Ездил я как-то на скорой помощи. Не как фельдшер и не как врач и даже не как пациент – боже упаси — как ротозей. Решил изучить жизнь врачей, так сказать, изнутри, как изучают они нас посредством своих фибро- и гастроскопов. Договорился с хорошими знакомыми, причину придумал – мол, надо мне уметь, если что, оказать первую помощь, ну там вырезать аппендицит, роды принять или почку пересадить, потому что кругом пустыня или море и помощи ждать неоткуда. В общем, наплел с три короба.
— Ладно, — согласились мои знакомые, — Хочешь – валяй. Только после не жалуйся.
Пристроили меня на хорошую подстанцию в самую лучшую бригаду.
Первого выезда я ждал как откровения, все думал: может, и я на что сгожусь и даже кого-то спасу. А тут как раз команда:
— Шестая бригада – на выезд.
Шестая бригада — это, в том числе, я.
Подошел фельдшер. Подтянулся врач.
— Чего там?
— Помирает кто-то. Воровского 17.
— А-а… Тогда пойду допью кофе.
— Так ведь там пациент помирает! — напомнил я.
— Ну да, — согласился врач, — Только пока мы доедем – все-равно помрет. Или сам по себе выживет. Все от бога…
И точно, пошел допивать свой кофе.
Это я к чему?…
Это я к тому, что все врачи сильно не романтики. Реалисты они. И циники. Профессиональное это…
Наконец собрались и поехали.
Не спеша.
— У киоска притормози, — попросил врач, — Сигарет куплю. Кончились.
Притормозили.
— А чего мы так медленно? — тихо спросил я.
— А куда торопиться? — удивился фельдшер, — Лично я не спешу в морду получать. Там ведь кто помирает – там алкаш помирает. Главное дело, все-равно не помрет – всех переживет. И тебя, и меня… Мы все эти адреса как пять пальцев. Знаем – бывали…
И точно, встретил нас алкаш – бодренький такой для покойника.
— Вы где?… Вы чего так долго?… Ездят они… А человеку, пролетарию, сдохнуть – да?
— Лучше б сдох! — крикнула жена пролетария, — Доктор – усыпите его, что-ли. Совсем!
— Он меня не усыплять, он меня спасать должен. Обязан! — заорал в ответ алкаш.
Инфантильный как сытый питон доктор чего-то там вколол, чего-то дал съесть и чем-то запить.
— Ну все — мы пошли.
И мы – пошли.
Потом были другие адреса и были умирающие и умершие и все это буднично, без криков – «Он уходит от нас», не как в сериалах. Все скучно – до оскомины.
«Он уходит от нас» я слышал из уст врачей лишь однажды, когда они говорили о заместителе главврача. И еще они добавили – «Наконец-то!» И «Давно пора».
Это я все к чему?… Ах да… Про жену… Дойдем и до жены…
Скоро ко мне привыкли. И я – привык. И меня уже заставляли таскать носилки и держать и поворачивать пациентов и даже подавать какие-то там ампулы. И я уже не морщился от вида крови и не шмыгал носом от запахов. Разных. Потому что болезнь — это штука, в первую очередь, малоаппетитная – кровь, гниль, тяжелый дух, капризы, угрозы и слезы родственников.
Тоска.
Отчего врачи со стажем – как черепахи в панцире – непробиваемы. Ничем!
— Помер что ли?
— Вроде да.
— Ну ладно… Время поставь. И ампулы собери… Соболезнуем… Натоптали мы тут у вас…
А то — сидят в машине – рядом покойник переломанный, словно его через мясорубку прокрутили, а они беляши трескают. И говорят:
— Мясо непрожаренное, сыроватое мясо-то…
— Ага…
И все им по барабану.
Хотя иногда и их пробивает…
Так вот теперь про жену… Идеальную.
Был вызов в район, застроенный частным сектором, где сам черт ногу… Но водитель ехал уверенно — водители скорой каждую дырку в любой дыре знают.
