоническими, но жутко красивыми глазами.
Следом она произнесла — Интересно, что она в тебе такого нашла, что впустила в себя, не предоставив предварительно тебя нашей личной аудиенции? – произнесла ему гвоздеголовая сенобитесса Рокси, пока каменный лифт, опускался еще ниже, пролетая этаж за этажом каменного адского неизвестно какой глубины лабиринта.
— Я, наверное, какой-то особенный — произнес ей Марис Залесский, когда каменная плита, для него внезапно и неожиданно, вдруг остановилась, как видно на одном из нескольких, наверное, самых нижних уровней лабиринта.
— Наверное. Раз шкатулка пропустила тебя сюда, таким как есть, убрав со всех коридоров и проходов сторожей и охранников – произнесла ему в ответ Рокси – Если сам Пинхед меня отправил за тобой, дав своего любимого и личного в охрану четвероного адского поводыря. Он беседовал с самим нашим Властителем и Богом Левиафаном. И тот ему приказал предоставить тебя ему. Не знаю, чем ты это все заслужил, но я лишь выполняю свою работу и приказ Пинхеда.
Услышанные от Рокси эти слова потрясли Мариса Залесского, и ввели в некое даже замешательство и растерянность. Но, было похоже, что все это правда. Так как шкатулка Лемаршана сама впустила его в этот запредельный скрытый от глаз посторонних адский свой мир и отворила ему проход сюда в мир сладострастной боли похоти, кровожадного наслаждения и самого развращенного сексуального разврата. В мир диких зверских мучений и преткновения всех грешных земных душ, отвергнутых самим Небесным Богом. Миром самих Небесных Райских Сил, Серафимов, Херувимов и Ангелов. Открыв так называемую «схизму», пролом в пространстве между мирами.
— Наш командир всех сенобитов, лично хочет взглянуть на тебя, Марис Залесский — произнесла, стоящая с правой стороны от Мариса Залесского сенобитесса и булавочноголовая Рокси. А сидящий рядом с ним, с левой стороны огромный жуткий адский пес, повернув свою к нему голову, лизнул своим невероятно длинным красным языком левую Мариса опущенную вниз руку.
Адский пес охранник по имени Адис, первым спрыгнул с парящей в некой невесомости в ярком свечении каменной плиты. На широкую с арками, колоннадой площадку. Точно такую же, что была вверху, откуда они спустились вниз.
Это было поистине невероятных циклопических размеров гипертрофированное абстрактное многоэтажное
сооружение. Как вверх, так и вниз. Уходящее в самый низ неизвестно даже на какую вообще глубину. Все это поражало Мариса Залесского воображение.
Он следом за громадной демонической собакой перешагнул с плиты на площадку. И посмотрел вниз. Туда, где пылал яркими лучами ослепительный яркий белый свет. Там все еще что-то громко грохотало и звенело. Оттуда, все время шла вибрация, что подымалась вверх по прямоугольным стенам этого лифтового колодца. И, было похоже, что это еще не совсем последний этаж. Стены продолжали уходить в бесконечную и казалось бескрайнюю глубину.
— Интересно, а у этого сооружения, вообще, где-нибудь есть дно или границы? — он спросил у только, что тоже перемахнувшей с каменного на каменную площадку лифта и одним широким изящным шагом у своей провожатой гвоздеголовой спутницы.
— Ни один живущий здесь сенобит или демон не знает крайние границы либо пределы этого лабиринта. Они известны, только нашему Великому Богу Левиафану. Шкатулка Лемаршана это стык нескольких миров соединенных в одном месте огромной силой. А сила, заключенная в ней это сила владеющая Землей, Небом и Водой. Она практически безгранична, как и наш Бог, Владыка этого мира. Поэтому, любимый мой Марис Залесский, ученый и исследователь оценщик музейного хлама и антиквариата не спрашивай меня более о таком. Ты сам все узнаешь, когда придет твое время.

***
Когда Марис Залесский вновь не явился на свою положенную работу и вообще исчез из самого города, Марка Свобода и Тадеуш Прохазка подняли тревогу. К ним подключились еще несколько человек из музея магазина Джеймса Коннора «ПАЛЛАСИО». Особенно за Мариса переживала сама Марика Свобода. Марсис Залесский ей сильно нравился. Но у них как-то не заладились близкие отношения. Вообще Марис заводить боялся близкие любовные отношения, после того случая в своей студенческой молодости с ним и тюремного того срока. Но, Марика, все-таки, рассчитывала в будущем все же вытянуть его из собственной личной скрытности и замкнутости, которой он обладал и в которой жил и работал все это до исчезновения время. Никто не знал, что Марис Залесский был все же не совсем, таким как его все тут видели. Внутри его скрывалось, нечто сосем иное, куда более раскованное и отвязное. Даже, чем-то не похожее, на самого человека.
Но суть не в этом. Просто была поднята его коллегами по работе паника и тревога. К его поискам и розыскам подключился сам его работодатель и директор музея магазина Джеймс Коннор. У него были связи кое с кем в городской полиции. Он все же, был для него, как ни крути самый ценный работник, хоть и все же своим непонятным роковым исчезновением, непростительно подвел своего работодателя и кормильца.
Успокоившись от полученных больших из рук своего самого дорогого за время существования его магазина покупателя и полученных в свои руки больших денег, Джеймс Коннор поднял на ноги всю полицию города Прага. Ибо действительно Мариса Залесского не нашли нигде. Ни на съемной городской квартире, где тот жил ни на работе. К тому же Марис был весьма ценным сотрудником Джеймса Коннора и его исчезновение, причем бесследное явилось конкретной безвозвратной потерей для самого директора «ПАЛЛАСИО».
Мало того, по городу теперь ходили жуткие кошмарные разные слухи об огненном внезапном пожаре на улице Нерудово. Дом 15. стр. 112, совсем рядом с самим «ПАЛЛАСИО», что перепугал половину Праги и всех очевидцев того утреннего необъяснимого трагического случая. Теперь об этом писали даже все городские газеты. И это все попало в самые свежие экранные теленовости. Полиция города оцепила улицу и проводила расследование данного необъяснимого с жертвами жуткого инцидента, равно и в точности случившегося, именно тогда, когда исчез бесследно сам Марис Залесский. Пожал испепелил до самого пепла нескольких живых человек. Полиция пока устанавливала их личности. Но было ясно, по последним данным, что погибшие были приезжими и туристами из Мексики. Вместе с потерпевшими сгорели две взятые на прокат автомашины, прямо припаркованные у обочины городской дороги. И были очевидцев, что видели нечто, куда более, необъяснимое и жуткое. Они видели огромного крылатого состоящего из белых костей некоего по общему описанию дракона взмывшего из яркого того огня в само небо.
Все это было на уровне конечно и мира легенд, мифов и сказок, но таких очевидцев было много. И не верить им сейчас было нельзя. Так как полиции надо было, хоть за что-то хвататься. За любые даже самые минимальные улики и факты. Ибо оба случая, пока вообще не поддавались ни какой зацепке, а шума от них было на всю Прагу.

***
Слово, любимый поразило в самое сердце Мариса Залесского. Значит, эта адская по меркам, конечно, самого ада обольстительная стигмат сенобит красотка, все же не равнодушна к нему как к живому человеку. И даже еще неизвестно, что думает о нем и что задумала на счет его.
Его уже не интересовала, та пришедшая с того света к нему сквозь этот же пролом «схизму» в облике его давно не существующей любовницы Барбары Сташковски эта бескожая великомученица и пленница ада с именем Джулия Коттон. Которую, он умудрился, как следует трахнуть в своем личном кабинете и лаборатории до посинения и потери своих чувств по заказу самого Левиафана и шкатулки. Он, понятия не имел, кто это и как оказалась в волшебной коробке Филиппа Лемаршана. Его интересовала теперь, вот эта обольстительная адская сучка и демоница, грудастая и широкозадая гвоздеголовая Рокси. Вероятно, в своих увлечениях предельно жестокая и кровожадная. Но, как он сам ощущал, жутко ебливая. Это слово любимый. Этот странный уже ей сделанный, наверное, некий намек на дальнейшие близкие между ними отношения. Но, все, скорее всего, будет не так просто. Он еще не видел самого их главного командира главного черного пастора своего обширного прихода Пинхеда. Не видел всех санобитов. Не видел весь полностью лабиринт и всех существ обитающих среди его каменных стен и переходов с туннелями. Все было у него, Мариса Залесского впереди.
— Мы пришли — она ему сказала, когда их встретили в узком проходе с низкими арочными воротами пара сенобитов. Один совершенно без ушей и с одним лишь лицом на ошкуренном черепе. В черных очках на черных глазах. Обмотанный по рукам и ногам колючей проволокой. В черном кожаном частичном минимальном наряде, как и второй стоящий рядом с ним с шипастым ошейником на своей шее. Опутанный цепями с вонзенными в самое тело острыми кривыми крючьями. С изрезанным и сшитым грубыми швами безглазым лицом.
— Череп и Посох – произнесла Рокси, им двоим сразу – Я к Пинхеду. У нас назначена очная встреча.
Те сразу расступились, пропуская пса Адиса, сенобитессу Рокси и Мариса Залесского сквозь ворота в достаточно большое полутемное каменное помещение.
Там стоял каменный большой трон. На котором, как раз сидел сам Пинхед. А вокруг него и по углам прямоугольной комнаты стояли еще сенобиты. Здесь у того его местного властителя кресла стол с правой стороны его личный палач Щелкунчик с пугающим оскалом всех своих зубов на виду раскрытого проволочными растяжками вокруг его обгоревшей безносой и безглазой головы безгубого рта. С левой черная монашка, аббатиса грешного церковного порока и плотской похоти Николетта. Здесь же был и вонючий безобразный прихвостень Пинхеда, почти потерявший человеческий облик за безмерные плотские наслаждения. И даже дар собственной речи. С вывернутым наружу, раскрытым скобами животом пузырь Ласло. В одном из углов стояли две сенобитессы с глазами щелками в сшитых проволочными нитями веках на безликом совершенно и безносом лице. Точнее бесформенной совершенно не похожей на человеческую, почти безволосой голове. Лишь с небольшой прямой челкой и с прядью на макушке головы светлых волос, помещенной в железную конструкцию, вбитую в их уродливые головы. С синими губами. И ртом, вместилищем плотского греховного порока и длинного черного вьющегося, точно змея языка. В соответствующем их облику и образу, что они олицетворяли здесь собой одежде. Чем-то похожей на одеяние сенобитессы булавочноголовой Рокси. Только еще более развратной и открытой, смахивающей на пляжный черный купальник. С вырезанной на животах кожей. Такие же грудастые обе. С пришитыми тонкой проволокой бодбородками своих голов к своим грудям. Сестры близнецы сладострастных порочных прикосновений и мучительных удовольствий. С овалами изящных бедер и в сапогах ботфортах на высокой платформе. А, по полу и под их ногами, ползал безногий и совершенно голый лишь в черном кожаном с шипами ошейнике и черных кожаных проклепанных напульсниках на руках и, наверное, самый исковерканный и изуродованный коробкой Лемаршана сенобит демон по прозвищу Тело. Безглазый. С сшитым из двух половин подобием безухого и безносого лица. Но также с большим зубастым ртом. Совершенно безгубым, похожий на Щелкунчика, что был раскрыт и растянут во все стороны специальным приспособлением, что застегивалось на затылке головы, полностью обнажая его щелкающие зубы. У него на вечно, кровоточащих пальцах рук были длинные кривые острые звериные черные когти.
Когда Рокси и Марис вошли в эту каменную комнату, то зверь Адис бросился к своему хозяину и рухнул у его ног, громко и довольно урча и посматривая на все разноликое окружение демонов сенобитов.
— Нет вернее друга, чем твоя же собака – произнес громко своим сотрясающим каменные стены голосом булавочноголовый Пинхед – Есть с кем поиграть в разные забавы и игры. Не правда ли, мой гость, жаждущий увидеть многое и познать многое. Узреть дозволенное и не дозволенное. Бросить своим непомерным греховным любопытством вызов самому Господу Богу.
Марис Залесский подходил к каменному трону и его хозяину, восседающему на нем. Взяв его за правую руку своей левой рукой сенобитесса Рокси, подвела его ближе к трону своего командира. Сама, отойдя с поклоном в знак подчинения и покорности своей в таких же булавках головы немного назад, встав за спиной Мариса Залесского.
Со всех сторон к Марису стали сходиться находящиеся здесь в каменной тронной комнате все демоны сенобиты, окружая его круговым плотным кольцом. А Пинхед поднявшись со своего каменного трона, подойдя к Марису, обошел того вокруг пару раз, видимо рассматривая его сверху до низа пристальным взором своих не моргающих демонических черных глаз.
— Интересно, что в тебе нашел Левиафан? – произнес он во всеуслышание, а демоны сенобиты друг с другом переглянулись.
Пинхед отошел от него, развернувшись спиной он обратно вернулся на свой каменный большой царственный трон, дав возможность другим сенобитам поближе познакомиться с Марисом Залесским. Что также ходили кругами и порой даже прикладывали к Марису свои страшные уродливые руки, либо свой пыточный в тех руках режущий и колющий инструмент, пугая его. Особенно эти две сестры близняшки, что запустили Марису свои с длинными пальцами свои руки ему под раскрытую распашку рубашку. Водя ими по его голому мужскому телу и приводя того в неописуемый сексуальный восторг. Марис даже не заметил, как их руки проникли в его мужское живое тело. Просто, погрузились внутрь груди своим полностью пальцами, а длинные черные похожие на извивающихся змей языки, облизывали его голую шею, измазанную его же кровью грудь, слизывая ту алую кровь со всего его полунагого тела. Он сейчас точно спал и буквально не видел ничего и никого. Был погружен в некий полусонный полусмертный коллапс. Заключен в некий темный кокон. Только он и эти две жуткие любвеобильные хищные женоподобные сущности.
— Ну, хватит. Довольно — вдруг прозвучал голос Пинхеда, и пробудил Мариса, выведя из неописуемо приятной сладостной болезненной каталепсии, что была одновременно и болью и чем-то напоминающим смертную агонию.
И два женоподобных похожих как две капли воды друг на друга быстро отскочили от Мариса Залесского и молниеносно оказались там, где были до этого. Точнее, они даже не подходили к нему. А все происходило на расстоянии.
Марис стоял на ногах и был удивлен, как не упал когда был в сексуальном болезненном головокружительном трансе. Когда плыл буквально по волнам самых утонченных болезненных кайфовых ощущений.
Он осмотрел свое полуголое тело под распахнутой настежь рубашкой. Оно было целым. И не крови. Хотя до этого было практически растерзано руками двух тех близняшек сенобитесс в страстной любовной кровожадной оргии.
— Ты, крепкий малый — произнес Пинхед – А главное, смелый. Не побоялся зайти сюда и к нам в гости. Скажем, это был небольшой эксперимент. Так скажем, была проба писательского пера.
Он снова встал со своего каменного царственного трона и опять подошел практически вплотную к Марису Залесскому.
— Ты нравишься мне и моему столь разнообразному окружению- произнес ему Пинхед – И потому, спрашивая меня, о чем хочешь. Не всем предоставляется такая привилегия.

