Мама мне рассказывала, какого страху из-за меня натерпелась, когда я была маленькая. Когда мне было 4-5 лет, в один год умерло много наших родственников. Так вот, каждый раз, когда я попадала на похороны, я задавала такие вопросы, что у мамы волосы дыбом вставали. Например, когда провожали бабушку со стороны матери, я спрашивала: «А почему бабушка за гробиком идет?» или в другой раз спросила: «А дядю закопают? Почему он сидит и смеется?» Я-то этого не помню, но как послушала, что она припоминает, — самой жутко стало. Если бы я такое увидела сейчас, наверное, загремела бы во всем известное учреждение…
Но я — это еще ничего. Дочке моей сейчас четыре года. И она иногда говорит такие вещи, что я невольно мамины рассказы вспоминаю.
Например, однажды мы поехали в гости в Москву. И знакомые нас потащили на прогулку по достопримечательностям — захотели нам столицу показать. Стоим мы у могилы Неизвестного Солдата, проникаемся гордостью за русский народ, и тут Катюшка дергает меня за рукав и говорит: «А там дядя ручки греет». Спрашиваю — где? А она мне рукой прямо на вечный огонь показывает и говорит: «Вон он там стоит». А там, естественно, никого нет.
Мы оттуда быстренько дальше пошли, а Катя по дороге сама себе говорит: «Жара какая, а он в пальто, дурак какой-то». Я не нашлась даже, чтобы ее поругать за плохие слова. Не было там никакого дяди! Никто его не видел, кроме дочки.
Еще один раз уже дома нечто странное произошло. Мы смотрели телевизор, дочка с куклами игралась, и тут она голову поднимает, в пустой угол глядит мимо дивана и говорит: «Привет!» Мы с мужем переглянулись — Катя разговаривала с пустым местом. Она часто с котом говорит, когда его теребит, но в тот момент он спал у меня на коленях.
277