Едем. На этот раз быстро – видно, про этот адрес бригада ничего такого не знала. Водитель даже мигалку включил.
Направо, налево, разворот под кирпич. Приехали.
Небольшой, в три окна, домик, наличники, забор деревянный. Возле забора мужик стоит. Лет семидесяти. Бросился к нам как к родным, чуть под машину не лег.
— Скорей, скорей, помирает!
Потащил в дом.
В доме прибрано и половички расстелены.
— Туда-туда!
Утянул за перегородку.
За перегородкой – кровать. На кровати женщина. Видно — жена.
— Что с ней?
— Помирает! Утром стало плохо, а теперь – вот.
Женщина лежала недвижимо, с закрытыми глазами, с руками, сложенными на груди, и даже было не понятно, дышит она или нет.
Врач кивнул фельдшеру. Тот раскрыл сумку.
И по тому, как кивнул врач, фельдшер все понял. И я — понял. Со стороны – да, не сообразишь, но я с ними уже поездил и научился читать между строк. Нечего тут было делать ни скорой, ни вообще помощи.
— Ну что?… Как?… Она будет жить?.. — суетился, спрашивал мужик.
Хотя она – УЖЕ не жила.
Врач померил давление, чего-то послушал в фонендоскоп. Но так — для отчистки совести.
— Эй, вы слышите меня?- спросил он. И громче — Э-эй!
Поворочал, потряс больную.
Никаких реакций. Вообще никаких – пациентка не видела, не слышала, не чувствовала. Ее уже здесь не было. Она была уже – там.
Но прежде чем ее отпустить, врач должен был совершить ряд манипуляций, призванных задержать покойницу на этом свете еще минут на двадцать.
Фельдшер вколол чего-то в вену. И ввел чего-то под кожу.
— Ответьте! Вы слышите меня?
Но пациентка даже не шелохнулась. Даже после кубиков.
Все…
Врач расслабился. Он больше не препятствовал. Он сделал все, что мог, согласно инструкции Минзрава. Теперь он мог умыть руки…
— Дайте полотенце.
— Что? — не понял мужчина.
— Полотенце! — повторил врач.
— А? — мужчина начал растеряно оглядываться, — Полотенце?… Да? Я не знаю где… Счас.
И повернулся к жене. Мертвой.
— Маша, Маша, где у нас полотенца лежат? А? Полотенца где? Доктор просит.
Врач остолбенело глядел на мужика.
— Маша. Маша, скажи!
Врач моргнул фельдшеру, чтобы тот приготовил шприц с успокоительным. И, наверное подумал, что придется вызывать психбригаду и может даже связывать мужику рукава.
— Ма-аша!
И тут что-то такое случилось – невообразимое, потому что женщина шевельнулась, вздохнула и открыла глаза.
— Маша, где у нас полотенца? — буднично спросил муж.
— Там! — ответила покойница, — В шкафу, — и показала пальцем.
У врача отпала челюсть.
У фельдшера покатилась ампула.
Женщина закрыла глаза и замерла.
— Шприц! — заорал врач, — Три кубика!… Два кубика!… И еще!…
Вы слышите меня?
Женщина ничего не слышала.
— Эй, откройте глаза! — просил доктор, тряся омертвевшую пациентку за плечо. Причем, довольно грубо.
Та лежала неодушевленным бревном. С руками, сложенными на груди.
Вкололи три кубика. И еще два.
— Вы слышите меня? Слышите?
Ни хрена! Бабушка не подавала признаков жизни. Никаких.
Бабушка умерла.
Фельдшер замер со шприцом в руке. Врач покачал головой. Фельдшер опустил шприц.
Из-за перегородки вышел муж. Без полотенца.
— Я не нашел, — виновато развел руками он.
— Да черт с ним, не надо полотенца, — ответил врач вставая и собираясь уходить.
— Маша, я не нашел полотенце. Его нет в шкафу.
Женщина дернулась, вздохнула. И открыла глаза.