Глава VIII. Страж лабиринта

— Эта шкатулка Филиппа Лемаршана, что это такое? – спросил Марис Пинхеда.
— Хороший вопрос, и сразу напрямую – произнес Пинхед – Это ловушка. Тюрьма для грешных провинившихся падших душ и для самих нас сенобитов. Ты проник сюда сквозь разлом «схизму», что открыла тебе вход сама шкатулка — произнес ему гвоздеголовый привратник ада и глава ордена темных исследователей мира всех болезненных сладостных страданий Пинхед.
Марис Залесский окинул всех сенобитов своим человеческим взором своих карих глаз и остановился на стоящей среди сенобитов своей проводнице и той, что проникла ему в саму душу и сердце без всяких инструментов пыток и разрезов. От которой у Мариса сейчас, как по команде, вставал в плавках и джинсах его детородный член. Затем, перевел взгляд на такие же точно черные глаза Пинхеда.
— Кто, вы такие? — задал вопрос Марис Залесский Пинхеду.
На, что тот ему ответил – Мы Ангелы для одних, Демоны для других. Мы сенобиты. Орден «Ран и Разрезов». Иерофанты темного мира и мира этой шкатулки. Посвящённые ордена. Хирурги с Той Стороны. Мы исследуем все виды, и состояния самой боли, ибо мы не можем удовлетвориться результатами своих исследований до самого конца.
— Что такое шкатулка «Конфигурация плача»? — спросил снова Марис Пинхеда.
— Создание этого чудесного устройства благословил сам Господь Бог — произнес Пинхед – Лемаршан создал его по велению нашего Повелителя.
— Что, ты имеешь в виду под словом, Господь Бог – произнес Марис – Неужели сам Бог дал согласие на этот ад.
Пинхед подошел еще ближе к Марису и почти в упор, уставился на него своими черными никогда не моргающими жуткими глазами.
— Понимаешь, грешник Марис – произнес булавочноголовый – Человек, чтобы не делал и не творил, он все время стремится к греху и своему низменному до крайности падению. Человек, конечно Божие творение. Он вправе судить его. Но все права на все его страдания принадлежат только нам. Ради этого существуем все мы и наш Бог Левиафан. Ради этого существует сама Шкатулка Филиппа Лемаршана. И ты можешь стать здесь далеко не лишним. Шкатулка нуждается в твоих услугах, Марис Залесский, ей нужно лишь твое согласие.
— Что, ты имеешь в виду, Пинхед? – Марис озираясь по сторонам и глядя на всех здесь сенобитов, спросил гвоздеголового.
— Ничего, чтобы противоречило твоей воле, Марис Залесский. Ничего — тот ему ответил — Хочешь, и ты станешь сенобитом, как мы – произнес булавочноголовый — Только пожелай этого. Отдай нам свое тело и свою душу. И получи взамен все блага этой шкатулки Лемаршана и нашего Великого Повелителя Бога Левиафана. Стань среди нас, получи то, что никогда еще не получал, не ощущал и не видел. Лишь пожелай.
— Чего пожелать? – произнес вопросительно Марис Залесский – Вечных мучений и страданий. Самой боли.
— Истинной сладостной боли – его поправила, выйдя из круга сенобитов сенобитесса с именем Рокси – Запредельных мучительных наслаждений и неудержимого эротического сексуального экстаза.
Она подошла к нему, встав за спиной Пинхеда. В черных точно сама ночь глазах Рокси сейчас было что-то, что Марис не был в состоянии сейчас понять. Там была не любовь или кровожадная сексуальная страсть адского человека сенобита, но что-то неуловимое и неопределенное.
— Возьми все, мой любимый Марис Залесский – произнесла она, как-то уже своеобразно завлекательно, будто на что-то намекая – И никто и не что нас не разлучит уже никогда.
Эти ее слова. Эти намеки на что-то более близкое. Это был хитрый ход, будто подсказанный Рокси самим Левиафаном. А скорее тем, кого она сейчас видела в карих влюбленных в нее глазах этого сексуального чеха безумца. Именно с ним у Рокси образовалось что-то, руководя самим Марисом. И то, что никто иной не видел. Даже главный сенобит Пинхед. Марис и сам не мог установить эту связь. И его мысли и слова шли не от него самого, а от того, кто сидел внутри него. Что говорили сами за своего хозяина – Рокси, Я готов на все. Я хочу тебя. Ты помнишь меня, Рокси Марцела Васкес, любовь моя. И где-то у себя в голове и внутри Марис слышал – Я слышу тебя, любимый. Спаси меня. Спаси от самой себя.
Марис молчал и не мог ничего ответить, именно сейчас глядя в черные глаза то Пинхеда, то Рокси. Он не понимал, что происходит с ним. Зачем, вообще он здесь в этом аду. И из которого теперь ему нет выхода.
В карих мужских глазах красавца тридцатилетнего чеха ученого и исследователя стоял жуткий смертный страх и нерешительность.
— Я хотел бы покинуть шкатулку Лемаршана – произнес Марис Залесский.
— Марис Залесский ты мой гость — Пинхед продолжил свой диалог — А гостью не престало уходить так рано.
— Я не знаю, что ответить – он, пересиливая сам себя, произнес, давясь своими словами от нахлынувшего жуткого ужаса и страха отставную и обратный как бы ход – Я еще не готов. Я не обещал вам ничего от себя взаймы. Я здесь, просто лишь как гость. И не желаю большего пока. Я хотел бы сейчас покинуть ваш лабиринт Левиафана и вашего Бога и вернуться обратно в свою лабораторию и кабинет.
Пронесся странный загадочный и, вероятно недовольный гулкий ропот среди сенобитов. Странные стонущие звуки издали сенобитессы проволочные близняшки и пузырь Ласло пробурчав, чего-то своим пузатым раздутым вечно заполненным вонючими газами животом. Пустил свою противную слюну из приоткрытого острозубого своего большого рта. Щелкунчик застучал снова своими зубастыми челюстями. Лишь одна светлоглазая из всех сенобитов аббатиса Николлета, наделенная тоже как Пинхед и Рокси даром речи. И кроме этого еще даром предвидения, произнесла Пинхеду – Он заслуживает сейчас большего, чем даже вселенские муки. Но, мы должны его отпустить. Ему не место среди нас. Я вижу это. Его грех опасен самой шкатулке плача. Сила скрытая и пока спящая еще в нем крайне разрушительна, ибо он не есть человек. Он, сущий истинный и настоящий из преисподней демон.
Пинхед, обернувшись, сверкнул на нее своими черными демоническими глазами, полными недовольства и гнева. А Николетта вышла из круга сенобитов и тоже подошла к Марису Залесскому.
Николлета была все время у него в немилости из всех тупо подчиняющихся его приказам сенобитов. Она была сама по себе и у себя всегда на уме. Но, нужна была гвоздеголовому командиру сенобитов Пинхеду как провидица будущих событий. Да и сам Левиафан и хозяин шкатулки Лемаршана не позволял обижать и без того обиженную в прошлом всей своей монашеской и затворнической одинокой жизнью молодую не старше тридцати лет женщину. Так и не познавшую в свое время ни одного мужчину, но жаждущую секса и любви. Утонувшую в своих желаниях и пороках. Что и привело Николетту в мир ада к ее сейчас лично Повелителю и хозяину Левиафану.
— Ад никогда не отвергнет одинокую, брошенную всеми и обиженную всеми женщину — она услышала его голос. Ибо, он постоянно разговаривал с Николеттой и наяву и в ее снах. Левиафан лично покровительствовал ей. А она, в знак общения со своим Великим Адским Демоном Божеством и покровителем, творила ему свои черные молитвы. Приносила лично жертвы в специальном для этого отведенном месте. Лишь ей доступном. В чреве самого центра лабиринта, как раз под свисающим над каменным его потолком, переходами, тоннелями, колодцами и коридорами четырехгранной остроугольной циклопической громадной двусторонней пирамиды. вращающейся против самого времени и вопреки всем законам и природы Небес и Бога, испускающей свой черный адский свет из двух черных своих отверстий. Глаз заключенного там демона дракона змея морей и хаоса Левиафана. Сотрясающей своим громким гулом все пространство каменного лабиринта на жертвеннике посвященному в прославлении с ее женских сладостных уст прославлении. Для Левиафана слетающие с уст молитвы демонической монашки, были, как бальзам на его душевных дракона Хаоса и сына Великой Богини Тиамат ранах. Она, Николетта была его любимицей.
Николетта постоянно лезла в его дела и порой стояла на его даже пути. И Пинхед не мог ничего сделать с Николеттой.
— Ничего, еще придет мое время – он произнес как-то ей – Зашью намертво твой непослушный женский рот лично, железной проволокой.
Он, лишь с презрением и ненавистью, боясь гнева Левиафана своего адского Бога, которому пока служил, посмотрел на выступающую против его воли черную аббатису монахиню адского мира сенобитов. Но ничего не произнес ей.
— Я тоже, порождение преисподней – он резко произнес Николетте и тут же опять Марису – Хорошо. У тебя будет еще время все переосмыслить и подумать над моим предложением. Я отпущу тебя, если ты сможешь здесь прожить еще немного, не сойдя со своего ума как живой человек. И думаю, тебе будет на досуге над чем здесь подумать. Ты, сейчас в моем мире и обличен моей только властью. Я могу сотворить с тобой все что захочу. Но, вот, пока, все еще думаю, как быть и что сделать.
У Мариса гулко стучало от всего охватившего его кошмарного сейчас ужаса мужское сердце. Он был пленником этого Гвоздеголового главного сенобита Пинхзеда. Пинхед мог в любой момент убить его. Отдать другим на расправу и страдания сенобитам, но он не желал этого сделать и именно, почему-то сейчас.
Он повернулся к сенобитессе Рокси и произнес той – Отведи его туда, где он, пока будет находиться, и ждать моего окончательного решения. В свою очередь, у него будет достаточно еще времени все хорошенько обдумать и найти свой ответ на мое предложение. Ибо от ответа ему не уйти как не найти выход отсюда без моего ведома и разрешения.
Пинхед развернулся и хитро улыбаясь, пошел к своему каменному креслу трону. А Рокси произнесла Марису Залесскому — Идем. За мной.
Ее слова были, чем-то сейчас похожим на приказ. Отклонить который, было равноценно смертному приговору. Да и Марису уже очень хотелось как можно скорей покинуть это страшное место, наполненное жуткими сенобитами, готовыми сделать с ним все, что угодно, если будет отдан приказ Пинхеда.
Сенобитесса гвоздеголовая Рокси прошла мимо Мариса, слегка коснувшись своим левым женским плечом его правого мужского плеча и Марис, развернувшись, пошел за своей адской провожатой. Ему некуда было сейчас деваться. Он понял, что попался и оказался в плену. А коробка и лабиринт внутри ее, оказались для него просто ловушкой.
Гвоздеголовый главный сенобит Пинхед пристально глядя ему вслед, о чем-то сейчас думал.
По его виду было видно, что этот Марис Залесский был нужен ему. Он заинтересовал собой самого Пинхеда, как и его здесь такое вот не совсем ясное появление. В обход самих сенобитов и его булавочноголового Пинхеда. Ранее такого никогда не было. И он не хотел его пока гибели и смерти в разрыве крючьями и цепями. Он не хотел, пока отдавать того на растерзание своим сенобитам. В зверские руки хирурга и мясника. Не хотел отправить на корм своим охранникам лабиринта и сторожам каменных тоннельных переходов. Вечно голодным чудовищам. И тем, кто оставался здесь запертым навсегда. Людским грешным телам и душам, что в наказание за свои земные преступления, томились в своих сладострастных болезненных вечных непрекращающихся и повторяющихся все время муках в этой кошмарной адской темнице.
Пинхед не знал, кто он, Марис Залесский, как никто из сенобитов, но одно он теперь знал, что именно этот живой и находящий в его аду человек, сможет проложить маршрут в мир людей без самой даже шкатулки. Он путь к слиянию двух миров и к освобождению целой армии сенобитов из этого вечного тюремного заточения. Всех живущих здесь демонов и существ. Теперь, он мог стать проводником из этого мира, способного открывать навсегда пролом и «схизму» в любом месте и навсегда. И тогда, он Пинхед, как само воплощение зла, что создала некогда и очень давно шкатулка, и сам ад наступит на всей земле.
Пинхеду был нужен, такой как Марис Залесский. Он не желал больше служить своему хозяину, а хотел лично править в этом мире ада. Он хотел собрать целую армию сенобитов. И повести ее против своего Повелителя и Бога. Он замышлял сейчас не то, что замышлял сам Левиафан, заманив к себе в шкатулку того, кто был ему интересен и возможно ближе даже, чем все под его нерушимой всесильной властью сенобиты. Пинхед не намеревался отпускать от себя из своих личных владений того, что мог оказаться равным ему по силе, помещенной в тело живого человека. А может быть и еще гораздо сильнее. И который даже не знает, кто он такой на самом деле. Та сила, что была в самом Марисе Залесском, пока дремала, лишь иногда, давая о себе знать в виде дикой бешеной и самой безбашенной любви, что подходила лишь самому аду, готовая перерасти в нечто кровожадное и крайне неуправляемое жестокое. Именно это Пинхед хотел получить в свои загребущие демонические руки главного сенобита шкатулки Филиппа Лемаршана.
Вот и сейчас, булавочноголовый Пинхед, что-то задумал, послав своего подручного демона сенобита палача стучащего зубами Щелкунчика, куда-то и за кем-то. Тот обмотанный по обе стороны своего в черном наряде из кровоточащей прирощенной к его телу кожи в два ряда смотанными длинными цепями и к ним прикрепленными большими острыми похожими на топоры секиры тяжелыми лезвиями, что свисали по бокам его высокого двухметрового туловища, ушел куда-то в лабиринт.
Пинхед, сидя на своем каменном кресле в окружении своих подручных сенобитов, он ждал часа нового проявления шкатулки, открытия новых проломов в земной мир людей. Призыва новых жертв с того света.

