Мерзкое дребезжание дверного звонка разрезало тишину грязной квартиры и отозвалось в похмельной голове Петра звуками церковного набата с такой силой, как если бы он находился на колокольне. Вылезать из кровати совершенно не хотелось, однако, звонивший похоже был настойчивее, чем его бывшая жена, которая когда-то не убирала палец с кнопки минут десять, страстно желая забрать телевизор.
При мыслях о бывшей Петр выругался, затем выругался на звонившего, затем на последнюю рюмку, которую явно не стоило опрокидывать вчера, как и предыдущие пять, затем снова на жену, выбравшую такой противный звонок, на правительство, просто по привычке и, наконец, поднявшись с дивана, побрел к двери.
Добравшись до обитых дермантином врат в его скромную цитадель он глянул в глазок. За дверью стояла странная фигура, от макушки до пят закутанная в черный балахон. За спиной у нее возвышалось нечто, похожее на хоккейную клюшку, замотанную в тряпки.
«Опять Колька прикалывается, скотина», — пробормотал Петр. Николай был соседом по лестничной клетке — человеком философского склада ума и бездонного желудка, когда дело касалось спиртосодержащих растворов, одним словом, незаменимым человеком для пережившего тяжелый развод и влачащего жалкое существование Петра. Что было еще более ценным в данной ситуации, так это то, что Николай всегда приносил с собой. Если бы только не эти его приколы. Тем временем звонок повторился и Петр повторил матерную тираду, попомнив в конце соседа и всю его родню.
«Вот щас я этой скотине все-все выскажу и может даже в морду дам, чтоб неповадно было», — с такими мыслями Петр отодвинул щеколду и распахнул дверь. Гость, не дожидаясь приглашения и не произнося приветствий, шагнул внутрь квартиры и без приготовлений выпали низким басом, который мог принадлежать, как мужиковатой женщине, так и женоподобному мужику, но явно не Кольке:
— Колокольцев Петр Алексеевич?
Опешивший Петр несколько секунд соображал, а затем, видимо что-то вспомнив, разоорался на гостя:
— Да какого хера вы сюда каждый день шляетесь? Я же сказал, что выплачу этот гребаный взнос на следующей неделе. Мало того, что спасу от вас нет, так вы еще маскарад устраиваете и честных людей будите. Я свои права знаю. Деятельность ваша незаконна. Я щас ментовку вызову, уж они разберутся.
Как любой истинно-русский человек, нелюбящий власть, Колокольцев предпочитал в любой непонятной ситуации звонить в милицию, не забывая поносить ее при каждом удобном случае.
— Я не поводу ваших дел с банком «Капитал». Я представляю куда более серьезную структуру, нежели коллекторское агенство.
Рука мужчины зависла над телефонными кнопками. Пару мгновений он размышлял, затем положил трубку и уставился на гостя. Из-под капюшона на Петра Алексеевича смотрела темнота, из которой, казалось, веяло всепоглощающим холодом, но мужчина списывал это на недостаток сна и переизбыток алкоголя. Наконец, он нарушил молчание:
— А кто ты тогда, чучело? Что за шуточки?
Не говоря ни слова незнакомец подошел к тумбочке, стоявшей в прихожей, и положил на нее руку в перчатке. От ладони мгновенно стали расползаться морозные узоры. Но Петр совершенно не выглядел удивленным.
— Прям как моя теща, — довольный шуткой он оскалил зубы и продолжал, — слышь, иллюзионист, хорош дерево морозить, говори чо пришел.
Незнакомец убрал руку и узоры исчезли.
— Что ж, наше дело немного усложняется тем, что вы так туго соображаете. Позвольте представиться. Я — Смерть.
— Может все-таки закончишь придуриваться и пойдем выпьем, а, Коль? — последняя фраза незнакомца Петру не понравилась.
Вместо ответа фигура вытащила из-за спины клюшку и сдернула с нее тряпку. Это была самая настоящая коса. Мужчина сразу отвлекся от неприятных мыслей и стал разглядывать грозное оружие, покрытое резьбой и украшениями. Петр прикидывал, сколько бы ему дал Хасан в цветмете через дорогу за такую игрушку. «Нет, это вещица для музея», — подумал мужчина, и неприятные мысли снова вернулись к нему. Все так же молча фигура извлекла откуда нагрудные часы, открыла их и произнесла:
— Вы умрете через десять секунд от сердечного приступа.
