Это произошла пару недель назад – приехал я в деревню стариков своих проведать. Заодно продуктов им привез – старые ведь совсем. Мать едва до сельпо за хлебом доползает, отец вообще со двора носу не показывает. Ну и дел накопилось: крыша на сарае потекла, дров нарубить надо, водопровод кое-где подтянуть.
Короче говоря, всю субботу и половину воскресенья по хозяйству бился. Но уж после обеда решил друга детства Кольку проведать. Отлично провели время – Николай баню натопил: попарились, посидели, поговорили, по паре рюмок пропустили. Возвращался я уже в сумерках, идти от Николая к отцову дому – через всю деревню.
Миновал сельпо, клуб, свернул в проулок. Там дом старый стоит – заброшенный. Во времена детства моего в нем кто-то обитал, однако в последнее время люди там не появлялись, даже дачники не показывались. У нас же в деревне, в принципе, лишь в половине домов люди постоянно живут. В другой – народ лишь летом проживает. А в том доме, о котором речь, и летом никого не бывало. Я, по крайней мере, ни разу не видел света в окнах или людей во дворе. Да и вид у дома совершенно нежилой: стекла в окнах грязью заросли, потрескались; штакетник кое-где прогнил – рейки отвалились; яблони одичали, полынь в человеческий рост – не сад, а сплошное уныние.
Иду я, значит, мимо этого дома и вдруг примечаю: из калитки выползает на улицу бабулька, но не на дорогу, а сразу шмыг в чапыжник, что вдоль забора, и ну по кустам шарить. Скрючилась вся – что-то под ногами высматривает. А что там высмотришь, в сумерках-то?
Я остановился – поздоровался. Бабулька на меня ноль внимания. Ну, думаю, глухая. А сам смекаю: наверное, приехала старуха дом проведать, да что-то возле калитки обронила – скорее всего, ключи, может, кошелек. Вот и ищет. Да что в сумерках в таких зарослях разглядеть можно? Решил ей помочь.
«Вы там что ищите-то, мамаша?» — лезу к ней в кусты, — «Может, вам посветить? У меня зажигалка…». Бабка снова молчок. Только когда я в кусты-то к ней полез, среагировала. Головы не поворачивая, как рявкнет: «Стой! Назад! Тут ток!». Я опешил. «Какой еще ток?» — спрашиваю. «Такой. Ураганом провода оборвало. Ударит – не поздоровится!» — ответила бабулька.
Старуха поползла дальше, в кусты совсем уж непролазные. Я постоял, покурил, тут совсем стемнело, ну я и пошел домой. И лишь дорогой скумекал, что бабка по кустам без единого звука шастала – ни пожухлая листва под ногами не шелестела, ни единая ветка не хрустнула.
Вернулся к своим старикам. Мать пока на кухне хлопотала, я отцу о странной встрече рассказал. Старик встрепенулся: «Ого. Так и ты ее видел? Я лет пять назад, когда еще на улицу ходил, тоже с ней заговорить пытался – она и меня прогнала. Все про оборванные провода бубнила». «Так это кто, бать? Не помню ее. Дачница, что ли?» — поинтересовался я. «Дачница», — кивнул отец, а потом в полголоса добавил, — «Мертвая. Самый настоящий призрак. Ее многие видели. Можно сказать, наше местное привидение».
Тут матушка с кухни пришла, и мы с батей разговор свернули, чтобы старушку не волновать. Но он мне потом рассказал, что в том доме летом 1998 года обитала старушенция – какая-то родственница умершей хозяйки. Вечером 20 июня случился ураган с проливным дождем. Бабке бы окна затворить поплотнее да сидеть смирно, а она пошла любимую кошку искать. Ну, возле калитки, где теперь чапыжник разросся, на провода наступила, что ураган оборвал. Батя мне даже заметку об этом происшествии показал в старом номере районной газеты.
По пути домой я долго раздумывал обо всем произошедшем, какими же сознательными призраки бывают. Ведь эта старуха могла просто бродить по ночам и стонать, народ, распугивая, как ее коллеги, во всяких средневековых замках обитающие. Так ведь нет – о живых печется, оберегает, не смотря на то, что провода те оборванные давно убрали. Идеальное, можно сказать, привидение. Настоящий пример для подражания.
848