***
В каменной комнате под названием «Сборочная ада», лежала большая сметенная в большую кучу целая груда ломаных костей, рваного кровавого мяса и изорванной смуглого оттенка кожи. Это все, что оставляют разделочные острые кривые крючья и цепи Пинхеда, когда пущены в дело и в свою положенную работу. В растекшейся по каменному полу крови, что растекалась во все стороны алыми ручейками и к каменным небольшим ступеням у арочной колоннады на входе в эту пропахшую кровью и мясной плотью комнату. Вонь, которой здесь была особенно не переносима даже самим сенобитам. Но не этим двоим прислужникам и работникам данного с низкими потолками похожего на этакую пещеру или глубокий грот помещения. Тут занимались своей положенной работой два сенобита шкатулки Хирург и Мясник. Им не нужно было ничего говорить. Эти разные на вид странные уродливые ребята и так понимали друг друга с половину оборота головы и ее кивка. От взмаха руки с огромным тесаком ножом, либо топором, до острых скальпелей или стальных нитей в длинных иглах в руках другого, для сшивания кожи и плоти собранных вручную растерзанных и измочаленных в пытках и муках своих же жертв. Они жили по своей демонической природе друг в друге. И были одним в сущности целым. Это было одно разделяющееся надвое существо адской коробки тетраэдра Лемаршана. И были приписаны, почти все время обитать в этой комнате с названием «Сборочная ада».
Именно здесь, Эрнан Фабио Алигар впервые пришел в свое еле теплящегося сознание. В куче этого рваного мяса и ломаных разорванных в разные стороны цепями и крючьями костей. Еще у себя дома в очень далекой отсюда, как вообще весь реальный мир Мексике.
Он, как бы узрил себя со стороны и закричал от ужаса. Но его никто не слышал, ибо сейчас его крик был криком несчастного бестелесного призрака среди груды лежащего на полу мяса и костей.
Ужас весь состоял в том, что его душа убийцы и преступника, верного служителя наркокартеля Гутиера не попала туда, куда было ей предписано попасть. На Небесный Божественный суд и в настоящий ад. А совсем иное место. Тоже ад, но в ином измерении и в другом пространстве и времени. И виной всему эта золоченая в красивом орнаменте открытая им небольшая коробочка. Отпирая ее и разгадывая секрет загадочной адской шкатулки, Эрнан понятия не имел, что существует два сейчас вообще ада. Один в преисподней. Второй уже на самой земле.
— Если это моя настоящая смерть – он подумал – То, страшнее ее, я не видел ничего в своей жизни. Если же, это жизнь, то лучше было бы вообще не рождаться на этот свет или исчезнуть совсем и бесследно.
Но, все же это была не смерть. Если было бы так, то он бы уже ничего не ощущал и не чувствовал. Тут же все было совсем не так.
Эта безудержная адская не прекращающаяся боль изводила его разум и саму запертую в мире ада преступника убийцы душу. Но, он ее стал воспринимать сейчас несколько уже иначе. Даже в этой груде останков своего некогда здоровенного сильного мужского тела.
Именно сейчас все эти окровавленные разодранные останки, собрав в общую кучу, свалили в некий странный жужжащий и стрекочущий механический агрегат, расположенные в глубине этой достаточно большой комнаты. Нечто похоже на ленточный заводской конвейер. Их бросили в камеру приемки для переработки, либо в утиль, либо в очередного адское чудовище и монстра по замыслу и задумке булавочноголового Пинхеда.
То, что случилось позднее, можно было бы тоже назвать болью, когда его всего заново сшивали из разрозненных телесных кусков обратно в нечто более ужасное, чем он даже сам мог себе представить. И эта боль была уже не просто адской непереносимой болью, а приятной и даже сладостной. От которой у Эрнана кружилось его полумертвое и полуживое сознание.
Когда все закончилось, Эрнан забыл, кто он есть, и кто вообще. Ибо не всем сенобитам положено было иметь свое истинное прошлое имя. Они получали новое. Даже сам гвоздеголовый Пинхед был, чем-то уже иным, хотя был когда-то человеком и носил свое человеческое имя.

***
У Рокси была в руках плеть из семи цепей с острыми режущими загнутыми крючьями на рукояти из бедренной человеческой кости.
— Эти стражи охранники переходов коридоров и тоннелей, те еще не знающие страха твари – произнесла ему сенобитесса Рокс – Но, это хорошее против них средство. И они про это знают.
— Они, что нападают и на вас? — Марис Залесский, удивленно спросил гвоздеголовую сенобитессу и стигматессу Рокси.
— Не всегда. Но и такое бывает — она ему ответила – Это тоже, самое, что ваши земные собаки. То, они ласкаются, как милые и хорошие, то готовы разорвать вас на части и сожрать с потрохами. Все зависит от того, что им в данный момент захотелось.
— Ты, знаешь про земных собак? – Марис спросил ее.
— Знаю – произнесла, идущая впереди него сенобитесса Рокси – У меня с умением говорить сохранилась, пока еще моя память.
— Так, ты была человеком – произнес Марис ей – Как мы все.
— Но, не всем дано право здесь, открывать рот и иметь свою память – она ему ответила.
— Значит, Пинхед не лгал, когда говорил, что вы все созданы из людей – произнес снова Рокси Марис Залесский.
— Пинхед тот еще порой лжец – произнесла, вдруг неожиданно ему Рокси – Но в данном случае, он говорил тебе правду.
Сейчас Марису показалось, что пора переходить на главную тему.
— Значит, ты все еще человек, Рокси — произнес он той – Если, ты все помнишь. Ты можешь вернуть все обратно. Например, сбежать отсюда.
Рокси внезапно остановилась и повернулась к Марису Залесскому.
— Зачем? – она ему произнесла.
— Покинуть шкатулку – произнес, тот ей в ответ, боясь, что ляпнул, вероятно, и именно сейчас лишнего.
Рокси уставилась ему прямо в его карие мужские чеха красавца брюнета глаза своими черными, как сама непроглядная тьма под изогнутыми черной дугой тонких женских бровей демона не моргающими никогда глазами.
Он реально сейчас струхнул. Он даже пожалел, что так спросил ее. И, вообще завел разговор о человечности в самом аду. Но в этих черных точно бездна ада женских глазах сенобитессы и стигматессы Рокси сейчас, что-то было еще. Что-то, почти неуловимое. Некий интерес или, какие-то либо желания. Вероятно, куда больший интерес к своему собеседнику, чем было до этого.
Там было то, что он хотел и к чему стремился в своих поисках к своей истине. Всем низменным порокам. И, именно в Рокси, он нашел это. Она была главной. Шкатулка лишь до оформляла все.
Он пришел за этим сюда. И пришел к ней. Шкатулка в обход самого Пинхеда свела их вместе. Марису было неизвестно зачем? Но все говорило о том, чтобы они были вместе. И служили верой и правдой самому демону дракону Левиафану.
Левиафан желал этого. Возможно, готовил смену самой демонической управленческой власти и нового претендента на роль нового командира воинства ордена «Ран и Разрезов». Нужен был тот, кто бы неотступно следовал за самой сенобитессой Рокси, и выполнял исключительно ее приказы и подчинялся только ей. Не Пинхеду. И это должен был быть не совсем человек. Им оказался, именно сам Марис Залесский.
— Я, когда-то отреклась от Небесного Бога – произнесла сенобитесса Рокси – И дала клятву верности Левиафану.
Рокси говорила правду. Так и было. Она не лгала Марису. И он это чувствовал и ощущал. Но глядя в черные беспросветные глаза демона, Марис видел другое. То, что жило в нем ему подсказывало, что в теле этого женоподобного сенобита живет как и в нем нечто иное. Это иное хочет обрести свободу. Оно в плену. Как и теперь сам Марис Залесский.
Рокси провела пальцами с черными ногтями по лицу и груди Мариса Залесского, о чем-то глубоко сейчас думая и что-то про себя решая. И развернувшись, пошла дальше, ведя за собой Мариса Залесского куда-то, куда он понятия не имел. Опять где-то глубоко в самых недрах каменного лабиринта. То, спускаясь по каменным ступеням в переходах и узких тоннелях, то подымаясь по таким же ступеням вверх, с этажа на этаж.
— Рокси, куда мы сейчас идем? — спросил ее Марис Залесский.
— Я решила тебе показать то, что ты еще здесь своими глазами человека никогда не видел — Рокси ответила ему – Это удел падших жертв и грешников, что угодили в шкатулку страданий и боли. Но, не живого человека оказавшегося волею своей порочной роковой судьбы здесь в самом адском чреве лабиринта. В его глубинах и тайных местах. Даже не доступных самому Пинхеду. Ты узришь то, что не оставит тебя совершенно равнодушным к увиденному, а затем, мы уйдем туда, где нас не увидит и не отыщет сам Пинхед и Левиафан. Это тайное место в самом лабиринте, куда нет доступа никому из каких-либо демонов.
— Почему, Рокси? — он спросил ее – Почему, ты это все делаешь для меня? И зачем?
— Это приказ Пинхеда — произнесла она ему — Но я по своему его решила выполнить.
Она, опять, остановилась. Затем, обернулась к Марису Залесскому, глядя тому в глаза.
Они сейчас стояли в узком небольшом каменном коридоре. Ведущем, куда-то вниз. В некое просторное многоэтажное с рядами боковых небольших каменных комнат помещение. Они находились по другую сторону лабиринта. Где именно, Марису это было неизвестно. Для него все увиденное было всегда новым и удивительным открытием.
Внезапно за спиной Рокси с грохотом отворилась целая из сложенного камня стена, откуда ударил яркий искристыми ослепительными лучами свет. Раздался режущий человеческие уши звук. И она, повернувшись к нему спиной, вошла в тот свет переступив порог в некое помещение. Марис, повертев по сторонам своей брюнета чеха красавца черноволосой головой, тоже вошел туда в тот яркий ослепительный свет сквозь раскрывшиеся перед ним ворота.
— Это место создал мой Хозяин и Повелитель — она ответила ему из яркого того света – Я самый главный смотритель шкатулки. Я постоянно и всегда здесь. В отличие других сенобитов, это моя роль и обязанность, следить за самим лабиринтом. За сторожами и хранителями каменных переходов и тоннелей. Именно я, слежу за теми, кто попал сюда и страдает в адских мучениях и веяных многострадальных сладостных пытках.
— Но, зачем, я здесь, Рокси? – он спросил ее, недоумевая от услышанного.
— Ты, нужен Левиафану. С нетронутой плотью и отверженной от Небесного Бога душой. Падшей душой и развращенным телом – он услышал от булавочноголовой Рокси — Ты особенный грешник.
Мы должны создать своих сенобитов и свой новый орден – произнесла она ему – Я покидаю старый орден «Ран и Порезов», чтобы подготовить себя к слиянию с моим Богом. Это мечта каждого сенобита. Но не всем дана такая привилегия. Левиафан говорил со мной. Он привел тебя ко мне. Мы творцы нового адского мира. Полного перерождения всего лабиринта и самой шкатулки. Пинхед этого не знает. Он думает сейчас о другом. Он хочет твою душу присвоить себе. Но, я не дам ему этого сделать. Если, кто и получит здесь тебя, всего целиком или по частям, то только я одна.