Петр здорово струхнул. Он понимал, что это не шутки, что коллекторам и Кольке нигде не достать такое дорогое оружие, что узоры на тумбочке — это могильный холод, а не уличные фокусы, и что Смерть умолять бесполезно. Фигура немного приблизилась к нему и, как показалось Петру, замахнулась косой. Только сейчас мужчина заметил, что незнакомец не делает шагов, а скользит по полу. Петр зажмурил глаза. Вся жизнь представала чередой кадров, как будто процируемая на обратную сторону век. Вот он получает подзатыльник от отца, вот он впервые подрался, впервые зажал одноклассницу в пустом кабинете, когда они вместе дежурили, череда безликих гулянок и баб, свадьба, развод через год. Все это неслось с ужасающей скоростью, но Петр узнавал каждый мгновение, даже такое, которое было давно забыто. Пять…Четыре…Три…Два…Один. Лязг металла.
— Блядь, да что же это такое, опять что ли? Косяк на косяке. Ни одна сволочь не хочет работать толком, только премии им подавай да корпоративы.
Петр приоткрыл один глаз. Бросив косу на пол, фигура стояла посреди прихожей и потрясала кулаками, грозя потолку:
— Ну вот подождите. Дайте только вернуться. Я вам покажу квартальные премии. Как на это, да на колесницы для главного, так есть деньги, а как порталы поставить, где надо — так нет.
Заметив, что Петр смотрит на нее уже обоими, немало удивленными глазами, Смерть продолжила уже тише:
— Извини, мужик. Видно год опять не тот поставили. Или имя не то. Или вообще выписали на тебя ордер по ошибке.
Фигура опустилась на корточки и стала заворачивать косу в тряпьё:
— Я пойду, короче. Только зря на работу выходила. Один вызов и тот ошибочный. Извини, — покончив с тряпками, фигура побрела к выходу.
— Слышь, погоди, — внезапно Петру стало жалко эту, вдруг ставшую такой маленькой и растерявшую своё величие фигурку. — Если у тебя весь день свободен, давай я тебя хоть чаем напою.
Фигурка остановилась и обернулась. Из-под капюшона больше не веяло могильным холодом.
— Ну давай, — внезапно согласилась она.
Они прошли на кухню. Петр щелкнул чайником и стал звенеть кружками.
— Ничего, что чай в пакетиках? Не люблю с заваркой возиться.
— Да ничего, — усевшись на стул, Смерть подобрала край балахона к себе так, чтобы он не задевал батарею бутылок, стоявших под столом.
Чайник вскипел. Петр поставил перед гостьей чай и выставил на стол блюдо с зачерствевшим, но все еще съедобным печеньем. Смерть взяла чашку и, как показалось мужчине, немного отхлебнула. Напиток просто исчезал в зияющей пустоте капюшона.
— Значииииит, — решился нарушить неловкое молчание Колокольцев, — ты все-таки женского пола?
— Значит, — ответила Смерть и, поднеся к капюшону печенье, усмехнулась: — А ты решил подкатить?
— Да не, не. Просто интересно. Ведь непонятно же. Смерть вроде бы женского пола, а Всадник Апокалипсиса, который тоже Смерть мужского.
— Ну чисто технически нет у меня пола. Просто я предпочитаю думать о себе, как о женщине, — Петру показалось, что в этой фразе прозвучали кокетливые нотки, но он быстро одернул себя.
Печенье исчезало под капюшоном одно за другим, а Петру даже чай не лез в глотку.
— Слушай, — снова заговорил он. — Какое начальство, премии, порталы? Я думал у вас там все проще.
— Любопытный? Ладно расскажу, но только из-за доброты твоей. Ты меня первый за стол пригласил после того, как я к тебе с ошибочным ордером пришла. Всадник, о котором ты говоришь, и есть начальство. Раньше он сам и работал. Но после первых войн, когда ему приходилось за несколько мгновений косить несколько сотен человек, у него тогда даже балахон загорался от таких скоростей, он забил на свою работу болт и наплодил самостоятельных сущностей. Я и есть такая сущность. Не такая могущественная, конечно. Приходится на своих двоих вот передвигаться.
— В смысле? — Петр поперхнулся чаем. — Как это?
— А вот так. Порталы из нашего мира в ваш стоят только в определенных местах. Выбрался, а дальше сам. Я к тебе час на метро добиралась. И обратно час буду ехать на другой конец города. На меня люди, как на фрика смотрят, и менты косятся. Ладно ты еще в городе живешь. А вот к чукчам только на вертолете. Причем есть портативные портальные устройства, но у нас, видите ли, финансирования не хватает. Вот на новую колесницу для Главного хватает, а на устройства нет.
— А премии?
— Ну так нельзя же просто придти к человеку и подкосить его. Раньше можно было, а теперь нельзя. Надо ордер выписать, задокументировать. Там все-все прописано — кто, как, когда. Этим Департамент Смерти занимается. Там, кстати, люди после кончины своей работают. Не все, конечно. Много всяких департаментов у нас. Ну люди и после смерти люди — нихрена не делают, только пасьянсы раскладывают, а премий хотят.
