Недавно ездили «дикарями» в Латвию. То есть, без какой-либо туристической путевки, а просто перебирались с одного города в другой. Вот с одного из таких милых старых городков я и привезла эту страшную историю про кладбище.
Сначала хочу рассказать вообще, как мы познакомились с Иварсом. Это просто что-то с чем-то. Есть такой англоязычный сайт с информацией о людях, которые могут приютить на непродолжительное время туристов в разных городах. У всех свои мотивы, например, у Иварса было, как ни странно, желание общаться с русскими – у него бабушка из-под Смоленска. Так вот, для сомневающихся, там есть даже своего рода рейтинг, например, остановился у человека, все, что понравилось или нет, пишешь – из этого складываются баллы. В Цесисе, городке, в который мы приехали, на этом сайте жилье предлагали всего четыре человека, из которых самый высокий рейтинг был у Иварса. У него и остановились.
Условия, конечно, не королевские, но две комнаты в доме он нам выделил – если учесть, что все это на халяву, то просто подарок судьбы. Сам Иварс оказался добродушным молодым человеком, рассказал много интересного о своем родном городе, таскался с нами, проводил экскурсии. И вот в один день мы захотели посетить их старое кладбище. Город, на минуточку, основан в XIV веке, плюс, относятся там к старине не в пример лучше, чем у нас, соответственно, посмотреть есть на что.
Но вот при упоминании кладбища Иварс просто побелел, на все наши уговоры проводить нас туда, отказывался. А вечером, когда мы взяли вина, посидели, он разговорился. Оказывается, с этим местом у него лично связана очень страшная история, произошедшая еще в детстве.
На этом кладбище у Иварса работал сторожем дед – Юрис. Мужчина вообще хороший, ответственный, самое интересное – не пил. Почти весь год держался, пока не выпадал первый снег. Если за окном белые хлопья – жена знала, сегодня Юрис придет в лоскуты. Причем напивался он практически до животного состояния. Понятно, что это был не алкоголизм – потому что потом целый год сторож опять был, как стекло. Короче говоря, такая интересная загадка.
А в то время Иварсу было лет шесть. Родители у него уехали на три дня к друзьям в Литву, оставили его с бабушкой и дедушкой. И как назло, на следующий день бабушку в больницу положили – кашляла сильно, как потом выяснилось, пневмония. В общем, остался он с дедом. Все бы хорошо, только Юрису на работу вечером, извините меня, на кладбище. И мальчишку оставить не с кем, и отпроситься он почему-то не мог. А Иварсу это все в радость – такое приключение, думал, потом будет рассказывать мальчишкам, как на погосте ночевал.
Сторожка оказалась достаточно удобной – небольшая, но хорошо оборудованная: свет, печка, кровать. Дед кинул несколько одеял себе на пол, а Иварс соответственно устроился на удобной кровати. В домике уютно, тепло. Поужинали, Юрис все собрал со стола, вытер, стали спать устраиваться. Свет потушили, улеглись, тут дед подскакивает. «Снег, снег пошел!».
Иварс радуется. В его возрасте первый снег это всегда некое волшебство. Стал на улицу одеваться, а дед наоборот дверь на замок закрыл, щеколду накинул, да еще столом подпер. Потом к внуку повернулся.
— Чтобы не услышал, дверь не открывай никому. Ничего хорошего там происходить не будет. И запомни, все это неправда. Лежи и к двери не подходи.
С Иварса разом сон слетел. А дед полез куда-то под кровать и достал бутылку с прозрачной жидкостью. Открыл и сделал залпом глотков шесть, хлебом закусил. Так и сидел, пока бутылку не опорожнил. К тому времени он был уже сильно пьян. Внук никогда еще таких хмельных людей не видел. Не прошло и получаса, как Юрис уже храпел на полу.
Иварс просидел, наверное, больше часа. Решил, что дед его пугает или смеется над ним. Устроился у себя на кровати, заткнул уши подушкой, чтобы храп не слышать и закрыл глаза. Только долго он так не пролежал. Тоненький девчачий голосок раздался будто прямо под ухом: «Пустите, пожалуйста. Тут так холодно, я в одном платье. Пожалуйста, пустите, а то я замерзну».
По тому, как мгновенно стих храп деда, Иварс понял, что тот тоже слышит ЭТО. Причем, несмотря на юный возраст, мальчик понимал, что вряд ли тут ночью может оказаться девочка, тем более в одном платье. А когда Юрис повернулся к нему с абсолютно трезвыми глазами и приложил указательный палец к губам, стало совсем жутко.
Голос за дверью причитал на разные лады, говоря одно и то же. И все это время напряжение было такое, что дотронься сейчас кто-нибудь до него, Иварс бы закричал. Постепенно вопли становились все громче, пока в дверь попросту не начали колотить. Тут мальчишка просто залез под одеяло и так все время и трясся. Лишь под утро, когда дед снова захрапел, Иварс понял, что все закончилось. Уснуть он так и не смог.
Все это время сидел в домике, боясь выйти на улицу и не зная, чем себя занять. Съел почти все бутерброды, которые приготовил дед, побросал щепки в печку. К моменту, когда проснулся Юрис, мальчик изучил почти каждый уголок сторожки. Дед покряхтел, посмотрел вокруг и поднялся. Спокойно разбаррикадировал и открыл дверь. Оделись, вышли наружу. От домика в глубь кладбища вели маленькие детские следы. Дед даже не думал идти по ним, но Иварс упросил.
По следам они вдвоем дошли до старого памятника (хотя Юрис, по всей видимости, и так знал, куда идти) очень старого, что едва можно было разобрать высеченные на нем буквы. Могила принадлежала какой-то старой богатой вдове, которую вроде как повесили, обнаружив в ее подвале несколько задушенных маленьких девочек, пропавших в окрестностях в начале зимы (вроде именно тогда, когда и пошел первый снег). Как говорили, она сошла с ума на том фоне, что у нее не было детей. Это все мальчику рассказал Юрис. Но самое важное другое – ее памятник был в виде большой плиты, рядом с которой сидела маленькая девочка. Непонятно – издевка это была или наоборот – снисхождение, вроде, что хоть после смерти старуха обрела дитя. Только глаза у этой девочки были злые и словно насмешливые.
Долго там простоять Ирвис не мог, на него что-то давило. Они пошли с дедом обратно, попили чай, а вскоре пришел сменщик. Он так посмотрел на них с прищуром и вместо приветствия выпалил: «С первым снегом». С тех пор, сколько лет прошло, а Ирвис никогда не был на этом самом кладбище. Даже когда через одиннадцать лет здесь хоронили его деда, он не пошел. Не смог себя заставить. До сих пор этот погост внушает ему панический ужас.
Нас, конечно, эта страшная история про кладбище только раззадорила. Мы туда сходили, только пробыли недолго. Могилу той самой женщины без провожатого не нашли. Да и ходя между старых памятников всем одинаково стало не по себе, словно некто зол на нас, что мы усомнились в словах Ирвиса. Не знаю уж, самовнушение это было или действительно нечто паранормальное. В общем, после минут пятнадцати, вся компания благополучно сбежала из этого места.
Через два дня мы уехали из Цесиса. И теперь этот старый городок ассоциируется у меня не с красивой архитектурой и спокойной жизнью, а страшной историей про древнее кладбище, где до сих пор бродит призрак маленькой девочки, задушенной сумасшедшей вдовой.
1 291