***
Рок Стайлер отобрал странную старинную вещицу у какого-то бродяги бомжары старика, можно сказать, практически вырвав из трясущихся нервным престарелым тиком старческих рук. Она, как-то привлекла самым неожиданным образом, его преступника и грабителя внимание, когда он проходил по улице, бесцельно шатаясь и думая, как дальше ему после тюремной пятилетней отсидки жить.
Этот потасканный, блуждающий по окраинным захудалым и полным бомжей улицам Аделаиды, ветхий уже, лет семидесяти бродяга старик, оказался легкой жертвой уличного простого грабежа. Просто по-идиотски смешного для такого матерого преступника, каким был Рок Стайлер. Этот старик назвался Марком Крейвеном, разорившемся бизнесменом, погрязшим в азартных играх и пустившим все на самотек. Свою жизнь и бизнес. Плюс еще алкоголь, довели того вот до такого состояния нищего бича и бродяги с городских улиц. Этот Марк Крейвен сказал, что нашел ее, эту коробку или шкатулку в странном месте. В одном пустом и совершенно заброшенном доме.
Прямо среди валяющегося там мусора и в алой большой прохожей на пролитую кровь луже. В разорванных разбросанных по сторонам лохмотьях грязной одежды, вероятно, такого же, как он сам местного уличного бомжары. Но, ему было, грубо говоря, совершенно насрать на это. Он подобрал эту квадратную хреновину в надежде, как-нибудь продать ее и заработать, хотя бы на кока-колу и Гамбургер.
Но не повезло.
Старика столкнули в угол к мусорным бакам вместе с его колесной в стальную клеточку тележкой и забрали эту в золотой оправе и гравировке вещицу. Этот мерзкий грубый человек, вероятно жулик и преступник грабитель, с которым как понял Марк Крейвен, связываться было делом лишним и опасным. К тому же, тот пригрозил ему, что придушит Марка Крейвена если тот будет голосить на всю округу, что его грабят. Этот жулик прохожий, просто отнял его драгоценную находку у семидесятилетнего старика и чуть не избил еще его.
А Рок Стайлер, в прошлом недавно выпущенный из тюрьмы Мобилонг, центр предварительного заключения. Уголовник рецидивист, сидевший за грабежи и разбои. Сейчас болтался по улицам, без толку и, раздумывая уже, что пора снова садится в тюрягу. Ибо на этой воле ему было совершенно ловить нечего. Работать он не хотел. Да и таких, как он бы вряд ли, вот так просто взяли бы. Ну, разве, мести улицы или грузчиком. И то, еще посмотрели бы на то, а стоит ли?
И вот этот какой-то грязный потасканный помойный бродяга и эта странная привлекательной внешности в его колесной металлической тележке, лежащая поверх всего там ненужного никому барахла маленькая коробка. И он отбирает ее у него думая, что возможно этот хлам, хоть как-то продаст. Ну не за колу и гамбургер конечно, но может подороже даже. В какую-нибудь антикварную лавку.
В Аделаиде в районе Килбери, таких лавок было достаточно. Даже здесь на городских далеких от центра города окраинах. Но, пока он решил у себя в своей маленькой снятой на одного и за гроши комнатушке в грязном общежитии по забавляться этой странной, но достаточно интересной антикварной вещицей. Вероятно, даже достаточно ценной, если поближе ее рассмотреть. Он пришел к мысли. Так как золоченый орнамент этой коробки был инкрустирован действительно под настоящее золото.
Появилась даже мысль отодрать весь этот странный в золоте гравированный орнамент от коробки, и загнать его в какую-нибудь ювелирную уличную лавку. Да и вообще, расковырять эту похоже изготовленную из какого-то смахивающего на дерево материала безделицу. Просто разломать ее и все тут. Посмотреть, что внутри этой похожей на шкатулку с секретом коробки.
Внезапно Рок Стайлер пришел к выводу, что эта коробка была не совсем коробкой. Она имела подвижную, как оказалось свою хитро скроенную конструкцию. И это привлекло еще больше его внимание.
Рок решил повертеть шкатулку в своих руках. И странным образом та точно ощущая его ловкие пальцы вора и грабителя, поддалась ему. Коробка или шкатулка. Точно читала его, Рока Стайлера мысли.
— Ага! Что почувствовала, что будет тебе худо! Сдаешься, зараза! — он произнес ей громко, вертя коробку в своих вора и жулика руках. Выводя большим пальцем правой руки, по похожему на некое золотой солнце инков кругу. И с другой стороны коробки, нажимая на скрытую как видно внутри нее некую потайную кнопку.
– Испугалась, что разломаю тебя в полный помойный хлам! — он смеясь продолжал вертеть маленькую золоченую коробку — А золотишко твое загоню, каком-нибудь городскому скупщику золота барыге! – он ей напевал, радуясь своему драгоценному ворованному бандитским методом приобретению.
Коробка, вдруг вся затряслась в руках Рока Стайлера, чем напугал того. И он выронил ее из рук себе на колени, сидя в потрепанном с рваной обивкой грязном повидавшем нелегкую, как видно жизнь кресле. В полузатемненной с одной горящей лампочкой на потолке однокомнатной квартире.
Коробка, просто завибрировала и запрыгала на его ногах. И Рок смахнул ее правой рукой на пол.
— Охренеть! – он прокричал напуганным громким голосом, сам соскочив с кресла и отбежав за его спинку как бы на безопасное расстояние и прикрываясь на всякий случай этим креслом.
А коробка засветилась ярким ослепительным белым светом и из нее полетели в голубых разрядах микромолнии. Она, раскрывшись пред напуганными в полной растерянности синими глазами Рока Стайлера, стала вся изменять себя. Перестраиваясь автоматически в различные геометрические формы и фигуры.
— Вот это да! Вот черт! Да, что ты, вообще такое?! Коробка, то с секретом! Да еще каким! – Рок Стайлер прокричал, когда вся его маленькая однокомнатная квартира, также стала менять свои формы и раздвигать свои в стороны кирпичные стены, разрывая грязные полуотвалившиеся бумажные выгоревшие и выцветшие обои.
По квартире Рока Стайлера разлилась звонкая непонятно откуда идущая старинная музыка.
Он стал оглядываться, практически от дикого кошмарного страха, наложив в свои бывшего уголовника штаны. Думая, что это просто какой-то странный пугающий его сон.
Рок, напуганный всем этим светопреставлением, выбежал на середину комнаты ослепленный ярким идущим из проломов и неизвестно откуда лучистым светом.

***
Яркие белые световые лучи скользили по телу Мариса и пронизывали буквально его. Он ощущал жар от этого света во всем мужском теле.
Марис снял с себя свою рубашку и бросил ее прочь в строну.
Заиграла негромко некая старинная музыка и оттуда же был слышен звон крючьев и цепей. Откуда-то, точно из самого света. Все было, точно также, когда Марис открыл коробку Лемаршана.
— Кто-то снова открыл шкатулку? — произнес он, спрашивая у сенобитессы Рокси.
Марис ощутил, как весь лабиринт зашевелился и стал опять видоизменять свои полы, стены и потолки. Открывать одни проходы и зарывать другие.
До его человеческих ушей донесся оглушительный безумный истошный вопль и крик, что разнесся по всем каменным помещениям лабиринта. Кого-то разорвали острые крючья и в натяжке по сторонам цепи Пинхеда. Шкатулка напиталась человеческой теплой свежей кровью.
— Новая жертва – произнес Марис Залесский – Кто-то еще свел счеты со своей земной жизнью.
Рокси сейчас молчала. Она была окутана ярким пылающим белым искристым светом и точно отключилась от всего на свете, замерев на одном месте.
— Мой Всесильный Бог, Левиафан — он услышал ее голос — Я слышу тебя. Все будет так, как ты приказал и как хочешь. Я все сделаю для тебя, мой Повелитель.
Тряска и гулкая вибрация лабиринта завершилось. Все успокоилось и встало на свои места. Стены, потолки и сам каменный пол. Все пришло в исходную позицию. В положение куба тетраэдра. Исчезла музыка. Звон крючьев и цепей.
Пролом в пространстве между мирами «схизма» схлопнулся, закрылся.
Рокси ожила и вышла из лучистого яркого музыкального света. Она была все время здесь с ним рядом. Она не бросала его и не отходила ни на шаг, сжимая в правой пронзенным острым гвоздем руке свою семихвостовую цепную с крючьями плеть.
— Рокси, почему, ты не всегда с сенобитами? — он спросил адскую свою сногсшибательной красоты спутницу.
— Открою тебе, Марис Залесский один своей секрет – она произнесла ему — Я никогда не выхожу из лабиринта, потому как обязана быть все время здесь и следить за всем в лабиринте с подручными своими лично мне принадлежащими в полном подчинении сенобитами. Я не участвую в кровожадных экзекуциях Пинхеда. Я сама по себе. И обязана быть только здесь, как еще многие из нас, что навечно заперты тут и не могут покинуть эту коробку и сам лабиринт. Заниматься раздачей по заслугам плененным шкатулкой всем грешникам. Обреченным на вечные здесь муки и страдания. Таким, как уже знакомая тебе Джулия Коттон, натянувшая шкуру твоей любовницы уличной городской шлюхи Барбары Сташковски. Являвшаяся к тебе не без помощи, конечно моей и Левиафана, как живой призрак, что помогла тебе найти дорогу внутрь лабиринта.
Эта, просто испорченная до мозга костей лишенная своей шкуры сука, как и ее любовник, преступник убийца, что пытается всегда услужить, кому-либо из нас или самому Левиафану за обещанное достойное вознаграждение. Из всех истязаемых в этом аду проклятых грешников, эти два самые мною не любимые.
— А я, Рокси? – Марис произнес сенобитессе стигмату Рокси — Я ведь также преступник. Я убийца, как и он. Мне просто интересно, кто я, и зачем здесь?
— Шкатулка в своих руках, Марис Залесский появилась также не случайно и не просто так, прибыв из самой Мексики. Так было предначертано и так должно будет случиться. Она сама ищет тех, кто ей нужен.

***
Мариса Залесского так и не могли найти. Он, точно канул в воду и растворился среди белого света и воздуха. Среди городских стен Праги. Ни дома, ни на работе больше он не появлялся. Марис, просто пропал бесследно.
— Может его украли и похитили? — произнесла Марика Свобода.
— Да, кому он нужен – возразил той Тадеуш Прохазка – Разве что какой-нибудь одинокой обезумевшей от одиночества бабенке.
Но, Марика была в некотором роде права. Туда, куда Марис угодил, действительно можно было назвать похищением и настоящим пленом. Все его поиски полицией ни к чему не привели. И он попал в список вечно и без вести пропавших, поиск которых был уже прекращен. Ну, если Марис Залесский сам не отыщется, вдруг на удивление всем и не найдется.
— Ты, Марика ничего в его лаборатории не нашла, когда я поручил тебе все осмотреть там? – спросил ее патрон начальник и директор музея магазина «ПАЛЛАСИО» Джеймс Коннор.
— Ничего, Джеймс – она ему ответила и сунула в руки директору Мариса записной лабораторный журнал.
— Вот – произнесла Марика Свобода — Остались некоторые отчеты записанные его руками.
Тот, пролистал исписанный рукой своего лучшего специалиста по древностям и антикварным артефактам и произнес удивленно – Мы все ошибались в этой чертовой проданной шкатулке. Она, оказывается, не такая уж и древняя, как предполагали раньше.
— Марика повторно в журнал заглянула в записи Мариса Залесского и тоже была удивлена его решением.
— Не ранее восемнадцатый век?! – произнесла вслух Тадеуш Прохазка, тоже заглянувший в записи и журнал Мариса Залесского — А мы считали, куда древнее.
— Какая теперь разница, моя дорогая Марика Свобода – произнес Джеймс Коннор — Мы ее уже продали и довольно за хорошие деньги. Но, Марис был хорошим все равно работником и оценщиком моего антикварного товара. Жаль, что пропал с концами.
— Может полиция все ж е отыщет, хоть что-то о нем? – произнесла Марика со слезами на своих глазах Джеймсу.
— Может и отыщет – тот ответил ей, сделав грустным свое пятидестилетнее лицо торговца антиквариатом и вообще всяким редко кому нужным старинным барахлом. Джеймс Коннор пошел наверх, в свой кабинет из цокольного подвального этажа. Проходя мимо той стеклянной торговой витрины, где когда-то стояла привезенная из-за океана и самой Мексики волшебная демоническая шкатулка Филиппа Лемаршана, он невольно окинул это местом своим торговца американца и бизнесмена довольным взором.
— Побольше, бы, мне такого антиквариата — произнес он, даже совершенно сейчас не думая о своем невесть куда испарившемся бесследно работнике и лучшем специалисте по старинным вещам Марисе Залесском.