— Даже после смерти работать надо? — присвистнул Петр.
— А ты как думал? Никто не заставляет — они себе на достойную загробную жизнь зарабатывают. Пару веков поработаешь на бумажках, зато потом пару веков, как король живешь. И так по кругу. А хочешь в том мире с голой жопой бегать, — Смерть показала на потолок, — так пожалуйста. У нас многие так живут. Уныло, правда. Развлечения и у нас денег стоят.
— А почему там? — Петр тоже указал на потолок. — А там? — палец уткнулся в пол.
— Да это так, иносказательно. Как я тебе «за гранью» рукой покажу? Или ты про рай и ад?
— Ну да
— Херня все это. Вы сами себе глупости придумали. Мы тоже мучаемся с этими фанатиками. Достали они. Райских кущ требуют и девственниц, а работать не хотят. Говорят, мол, молились при жизни, трудились и теперь трудиться должны? И не объяснишь им, что жизнь после смерти такая же жизнь. Только после смерти. Короче, сложно это все. У вас столько заморочек, что мы уже пять тысяч лет мучаемся.
Смерть допила чай, а затем в пустоте балахона исчезла чашка.
— Ой, извини. Я как-то знакомого из Департамента Опустошения подменяла, все никак от привычки не избавлюсь.
— Ничего страшного, — чашка эта осталась от бывшей и была ее любимой, так что Колокольцев не сожалел. — Может покрепче чего?
— Ну давай.
Петр пошарил под столом, в батарее бутылок и извлек одну из них. Он посмотрел ее на свет. Там плескалось еще немного помутневшей от времени жидкости. Он поставил бутылку на стол и отвернулся за рюмками, но когда мужчина повернулся обратно, то увидел, что емкость вместе с жидкостью почти полностью исчезла под капюшоном. Заметив страдальческий взгляд Петра, Смерть смущенно пробормотала:
— Извини. Привычка.
— Ладно, — буркнул мужчина, понимая, что сегодня, видимо, не судьба. Ни умереть, ни опохмелиться. — Я чаю еще налью.
Когда они снова устроились с чашками, Колокольцев спросил:
— А почему ты меня просто не подкосила? Почему теперь нельзя?
— Долгая история. Раньше так и было. А потом, примерно две тысячи лет назад, еврея одного забрали. Он шибко хитрожопым оказался и в юриспруденции подкованным. Взял да пихнул в Департамент Жизни жалобу, что, дескать, когда его люди распяли, то мы, не разбираясь его по голове косой огрели, хотя он умирать не собирался. А он-де только жить начал. Пришлось обратно возвращать. До сих пор живее всех живых, я даже видела, что он теперь серьезной организацией заправляет негласно. А мы с тех пор бюрократией занимаемся. Только в нашем департаменте архив с вашу планету. Благо хоть у нас пространством проблем нет.
— А косу-то тогда ты зачем носишь?
— Дань традициям. Типа как кортик для моряков. Ну и чтоб уважали и боялись. А то у вас такое время настало, что вы всех встречных за придурков держите. Ты и сам не верил. Но про тещу хорошо задвинул.
Колокольцев улыбнулся. Столь устрашающее существо оказалось отличным мужиком…в смысле, бабой. И прекрасным собеседником. Смерть поднялась:
— Слушай, пойду я. Хоть отосплюсь. Мне еще добираться час.
— Эх. А у меня еще столько вопросов, — Петр тяжело вздохнул.
— Умрешь, все унаешь, — мужчине показалось, что Смерть улыбнулась.
— Тьфу на тебя с твоими шуточками.
— Ну я ж Смерть как-никак.
— Когда тебя в следующий раз ждать?
— Понятия не имею. Но если будешь продолжать так жить, — Смерть оглядела грязную кухню, батарею бутылок, трехдневную щетину Колокольцева, — то скоро.
Смерть направилась к двери и оттуда на лестничную клетку. Колокольцеву было даже немного жаль отпускать ее.
— Ну ты это, — крикнул он, подыскивая слова.
Фигура в балахоне обернулась и вперила в него выжидательную пустоту.
— Береги себя, — пролепетал Петр.
— Поумнее ничего не мог придумать, оратор хренов? — насмешливо проворчала Смерть и побрела вниз по лестнице.
Мужчина закрыл дверь и перекрестился. «Ну и утро», — подумал он. Затем вышел на площадку и позвонил в дверь соседу. В голове его крутилась одна мысль: «Как-никак чудесное спасение. Надо отметить».
659
Что за бред?! Это страшилка или анекдот?! На «Смерть (страшная история).
Ага прикол а не строшилка