Врач – сел.
И фельдшер тоже.
Женщина обвела всех бессмысленным, потусторонним взглядом.
— Маша, там нет полотенец, — пожаловался муж, — Я искал.
Взгляд пациентки приобрел осмысленность.
— Посмотри на верхней полке, под пледом.
— А-а, под пледом. Ладно, посмотрю.
Муж ушел за перегородку.
— Шприц! — прошептал врач.
— Вам?
— Нет – ей!…
Я все это видел! Я там был! Я – хоть под присягой.
— Охренеть! — выдохнул врач, — В конец!
Добавил что-то про кубики и крикнул:
— Эй вы, как вас там… Да – вы! Идите сюда! Быстрее!
Муж пришел.
Без полотенца.
— Вы это, спросите ее, — сказал врач, неуютно поеживаясь под халатом, потому что ощущал себя полным идиотом, — Спросите, как она себя чувствует?
Муж кивнул.
— Маша… Маша… Доктор спрашивает, как ты себя чувствуешь?
Врач диковато смотрел на мертвую женщину. Взглядом заинтригованного паталогоанатома, который только что вскрыл покойника и что-то там нашел, чего быть не должно. Что-то лишнее.
— Маша. Маша! Маша!…
Хм…
И опять, откуда-то из бездны, из мрака того света, с самого дна, женщина пошла на зов своего мужа и, карабкаясь и цепляясь за его голос, вышла, вынырнула, вернулась. И спросила:
— Что ты?
— Вот, доктор спрашивает — как ты себя чувствуешь?
Доктор нехорошо улыбнулся.
— Я… Спасибо… Да… Лучше.
Ты полотенце нашел?
— Нет.
— Извините доктор, он у меня такой беспомощный. Я сейчас, я сама…
— Лежать! – заорал доктор.
Потому что, вдруг, поверил, что эта покойница сможет встать и пойти за перегородку, и влезть на табуретку и, перерыв белье, найти и принести ему полотенце, и еще на руки полить!
— Не надо, я сам,- предложил муж.
— Назад!
— Но полотенце…
— Какое полотенце?… Какое на хрен полотенце… Не нужно мне никакое полотенце! Говорите с ней.
— О чем,
— Не знаю! О чем угодно. Говорите! Раз вы такой… — доктор даже подходящих слов подобрать не смог, — Говорите!
А про себя подумал про пушного зверька и про то, что медицина здесь точно — бессильна. Правда совсем в ином, в не привычном, контексте.
А покойница, только теперь осознав расположившуюся подле нее медбригаду, стала перебирать по одеялу пальцами и озабочено спросила:
— Ты чай… Ты их… Напоил?…
— Нет… А сахар, где у нас?
— Там, в буфете, на средней полке.
И доктор сказал:
— М-м-м!
И еще:
— Ёе-е!
И еще:
— Твою маму!…
Потому что когда мы не знаем, что сказать от избытка чувств, всегда так говорим.
И еще сказал фельдшеру, безнадежно махнув рукой:
— Давай, вызывай реанимационную бригаду. Быстро! И предупреди их, чтобы они его в больницу с собой взяли.
— Кого?
— Мужа!
— Зачем? — подивился фельдшер.
— В качестве… дефибриллятора!
После, в машине, доктор долго-долго молчал, уперев кулаки в подбородок, а потом вздохнул:
— Никогда не завидовал пациентам. Вообще – никогда. А этому – завидую. По черному!… Он же даже не знает, где сахар!…
Какую жену отхватил!… Какую!… Идеальную!
И снова замолчал. Окончательно. Наверное, своих жен вспомнил. Всех четырех, с которыми был в разводе.
И тут я с ним, конечно, согласен. Повезло мужику. Что да – то да! Но, может, было за что…
Больше я с той бригадой не ездил.
И вообще – не ездил.
Автор Андрей Ильин.
896
Вау
ya gde to pohozhuu istoriu chital tolko u drugogo avtora