***
Эрнан Фабио Алигар не мог видеть себя со стороны. Тут не было зеркал. Но, то, что он мог все же видеть свои когтистые жуткие, похожие на лапы некоего большого чудовища с черными кривыми когтями руки. Ноги были, где-то сзади и выше его головы. И еще был, как оказывается заканчивающийся жалом скорпиона длинный хвост.
Эрнан провел своим черным длинным языком по остроконечным свои многочисленным в огромной пасти вместо человеческого рта языком.
Но для него это все было делом сейчас обычным.
Его только, что выпустили из своей металлической клетки, где таких, как он, существ из самой задницы ада было великое множество. И он был одним из них. Тот, кого слепила из кусков человеческой разрозненной разорванной и истерзанной плоти и кожи сборочная конвейерная машина мясника и хирурга лабиринта левиафана.
Эрнан не помня своего имени и всего остального, равно как и своей всей прошлой человеческой земной преступной жизни, был теперь стражем лабиринта. Этакая ползающая по каменным потолкам и стенам бродячая злая и бешеная собака, спущенная с поводка в один из узких каменных переходов и длинных извилистых тоннелей лабиринта.
Теперь он был тем, кем ему было предписано здесь быть, стражем или сторожем лабиринта и служить до конца своих бесконечных дней своему Повелителю и Хозяину Великому демону ада дракону Левиафану.

Глава IX. Мир боли сладостных страданий

Сенобитесса, смотритель адского лабиринта Рокси, привела его в самые низы лабиринта. Подвалы адской жуткой бездны. Спускаясь по винтовым двум каменным лестницам этакой встроенной в лабиринт не высокой, а наоборот достаточно глубокой башни. По стенам которой ползали жуткие скорпионоподобные зубастые стражники лабиринта.
Они шипели, издавали жуткие из себя угрожающие звуки, но Рокси прикрывая Мариса собой отгоняла некоторых из них своей цепной с крючьями семихвосткой.
Один из таких подполз к ней. Он был, видно здесь главным. И не проявил агрессивности к смотрительницы всего лабиринта гвоздеголовой сенобитессе Рокси. Рокси ему, что-то произнесла на непонятном Марису Залесскому языке. И тот жуткий с ядовитым на хвосте жалом, щелкая своими длинными острыми, как иглы зубами, отполз от нее, и что-то прошипел своим сторожам сородичам. И те, уже больше не реагировали на двоих здесь сторонних пришельцев в этой подземной каменной башне с каменными винтовыми лестницами и винтовой оконной колоннадой, уходящей все еще в саму глубину, в непроглядную черноту и бездну этого круглого адского колодца.
Рокси и Марис не дошли до самого низа этой бездонной круглой пропасти, наполненной от верха до самого низа адскими хранителями этих мест скорпионоподобными сторожами стражниками.
Они вошли в одну из арочных дверей с таким же арочным потолком. И вот, они были уже в подземной адской тюрьме. Там, где попавшие в шкатулку и в мир Левиафана человеческие души и тела грешников, преступников, насильников и убийц, принимали свои мучения и страдания с распростертыми объятьями.
Это был мир «Сладостной боли и страданий». Отсюда нельзя было сбежать. С такой глубины лабиринта и этих каменных подвалов, где мучили, били и истязали несчастных и приговоренных к долгим и вечным мукам несчастных.
Это было, чем-то похоже на американскую тюрьму. С открытой внизу площадкой и многоуровневой поэтажной галереей. С проходами по этажам над той площадкой и множеством комнат тюремных камер с решетками дверями. Многие такие тюремные камеры были пусты. В некоторых валялись останки человеческих рук и ног, плоти и кожи. И все было залито пролитой кровью. Забрызганы сами каменные серые стены и даже потолок. Так как в камерах были всевозможные виды пыточных садистских устройств, часть из которых могла сама работать и была практически живой. А часть была местом саморучных издевательств над жертвам специальных здесь работающих палачей. Или жутких существ.
Здесь стояла все время жуткая вонь затхлости, крови и разложения.
— Джулии Коттон и Фрэнку дорогого стоило избежать этого – произнесла Марису Рокси – У них отдельный свой гостиничный благоустроенный номер.
И Рокси громко захохотала, глянув на него опять своими черными как самая темная беспросветная ночь своими женскими сенобита демона глазами. Она, промолчала и ничего ему не ответила. Лишь одарила его всего этим умопомрачительным жутковатым взором, рассматривая того обнаженный полностью мужской до самхы синих потрепанных джинсов торс.
— Это и есть ад? – произнес Марис Залесский.
— Нет еще. Многие так толком и не знают, что это такое. она произнесла Марису Залесскому, одаривая того своим черным взором сових женских адских демона сенобита глаз его нагое до половины мужское живое тело — Ладно. Идем – она сказал Марису Залесскому – Нам предстоит еще многое увидеть.
Рокси сейчас о чем-то походу движения думала. Она порой искоса бросала свой взор черных глаз на него, наблюдая за ним и его поведением.
Марис специально сбросил с себя рубашку. Она ему здесь мешала. Мешала его телу все чувствовать и ощущать. Мешала ловить кайфовые моменты с ощущениями. Тот белый искрящийся яркий и слепящий свет самой волшебной адской шкатулки напитал до верха его всего. Свет между двумя порталами. Свет пролома. «схизма» в момент трансформации маленького золоченого красивого старинного волшебного кубика. Он слился с ним и его телом. Он, теперь жил в Марисе Залесском. Марис все больше и больше становился частью самой коробки Филиппа Лемаршана. Они становились единым целым.
Эта Рокси специально привела его в такое место, которых здесь было четыре, где появляется этот свет. К воротам из шкатулки. Но, не выпустила его из нее обратно в мир людей. Она что-то замыслила. Она, выполняла свою роль и другие приказы. Ссвсем не приказы булавочноголового главного сенобита Пинхеда. Сейчас все чаще посматривая на почти полностью обнаженное мужское тридцатилетнее тело Мариса Залесского.
У Мариса Залесского было, просто отличное живое стройное и в легкой раскачке тело. Марис последнее время увлекся спортом. Особенно шейпингом и треннажеркой. И вот результат. Даже черные адские глаза демоницы и смотрительницы адского лабиринта были как видно не равнодушны к его мужскому столь многообещающему сексуальному началу.
Черноволосый широкоплечий красавец брюнет. Со смугловатым оттенком кожи не мог оставить равнодушным давно здесь не видевшей земного живого во всей красоте и воплоти мужчину не менее сексуальной женщину.
Марис снова вспомнил свою ту им убиенную им по студенческой молодости в страстном любовном наркотическом порыве городскую шлюху и путану с улиц Праги Барбару Сташковски. Затем, еще одну женщину оставленную на той стороне мира, коллегу по работе Марику Свободу. С которой, он боялся заводить любовные близкие отношения. Хотя Марика была не против.
Он боялся совершить, тоже, самое, что с Барбарой Сташковски. Даже в трезвом уме и полном здравии. То, что руководило им изнутри, принадлежало не земной жизни и вообще тому миру за пределами которого, он сейчас находился. Там он за убийство любовницы отмотал свой тюремный срок. Но тут, ему ничего не грозило. Он уже был в тюрьме и в самом аду. Ему вряд ли удастся, справится с теми, кто здесь обитает. Да и наказание будет далеко не тюремное.
Но то, что сидело внутри его, просто будоражило и сводило с ума, когда он видел голые бедра и ляжки в черных блестящих сапогах ботфортах своей провожатой спутницы. Ее гибкий затянутый тугим ременным поясом стан. Эти кожаные тонкие лямочки на полненькой с торчащими сосками женской соблазнительной груди. И подергивающийся в жарком сексуальном дыхании полуголый в вырезе ее сексапильного кожаного наряда с круглым пронзенным острой тонкой булавкой пупком животик.
Эта булавочноголовая адская красавица демоница ведьма с именем Рокси, просто пожирала его Мариса Залесского мужское воображение и сознание, что тоже было сейчас не совсем его, а некоего существа, жаждущего жертвенной кровожадной с этой сучкой демонического ада любви.
Этот терпкий едкий запах подвального гнилостного зловония дополнял эту картину всех низменных половых демонических неуправляемых страстей и желаний того внутри сидящего существа. Как то и дело в его плавках и джинсах время от времени то, что было там сейчас тоже, увлекало и подталкивало его к этому. Почему-то, именно здесь этой все усилилось и Марис с большим трудом сдерживал все это, пытаясь отвлекать себя на рассматривание всего кругом. Хотя тут было нечег о рассматривать. Сплошной серый квадратный камень. Каменные потолки, колонны и стены. И его карие наполненные любовью к своей провожатой демоницы ада гвоздеголовому стигмату и сенобиту Рокси все чаще падали широкую женскую задницу, виляющие из стороны в сторону полуголые овалами бедра, гибкую в спине фигуру, сногсшибательной красоты, довольно высокой женской фигуры. Той, что была некогда в земном миру красавицей брюнеткой, мексиканкой и тоже уличной шлюхой проституткой и преступницей Рокси Марцелой Васкес.
Казалось, эта Рокси знала, что он думает сейчас и постоянно поглядывала на Мариса Зелесского своими не моргающими черными, точно уголь ледяными, но страстными тоже любвеобильными глазами. В которых было столько разврата и похоти, что просто не было тому, ни края, ни границ. Эта сенобитесса Рокси была, просто олицетворением этой безудержной греховной страсти.
Рокси повела Мариса по этажам многоярусной многоэтажной адской тюрьмы. А он не спускал с нее своих мужских карих восхищенных такой адской сексопильной женской красотой глаз.
Они вдовеем, проследовали мимо несколько заполненных жарким пламенем каменных гротов, откуда были слышны стоны и страдания тех, кто горел в них вечно и заживо.
Потом прошли мимо наполненных полупрозрачными мечущимися по углам и темным закоулкам лабиринта призракам. Проходя через целые залы, заполненные кислотными испарениями и кипящими озерами, где тоже были, казалось живые люди. С которых слазила постоянно сожженная кислотой кожа и сама мясистая плоть до самых белых костей.
Глаза Мариса Залесского видели такие кошмарные ужасы, что становились зачарованные ими. И он сам себя сейчас не мог узнать. Как менялся сам и все его человеческие ощущения с ужаса на некое блаженное удовольствие. И ему самому, хотелось уже чего-то испытать подобного и оценить все то, что ему сказал сам булавочноголовый командир сенобитов демонов Пинхед.
Марис не верил в его слова, но все происходило, именно так как говорил Пинхед – Ты еще по завершению этой экскурсии по миру Левиафана сам не захочешь покинуть этот блаженный и пронизанный сладострастной болью и всевозможными болезненными и мучительными удовольствиями мир. Вот увидишь. Ты сам попросишь всех благ и удовольствий самых изощренных и самых болезненных из рук самого Левиафана. Ты захочешь стать тем, кем мы можем тебя сотворить и сделать. Одним из нас. И все предлагалось добровольно без принуждения.
Марис Залесский не мог поверить в самого теперь себя, глазеющего вокруг на муки и страдания заключенных здесь навечно несчастных жертв шкатулки Лемаршана, но Пинхед похоже убедил теперь его.
Поначалу, он хотел, как можно быстрее уйти отсюда обратно в реальный мир людей и земной будничной жизни. Но, вот теперь все менялось с точностью до наоборот. Мало того, он хотел любви. Бешено и страстно. И уже был готов на все ради этого. От всего этого у Мариса Залесского сводило судорогой ноги. А тело все знобило и бросало, то в холод, то в зной. В мужской груди под рубашкой и навостренными сексуально сосками гулко стучало и дико билось сердце. И все было точно в неком блаженном уже дурмане в затуманенном его рассудке, в котором все переплелось и перепуталось. И только сейчас он понял, насколько слаб и бессилен против того, что творилось с ним и что было не остановить, что он мог остановить в реальном наполненном грехами земном мире.
Все эти жуткие кошмары и ужасы, сейчас будоражили и возбуждали его.
Он все еще думал и гадал, что такое настоящий ад. Тут было много чего, что подходило под это описание, но все равно стоял в его черноволосой голове брюнета чеха этот вопрос.
Рокси вела его с этажа на этаж мимо зарешеченных толстыми стальными прутьями каменными тюремными камерами. Сквозь эти решетки торчали растопыренные пальцами руки заключенных этих камер, пытающиеся схватить Мариса и его провожатую адскую спутницу. Двум рукам досталось, когда Рокси стеганула соей цепной плетью семихвосткой по ним, отрубив на кистях все пальцы острыми точно бритвы изогнутыми лезвиями крючьями. При этом Марис Залесский испытал не ужас от такой жестокости гвоздеголовой Рокси, а наоборот некое удовольствие. Причем сексуальное. От разлетевшихся по сторонам отрубленных пальцев и летящей с обрезков рук струй алой крови. От дикого болезненного громкого крика пострадавших. Отчего детородный возбужденный его половой орган задергался промеж ног, и вздыбился затвердев, точно стальной стержень. Заколотилось гулко в голой груди по торчащими сосками возбужденное сердце. И он ощущал эту жуткую чужую боль и вбирал в себя всем своим телом и разумом демонического, сидящего в нем некоего существа, что сидело тихо, притаившись в Марисе Залесском. Наслаждаясь этой болью и сексуально возбуждаясь, точно эта боль под той цепной с секущими острыми крючьями в руках гвоздеголовой сенобитессы Рокси плетью была его собственной.
В одной из тюремных каменных зарешеченных камер болтался с жуткими воплями живой человек на продетом промеж его ребер огромном свисающем с потолка цепном балочном крюке. Весь в крови и изрезанный, чем-то острым, он судорожно весь еще дергался, видимо умирая от страшных страдальческих мук и смертной уже агонии. А стены из серого камня, поглощали это с неслыханным жадным аппетитом и удовольствием. Все это передавалось Марису Залесскому. И он, впитывал с удовольствием все увиденное всем своим полуобнаженным живым телом, пропуская все через свое видоизмененное этим адским миром шкатулки Лемаршана сознанием. Вбирая весь этот ужас вместе с болью и кровожадными страстями, точно воду губка.
Сеноибитесса Рокси остановилась у одной из каменных небольших комнат. И дернула за руку, подводя к ней Мариса Залесского.
— Смотри – она произнесла тому и показала своей пробитой гвоздем сенобита стигмата левой рукой в глубину с низкими потолками комнаты.
Там стоял настоящий во плоти и коже человек. Но, мокрый от своего же липкого и склизкого жирного постоянно сочащегося из его тела телесного пота. Он в таком виде был противен и отвратителен. Как омерзительный трупный червяк опарыш. В смуглой до черна, почти как у африканского негра коже, полукровки мулата. И тот человек был обезглавленным. Тот человек все прикладывал и прикладывал к своей перерубленной шее и плечам свою черноволосую в кучеряшках отрубленную, кем-то смуглолицую голову. Он, раскачиваясь по сторонам как некий маятник на одном месте, стоял в луже собственной крови, что фонтанируя тонкими струйками из перерезанных вен и артерий из остатков его шеи, струилась по его плечам, спине и груди, животу и голой мужской заднице. Текла по голым, как и все его нагое полностью тело, почти черным ногам, рукам. И текла вниз, прямо на каменный пол. Тот, человек беспрерывно, пытался насадить себе обратно на шею свою растрепанную слипшимися мокрыми от пота вьющимися волосами смуглолицую голову. Он делал это без конца, надеясь закрепить голову на своих плечах и перерезанной начисто шее. Но, она сваливалась с его плечей и падала вниз, прямо на пол ему под ноги. После чего, он поднимал голову и снова делал тоже самое, повторяя и повторяя этот своей номер ужаса и кошмара бесконечно.
— Что такое ад? Ты, кажется, меня спросил недавно — произнесла ему, улыбаясь странно и как-то загадочно и хищно, прищурив свои черные демоницы адского лабиринта сенобитов глаза гвоздеголовая сенобитесса Рокси – Вот, сам смотри и убедись, Марис Залесский. Это бесконечное повторение одного и того же. Нескончаемые вечные муки и страдания. И их болезненные такие же вечные повторения. Это и есть ад, мой любимый подопечный Марис Залесский.
От этого потрясающего разум и душу Мариса Залесского вида и льющейся на пол алой в струях переливающейся в тускловатом свете горящих здесь зажженных и развешенных по каменным стенам факелов. Его, вообще невообразимо заштормило, точно в морской качке. Закружилась черноволосая тридцатилетнего брюнета чеха голова. Он даже закачался по сторонам, как тот безголовый человек с почти черной в склизком омерзительном телесном жирном поту кожей. А детородный торчащий, точно винтовочный острый стальной штык, упирающийся и рвущий тугие нательные под джинсами плавки, опять задергался там, в дикой судорожной агонии..
— Смотри — она ему самодовольно сказала, сверкая своим черными, не моргающими очаровательными в убийственной красоте на миловидном личике под тонким изогнутыми черными бровями глазами, произнесла ему еще – Вот, что такое ад. Хочешь еще? Смотри.
Рокси поманила указательным пальцем правой своей стигмата сенобита рукой того безголового человека. И тот пошел к ним обоим, по-прежнему сильно раскачиваясь по сторонам.
Тот, точно услышал ее.
А подойдя, рухнул на свои колени у спускающихся в его камеру каменных ступеней. Прямо у ног этакой своей повелительницы, Богини, надзирательницы и хозяйки.
Взяв в руки отрубленную черноволосую мулата полукровки голову с открытыми, выкатившимися из-под верхних широко открытых век, вытаращенными от непереносимых вечных страшных мук и страданий боли, бегающими по сторонам карими глазами. Стал, толи молить о пощаде и прощении, толи просить еще чего-то более страшного и мучительного. Его полные в открытом рту синие мертвые губы беспрерывно шевелились, хотя сам рот был стиснут плотно от болезненной смертной судороги. А в собачьем оскале белых ровных зубов, что закусили выпавший при казни изо рта язык.
Рокси ему произнесла — Некогда этот грешник был самым богатым в городе Нью-Йорке бизнесменом криминального мира. А теперь, он вечный пленник шкатулки Лемаршана. Молящий снова и снова об одном и том же.
— О любви. Вечном сладострастном и беспрерывном желании секса, как и ты, Марис Залесский. И сопутствующей этому впоследствии многострадальной в непереносимых муках смерти – она ему произнесла и показала свое правой рукой на вечно торчащий детородный член обезглавленного человека мучника.
— Такой же совершенно бесстыжий развратный и испорченный вагинострадалец, как и ты – она ему произнесла и усмехнулась – С той лишь разницей, что ты не совсем есть ты. И поэтому ты на этой стороне этой тюремной решетки и со мной, а не в руках моего потенциального садиста маньяка, не особо мною любимого Пинхеда.
Она указала той же рукой на торчащий в джинсах детородный орган Мариса Залесского.
— Мучитель мужского здравого сознания – произнесла она Марису – Причина всех мужских бед. И Рокси повернулась к Марису Залесскому ухватившись своим утонченными женскими пальчиками правой руки в то,
что было у него промеж ног. Сдавив это его причастие половой вагинальной любви вместе с яйцами в комок своими сильными женскими пальцами. Заставив Мариса даже присесть на подкошенных ногах от боли.
— О! — Марис Залесский, простонал, закатывая свои карие под лоб глаза.
— Хороший отросток. Не хуже этого — произнесла сенобитесса Рокси ему, глядя черными своими ледяными не моргающими демоническими глазами в его карие молящие ее о страдальческой боли и безграничной к ней любви глаза – Наверное, Барбара Сташковски его очень любила, как и тебя, Марис Залесский.
Он ничего не мог ей ответить. Лишь тяжело и натружено всей мужской грудью дышал, содрогаясь всем своим телом в мелкой любовной дрожи. Рот сам отказал ему в словесности. Язык онемел и прилип к нижней челюсти. Он лишь терпел острую телесную обостренную боль и наслаждался ей в полной мере. Марис Залесский привыкал к этому миру, как и обещал ему булавочноголовый руководитель и командир демонов людей сенобитов Пинхед. Мелкий сладостный возбужденный трясун, охватил все его Мариса тело от обнаженного сверху полностью мужского торса до самых пяток и кончиков пальцев ног.
— О чем, же? — Марис произнес дрожащим взволнованным от потрясения и сексуального полового перевозбуждения своим голосом.
— Знаешь, как зовут этого безголового несчастного? – произнесла она ему.
— Как? — он еле смог произнести и выдавить из себя.
— Никак – она произнесла ему и громогласно, сотрясая каменные стены лабиринта своим звонким голосом, рассмеялась. И, затем еще ему произнесла — Его некогда звали Оливер Макафферти. Мафиози и наркодиллер из города Нью-Йорк. Он потерял свою голову от сумасшедшей безрассудной жертвенной любви. От руки своей же любимой убийцы женщины. И теперь, он наш вечный пленник. А куда теперь ему без головы? — она насмешливо и жестоко произнесла Марису, точно на что-то намекая, держа того опять за левую руку своей правой рукой, точно жертвенного бычка на привязи, ведомого собственноручно на само заклание.
— Он, ведь о чем-то тебя, умоляя, просил? – спросил ее Марис Залесский.
— Чтобы ему в очередной раз отрубили голову. Приростили и отрубили – произнесла ему сенобитесса Рокси – Сейчас ему это доставляет сладостное болезненное удовольствие. Как та, что была тоже здесь сенобитом и звалась проволочная женщина. Полусумасшедшая Джудит Флоэрти, подружка нашей черной святой аббатесы Николетты. Что была отсюда изгнана сами нашим Богом Левиафаном.
Рокси повернулась и пошла дальше и повела за собой Мариса Залесского.
— Знаешь, мне это уже порядком надоело. Пусть просит об этой услуге, кого-то другого – произнесла Рокси ему. Уводя от стоящего на молебенных коленях в проеме у каменных ступеней двери своей зарешеченной стальными прутьями камеры сладостных страданий, мук и пыток обезглавленного человека.

Глава X. Сенобит из гвоздей и крючьев

Рок Стейлер или то, что от него осталось теперь, был превращен в сущих адский кошмар. Сшитый и скроенный из остатков его собственного тела. С вывернутыми в обратную сторону руками и ногами. Доработанный еще самим Левиафаном и миром ада в настоящий ходячий ужас. Связанных стальной перекрученной проволокой и вбитыми такими же железными скобами и гвоздями в его ободранное, почти до костей тело.
Пинхед лично сам и долго собирал мозаику его разодранного стальными цепями и крючьями мужского лица. Эта были останки окровавленной кожи и плоти, ломаных дробленых костей. Но все же, Пинхед собственноручно собрал все до последнего пазла и воскресил своего личного еще одного монстра. Но, не всем был еще доволен.
— Ну, что же — произнес булавочноголовый сенобит Пинхед — Что вышло, то вышло. Придется отдать на доработку архитектору костей, мышц и сухожилий. И так каждый раз. Все же мясник с палачом работают аккуратней.
Щелкунчик был тоже погружен в работу.
Тот тоже перебирал еще одни останки преступника и бандита из прошлой жизни с юга Африки чернокожего маньяка и насильника детей, сорокалетнего Мхаронгу Наемару, что лично сам освежевал точно на скотном дворе корову. Он не довольно, громко щелкал своими зубами в вывернутом наружу безгубом рту.
У него все никак не получалось лицо этого преступника африканца. Все остальное было уже собрано и лежало в операционной Левиафана в руках хирурга и мясника. А вот сама голова и лицо никак не получались, как именно хотелось самому Пинхеду.
Рядом стояли сестры проволочные близнецы. Они, почти никогда не покидали тронный зал Пинхеда. Эти две близняшки женщины сенобиты, терлись все время возле своего командира и предводителя. Тут же ползал на своих руках сенобит с именем Тело.
Эти две полуодетые адские демонические дамочки, сейчас не обращая на Пинхеда свое внимание, лобызались своими губастыми ртами и толкали длинные черные вьющиеся змеями языки друг другу в рот. Издавая нудные долгие и внутриутробные любовные стоны. Две порочные лесбиянки сенобитессы, были сейчас совершенно безучастны к пристрастному увлечению булавочноголового Пинхеда и его коллеги к такому рода искусству Щелкунчика.
— Ничего, брат мой в единой вере – произнес ему гвоздеголовый Пинхед – Все получиться еще. А если и не получиться, то и так будет выглядеть неплохо. Этот вполне заслужил то, что заслужил. Сейчас на подходе еще двое желающих заглянуть в мир сладостной живой телесной боли и душевных самых изощренных страданий. Никогда еще не было такого, как двадцатом веке, брат мой. Такими усердными темпами, здесь будет грешников больше, чем в самом огненном аду Люцифера.
Вдруг Пинхед подпрыгнул на одном месте и, вытаращив свои черные жуткие демонические глаза, громко произнес — Измена! Рокси, сучка адская! Она обманула меня! Меня своего хозяина, тварь такая! Я должен был догадаться, что тут, что-то не так! Что этих двоих, что-то вместе связывало!
Он быстрым шагов выбежал из своего тронного зала, а за ним следом все сенобиты, что были сейчас здесь с ним.
Пинхед ощутил все и понял. Сами каменные стены шкатулки выдали ему то, что было далеко за пределами этих стен. Он ощущал каждый уголок этой конструкции и слышал все звуки этого громадного сооружения.
Пинхед поднял вверх свою правую руку с черными ногтями и замер на одном месте. Он закрыл свои глаза и произнес уже без крика, но с диким звериным злом, от которого содрогнулись даже все каменные стены древнего адского лабиринта.
— Шкатулка, Левиафана – он произнес – Она ведет Мариса Залесского к нашему Богу. И я знаю, зачем.
Пинхед раскрыл все пальцы на поднятой верх правой руке. И шкатулка, остановилась, блокировав все переходы и длинные свои переходные коридоры и тоннели. Упали с потолков вниз стальные в них решетки и исчезли входы и выходы. А все живое в лабиринте, просто мгновенно взбесилось и стало носиться по стенам, потолкам, прыгать друг на друга и рвать зубами на кровавые ошметки и куски, заливая все кругом бурлящей и летящей во все стороны кровью.
Вспыхнул яркий лучистый белый свет и лабиринт задрожал и завибрировал. Его стены стали расходится в стороны перед стоящим булавочноголовым Пинхедом и всеми сбежавшимися на его призыв сенобитами. Впереди которых был полуголый сенобит из гвоздей и крючьев. С четырьмя длинными, почти до каменного пола руками и гибридными похожими на собачьи, ошкуренными ногами. В черных из прирощенной кожи к бескожему телу коротких до колен штанах. В такой же из черной кожи безрукавке в металлических иглах и клепках. С черными из человеческой кожи с шипами и длинной цепью, что была в левой руке самого гвоздеголового Пинхеда.
Он, задрав вверх свою человекоподобную жуткую сшитую и скроенную перепоясанную грубыми страшными швами безглазую и безволосую голову. Стал своим с большими ноздрями носом, всасывать воздух в направлении открывшегося сквозного выхода сквозь все стены и переходы лабиринта. Пол, которого преобразовался в широкую длинную до самого верха громадной конструкции каменную лестницу. Ведущую прямо под вертящуюся с громким сотрясающим вибрационным звуком все вокруг пространство над лабиринтом громадную двустороннюю висящую в воздухе остроконечную четырехгранную пику. В конечной финальной конфигурации куб тетраэдр. Испускающий черный пожирающий все вокруг пространство губительный свет, глаза Левиафана.

***
— Ты, сломал ее! — прокричал двадцатишестилетний вор карманник из Аделаиды Бартон Стамос на своего друга и подельника, такого же ворюгу и лоботряса, каким был сам, домушника Райли Деймона. Швырнув с размаху в стену своей засранной до самого верха всяким хламом и грязным тряпьем жестяную банку с недопитым пивом.
— Ты что?! Что за херня, какая-то?! – испугался до самой воровской задницы, сидящий на полу перед своим другом подельником Райли Деймон.
— Что ты сейчас сделал с ней, дурила! – он орал на всю комнату в городской пятиэтажке на окраине города и в самом захудалом районе. С живущими там и отвергнутыми самой жизнью и обществом отбросами в виде людей. Я отдал этому из торгового антикварного лабаза полтыщи баксов! Я убью тебя сейчас, урод!
— Сам ты дурила и урод! Я ничего не сделал ей! – тот принялся отпираться и отнекиваться – Она, просто сама выскочила у меня из рук и из пальцев. Я даже не ожидал такого!
Шкатулка и вправду перестала издавать свои музыкальные звуки. И, точно слилась в единое целое всеми своими четырехгранными квадратными сторонами. Превратилась в этакий сплошной монолит и даже стала тяжелее, чем была.
Шкатулка было уже, почти открылась. Она уже светилась ярким лучистым светом, испуская яркие голубые микромолнии и разряды. Что-то там звенело, точно трущихся, одна о другую, толи цепей, толи скрежет металла. Звучала странная, но приятная слуху музыка. Она видоизменяла свои виды и формы, перестраиваясь в различные фигуры. И вдруг, случилось такое. Она сложилась обратно в маленький кубик и замерла.
— Черт! – Бартон Стамос, произнес и взял маленькую золоченую коробку в свои руки вора карманника. Повертев ее и осмотрев со всех сторон, добавил, ругаясь – Завтра отнесу этому мудиле торгашу из антикварной лавки и потребую за брак свои полтыщи баксов! Гнида, подсунул ломаную игрушку!
Этот Бартон Стамос как и его дружок по воровским делам, Райли Деймон, потенциальные молодые двадцатишестилетние преступники из Австралии и Аделаиды, даже не подозревали как были близки к самому аду и тому, что их там ожидало.

***
Марис Залесский даже не знал, куда они сейчас идут. Они оставили тюремные казематы с камерами издевательств и пыток. Покинули глубокие адские подземелья. Сейчас поднялись на каменном лифте по вертикальному квадратному с арочными окнами бездонному колодцу, вверх на самый верхний уровень лабиринта. И были на его без края и предела уходящей в неизвестность во все стороны крыше. Они были, почти под самой висящей в воздухе и невесомости двусторонней с острыми вершинами и краями, точно пика в золоте гравировки и загадочных иероглифах и письменах пирамидой. Под ее черным, падающим с двух сторон из круглых громадных отверстий из самой середины на каменный потолок лабиринта губительным черным светом.
Они вышли на саму идеально ровную каменную поверхность по широкой открывшейся им двоим лестнице из расступившихся широко и в стороны стен. Именно здесь у него тогда отказали работать наручные часы. Намагнитившись и прейдя в полную негодность.
Эта вертящаяся против часовой стрелки громадная висящая в воздухе четырегранная двусторонняя игла создавала вокруг себя и распространяя на всю поверхность лабиринта, просто чудоищное граимагинтное силовое поле.
— Куда мы, сейчас идем, Рокси? – спросил Марис свою провожатую.
— Туда, где нам будет лучше всего, любимый. Сам Левиафан зовет нас и помогает нам — она ему произнесла. И взяв за левую руку правой своей рукой, повела в сторону стоящей впереди в черном одеянии женоподобной фигуры, Что ожидала, как видно их обоих.
То была сама черная монашка сенобит, жрица Левиафана и избранная им синеглазая Николетта. И это бросалось в глаза Марису Залесскому. Она единственная из всех сенобитов была такая. Тоже особенная. С даром речи, как и Рокси. С длинной острой, пронзившей ей насквозь женский нос иглой. Из-за раскрытого настежь ее скобами горла, голос ее был хрипловатым и приглушенным. Не похожим на звонкий утонченный женский.
— Приветствую тебя, моя сестра в вере – произнесла, подходя к Николетте Рокси.
— И я тебя, моя подруга и верная сестра – произнесла Николетта Рокси и добавила — Я долго ожидаю здесь твоего появления.
Марис Залесский узнал Николетту еще с того тронного каменного зала Пинхеда, где та высказалась гвоздеголовому своему начальнику сенобитов в сторону Мариса.

Окончание. Зов Левиафана

— Кто такой Левиафан? – спросил Марис Залесский сенобитессу черную монашку и служанку черной церкви и мессы Николетту, восторгаясь величием и громадными размерами вертящейся против часовой стрелки двусторонней геометрически идеально выверенной всеми сторонами и углами. Выстроенной фантастически, просто громаднейших размеров видоизмененной до неузнаваемости в своей финальной конечной итоговой форме, последующей за конфигурациями: «Конфигурация плача», «Триумф Иуды», «Легкие слезы любви», «Полая сердцевина», форма «Ламент» или «Левиафан». Так напоминающей ему ту шкатулку французского умельца мастера Филиппа Лемаршана конструкции. Он созерцал очарованный циклопическими размерами и сверкающей ярко золотом орнамента на четырех сторонах остроугольной и островершинной двусторонней пирамиды, вытянутой точно четырехгранная в обе стороны игла.
— Он, это все, что ты видишь здесь — она ему ответила — Это сила и мощь, какой нет нигде в вашем мире. Он страсть. Он любовь. Он мой Бог и мой любовник. Часть его живет во мне. И в тебе, Марис Залесский. Ты и есть Левиафан. Он оставил свою часть на грешной земле, в тебе, перед тем, как заточили его в этот металл и в эту самую последнюю форму «Ламент». Мой господин и мой Бог, и Повелитель призвал тебя к себе. И ты, должен идти в его обитель.
Николетта преклонила свои колени перед Марисом Залесским.
— Мой Господин – она произнесла — Я вернула вас обратно в свой дом и свое Великое Царство.
В этот момент, прервав свой оглушительный, сотрясающий все вокруг вибрацией гул вертящейся против часовой стрелки пирамидальной двусторонней формы «Ламент — Левиафан», четырехгранная игла замедлила свой ход и совсем остановила свое движение. Снизилось ее гравитационное магнитное поле. Вокруг на многие мили и даже более воцарился полный мрак, и затихло все вокруг. Замер сам адский каменный лабиринт.
Наступила полная темень повсюду. Точно отключили все вокруг ночное освещение. Лабиринт весь закрылся полностью. И не было теперь доступа к выходу на самый его верх. Никому. Ни сенобитам, ни другим живущим в нем существам.
Николетта и Рокси пошли вдвоем к двусторонней замершей на одном месте и фазе своего не завершенного полностью обратного временного вращения грандиозного размера острогранной и остроугольной геометрической конструкции, подгоняя толчками в голую спину впереди уже себя Мариса Залесского. Они все втроем, подошли максимально близко к висящей исходной форме «Ламент-Левиафан», встав на одно колено перед ней, принялись, что-то про себя говорить. Толи заклятья, толи творить, какие-то свои адские своему Божеству молитвы. Опустив Мариса Залесского тоже на колени.
«Левиафан», вдруг оживился. Вся пирамидальная, геометрическая конструкция, завибрировала снова и куда сильней. Она, создавая снвоа огромное силовое магинтное на весь лабиринт поле, осветилась ярким белым свечением. И в этот самый момент с самим Марисом Залесским стало, что-то твориться. Нет, не стремление к сексу и любовной страсти, нечто иное. То, что стремилось вырваться из его человеческого живого тела. Его, точно обдало порывом сильного встречного ветра, точно такого же как, когда он, попал в сам лабиринт первый раз, выйдя из длинного тоннельного каменного коридора.
Мариса неведомой мощной силой понесло к самой двусторонней сверкающей на сторонах своим золотом остроконечной игле.
Он, услышал нечто внутри себя. Что-то похожее на некий голос. Будто, кто-то разговаривает с ним. Только, он ничего не мог понять. Ни единого слова. Что это был за язык он, как человек, пока еще, не имел понятия.
Это был Зов Левиафана.
За него заговорил тот, кто сидел внутри Мариса Залесского. Его ртом и губами. На том самом древнем волшебном языке. Что он сам не понимал.
Марис пошел к тому, кто звал его к себе в то яркое сверкающее мельтешащее белыми длинными лучами свечение.
— Сейчас происходит то, что не угодно Пинхеду — произнесла Николетте ее подруга Рокси — И нам надо спешить. Только Левиафан способен защитить нас от гнева Пинхеда – она произнесла Николетте — Помоги нам.
— Я здесь, именно для этого — та ей ответила — Я задержу Пинхеда и сенобитов. Пинхед не посмеет тронуть меня. Он боится гнева своего Бога, хоть и не желает более служить ему. Ступайте.
Николетта показала своей правой рукой женщины сенобита на яркое свечение под вращающейся громадной двусторонней иглой пирамидой.
Марис Залесский не знал, что была тайная вражда и война между сенобитами. Друг с другом. И уже давно. Между Левиафаном и Пинхедом. Две силы зла сошлись в почти равном поединке. Вероятно, это было соперничество на спор, кто кого перехитрит и обманет. И похоже, в этом преуспел сам Левиафан. Все строилось на нем, Марисе Залесском. Он, Шкатулка Лемаршана, Пинхед и Левиафан.
Марис Залесский стал основным и главным острым длинным гвоздем или булавкой этого давнего спора и соперничества.
Он и сейчас еще этого не знал. Что все это ради него. Что выполняя приказ Пинхеда, Рокси увела его от Пинхеда. Самую главную цель и оружие из-под его булавками истыканного носа. Он не знал про сговор между Рокси и Николеттой. И над всем этим стоял сам Левиафан. Цель была, привести Мариса Залесского к этому месту и к своему главному Повелителю и Хозяину для воссоединения с ним.
В это время на поверхности лабиринта появилось нечто летящее с такой скоростью, что свободно перепрыгивало через глубокие и широкие провалы и глубокие колодцы извилистой поверхности лабиринта.
Оно вырвалось, откуда-то и как-то. Точно, пролезло, сквозь каменные стены и запертые, закрытые все этажи, многоэтажного огромного сооружения. Откуда-то снизу и из адского глубокого чрева каменного лабиринта. И оно, громко издавая вой и свой громогласный звериный рык, кинулось на тех, кого его послали преследовать.
Звероподобный полуголый и полуободранный от верхней кожи в черном шипованном ошейнике, спущенный с поводка сенобит, личная самая большая собака гвоздеголового Пинхеда делал все, чтобы оправдать доверие своего теперешнего хозяина и командира.
Внезапно, огромная двусторонняя циклопическая островершинная конструкция под названием «Ламент-Левиафан», завертелась вновь против своей часовой стрелки, разбрасывая свой губительный черный адский свет из своих двух больших в середине конструкции окон.
Этот рассеивающийся во все стороны мертвый, пожирающий само пространство свет, попал на летящего прямо на него сенобита из скоб и гвоздей. А тот не смог на такой скорости увильнуть от этих смертоносных для всего лучей, исходящих из глаз самого Левиафана.
Этот новоиспеченный, собранный из человеческих останков адский демон сенобит, залетев внутрь черного света, растворился полностью в нем, будучи испепеленным и поглощенным самим Левиафаном. Был лишь слышен его громкий, разнесшийся по сторонам и заглушаемый вибрацией пространства и громким гулом, похожий на собачий визг, посмертный мучительный крик.
В это время, лабиринт стал менять свои формы и перестраиваться. Он также вновь ожил своими арочными потолками и каменными стенами.
Раздвинулась еще одна поверхность крыши лабиринта. И образовалась вверх идущая своими каменными ступенями широкая лестница, что была практически под самой вертящейся островершинной двусторонней громадной сверкающей золотом пирамидой.
Николетта повернулась к той лестнице и к тому, кто поднимался по ней, шел быстрым шагом, громко ступая своими черными на высокой платформе ботинками, и прямиком двигался к ней.
Она тут была сейчас одна. Марис и Роки уже были далеко отсюда и были недостижимы для Пинхеда и его верных сенобитов. Они вошли в то яркое искрящееся лучистым ослепительным светом свечение.
Это был сам гвоздеголовый Пинхед, что подойдя к Николетте, остановился напротив нее.
— Левиафан, не звал тебя, главный иерофант темного мира боли – произнесла Николетта, подошедшему к ней Пинхеду, и всем, кто был с ним.
— Я, должен забрать Мариса Залесского и мою обманщицу шлюху с именем Рокси! Они сейчас, мне невероятно стали дороги, как никогда! – прорычал, злобно, сверкая своими черными не моргающими никогда демоническими злыми глазами гвоздеголовый Пинхед — Отойди Николетта с моего пути! Ты мне не нужна! Ты давно изгой моей священной черной церкви! Убирайся с моей дороги, Николетта!- он ей произнес и двинулся прямиком на нее стоящую перед ним.
— А то, что? — та возразила ему, совершенно не боясь Пинхеда – Я под защитой моего Великого адского Повелителя и Бога. Я верой и правдой ему служила и служу. Не так, как ты желаешь единолично всем тут править. Неблагодарный предатель и изменник, узурпатор лабиринта.
— Отступи, в сторону, стерва! – прорычал опять на Николетту булавочноголовый сенобит Пинхед, наступая на низшего, по своему рангу, но достаточной также сильного сенобита.
Видно было, как кипела в нем дикая звериная адская демоническая бешеная ярость, которую не было на кого-либо сейчас ему потратить. Здесь вблизи Левиафана, Пинзед был совершенно бессилен. Он переступил ту границу, где он лишался любых верховных привилегий и запредельных сверхвозможностей.
Пинхед хотел быть Богом, но в пределах и вблизи самого Левиафана он был никем как и все ему верные и преданные его черной пастве соискатели острых болезненных сладостных ощущений сенобиты.
Николетта, все же, отошла с его дороги, но было уже поздно, что-либо сделать.
— Уже поздно, Пинхед – произнесла, было решившемуся, идти дальше, но вновь остановившемуся Пинхеду Николетта — Ты опоздал, властитель крючьев и цепей.
— Чертова сучка! Выругался гвоздеголовый Пинхед – Я еще поговорю с тобой! Ты мне заплатишь за все, что сейчас натворила, шлюха Левиафана! Это ты связала все и увела от меня Рокси и Мариса Залесского – он, произнес Николетте, повернув в ее сторону и стоящих позади нее, других за ее спиной сенобитов, Щелкунчика, Ласло, Проволочных двух сестренок лесбиянок, и сиамских срощенных телом и головами близнецов, когда-то в прошлой их жизни звавшихся Марком и Майклом. И еще с десяток до неузнаваемости изуродованных руками адского хирурга и мясника сенобитов свою голову, утыканную в глубоких порезах длинными булавками. И снова уставился туда, где уже исчезали в ярком свете у вниз опущенной острой нижней вершины крутящейся четырехгранной иглы две фигуры мужчины и женщины. Две, совершенно обнаженные, занимающиеся любовью без любых каких-либо, то одежд и обнявшись в любовной дикой страсти, вращаясь вместе с самой остроугольной двусторонней пирамидой в самом воздухе и ее гравитационном силовом поле две человеческие фигуры.
То был Марис Залесский и Рокси Марцела Васкес. Охваченные ярким светоносным сверкающим сиянием. Что пронзало их тела насквозь вместе с острыми штырями и крючьями. Опутанные длинными звенящими и обвивающими их совершенного голые тела, точно удавы цепями. Уносило в мир сладостного любовного безумства, похоти, греха и страсти. Они наслаждались своей на двоих любовью. Трахаясь и паря в том круженье и прямо в этом свечении. Слившись своими половыми органами в одно единое целое. Остервенело и безумно, истекая своей собственной льющейся из их голых мокрых от жаркого пота и лоснящихся скользких тел летящей во все стороны кровью. Что питала этот яркий ослепительный свет, те цепи и крючья. Их ждал демон дракон Левиафан и самые изощренные в самых блаженных пытках видоизменения. Их Повелитель и Бог, часть которого жила в Марисе Залесском и рвалась наружу из его тела, освобождаясь и сливаясь с самим Левиафаном.
Их ждет подарок. Конфигурация «Ламент» и новые превращения в новых сенобитов высшего порядка. Прирощенных своими полуошкуренными полностью до мяса и даже костей нагими телами и прибитых длинными гвоздями и скобами к парящим в ярком свечении крылатым крестам ангелов ада. Многокрылых Херувимов, носителей самых жутких мук и страданий. Придворных целого адского королевства дракона и сына Великой Богини Хаоса Тиамат. Приспособленные лишь находиться в пределах Конфигураци «Коробки плача и печали». Они, никогда более не покинут пределы и границы недоступной никому священной области «Ламент-Левиафан».
— Я, все равно, заберу свою добычу. Придет мое время, разделить власть в адском лабиринте — прорычал булавочноголовый Пинхед, глядя, с нескрываемой злобной дикой яростью, как исчезало из-под его утыканного острыми длинными иглами носа, то, что он хотел противопоставить самому Левиафану.
— Не сможешь – она возразила ему — Левиафан призвал меня к себе. Я буду служить ему свои черные мессы, теперь там, в обители своего Вечного и любимого Бога. Можешь забрать себе весь лабиринт и все, что в нем есть. Всех своих жаждущих сладостных страданий великомучеников. Их тела и души. Все свое адское зверье. Мне хватит того, что я получу в награду от нашего Великого Всевластного Творца и Создателя.
С этими словами Николетта отвернулась от Пинхеда, которому, когда-то тоже прислуживала. И пошла в яркое сверкающее свечение. В круговорот длинных звенящих звеньями цепей и острых кривых секущих крючьев. Вскоре она, рассекаемая ими, разбрызгивая черную кровь, распадаясь на отдельные от своего тела черного демона сенобита части и куски, превратилась в мелкое тленное и сгорающее в ярком огненном свечении крошево. Николетта исчезла. А яркий искрящийся лучистый свет, мгновенно погас и исчез. Громадная остроугольная пирамидальная конструкция, сверкая своим золотом на всех своих четырех сторонах, продолжила свое в обратную сторону самого времени вращение. Собрав обратно, и внутрь себя, все свои цепи и крючья. Испуская в почти бесконечное не менее громадное во все стороны каменного лабиринта пространство, губительный для всего живого из двух круглых отверстий с двух своих сторон свой черный свет. Оглушая своим громким сотрясающим в вибрации все вокруг невыносимым гулом.
А, где-то по ту сторону от этого сокрытого от всех человеческих глаз адского мира. На континенте Австралия. Где-то, примерно в 01:25 ночи. В антикварной Арт — галерее «SUNSONG AMPHIPTERE» в Аделаиде, по проспекту BARNARD STREET, в северной части города, возле Wellington Bouare. Дом. 36, строение №115, владельца Годфри Саммерса, под дикий рев и звон тревожной сигнализации, рушились стеклянные в торговом зале витрины.
С грохотом о паркетный пол битого стекла разбивались вдребезги выставочные смотровые стеллажи, деревянная падала мебель. Взрывались лампы дежурного ночного красного освещения. Разлетались к мелкое крошево и куски, редкие старинные музейные статуэтки, китайские. Греческие, античные и восточные вазы. Все походило на налетевший внезапно катастрофический на магазин антиквариата «SUNSONG AMPHIPTERE», кошмарный жуткий ураган.
Виной всему была возвращенная двумя двадцатишестилетними подростками, молодыми начинающими уголовными преступниками и ворами Бартоном Стамосом и Райли Деймоном. Под видом испорченного товара за возвратом самих денег, золоченая маленькая шкатулка Филиппа Лемаршана, что, расколотив полностью и вдребезги стеклянную большую витрину, подлетала и подпрыгивала уже на самом паркетном полу и среди битого колотого стекла, своим оглушительным гулом и такой же вибрацией, сотрясая весь торговый зал антикварного городского магазина.
Испуская разрядами мелькающие яркие голубые микромолнии. Перестраивая и видоизменяя себя в различные замысловатые виды и формы геометрических сложных фигур, пока не замерла и не остановилась на исходной своей форме. Перестав вибрировать и издавать, какие-либо звуки.
Вскоре все прекратилось. Как раз к приезду патрульной городской полиции по этому району города и самого директора антикварного торгового магазина.
— Какая интересная штуковина – произнес, удивленно полицейский австралийской городской полиции Дик Морси, подымая маленькую в золотой красивой гравировке и оправе коробочку с усыпанного битым стеклом от витрин паркетного пола.
— Отдайте ее мне. Это моя вещица. Очень ценная и дорогая – произнес ему в ответ потрясенный наведенным ужасным преступным беспорядком в его магазине директор Годфри Саммерс.
— Обратите внимание – опять произнес полицейский, лет сорока Дик Морси, освещая все вокруг своим фонариком – Единственный предмет из уцелевших здесь в этом зале всех безделушек. Пожалуй, единственный не пострадавший никак в этой ночной бойне.
— Это не безделушки! — возмутился и без того потрясенный всем этим разбойным кошмаром пятидесятилетний хозяин большого своего антикварного магазина Годфри Саммерс, щелкая настенным выключателем потолочных ламп дневного света, большая половина, которых уже не горела или были полностью тоже разбиты.
— Что за твари натворили такое? – произнес второй из полицейских, лет тоже, где-то около сорока чернокожий Боби Торно.
— Я думаю, эти те двое молодых уличных бездомных оторвышей напакостили — им ответил хозяин магазина антиквариата Годфри Саммерс — Они как раз мне вернули эту шкатулку. А я им деньги. Правда, перед этим, мы хорошо по душам друг с другом поговорили. Я думаю, это они устроили погром в моем магазине. Твари! — выругался Годфри Саммерс — Я им вернул деньги все до последнего доллара. А они, такое мне сделали в отместку. Ну, не твари, ли?
— Успокойтесь, Годфри – произнес, хорошо знающий самого торговца антиквариатом главный в группе полицейского ночного патруля Дик Морси — Схватим их и все узнаем. Они свое получат. Еще и выплатят вам за все, что тут натворили.
На этом их общение и диалоги закончились. Подъехали еще две с мигалками проблесковых маячков и сиренами полицейские патрульные машины. И, вскоре Арт-галерея старинного антиквариата «SUNSONG AMPHIPTERE», наполнилась городской полицией. Затем, подъехала машина криминальной экспертизы для взятия улик с места происшествия. И пара следователей, которых вызвали по рации дежурные полицейские, чтобы вести дело и задавать хозяину магазина свои наводящие вопросы.
Но главное, так никто ничего и не понял. Что тут было. И, что случилось. Ибо не было свидетелей всех ночных трагических событий.

Конец 2 части

А/ROSS
30.05. — 14.07. 2021 г.
(113 страниц)

Читать страшные истории:

➩ Как опознать одержимого? Реальные случаи одержимости ТОП-10
➩ Автобус смерти
➩ Черный козел
➩ Однажды в доме
➩ «Демон Скорости»