«Я есть овада и я свободна;
Я есть овада и я – раба….
Ну, посмотри же, коли угодно.
Видишь: живу я, хотя мертва.
Я есть старуха, хотя, девица.
Я есть безумна, хотя, мудра.
И всё меняю свои я лица…
Летаю с ведьмами я до утра.
Мои же волосы – от древа корни.
А моё платье – ночная мгла.
Я есть Овада! Я не покорна!
И слёз не знают мои глаза.
Глаза мои есть злая ночь.
И в моём сердце нет капли крови.
Хоть не живая, нетленны дочь.
Душа пустая; в ней нет Любови!
Ну, посмотри же ты на меня!
Я есть овада. Я тьмы рабыня.
И словом, песней, словно, маня,
Вновь соблазняю тебя я ныне.
Сухи глаза мои — не знают слёз.
И мои губы так жаждут крови.
Я уведу тебя в долину грёз….
Дрожи от страха — я хмурю брови.
Мне повинуйся и трепещи….
Я есть овада. Ты — моя жертва.
Теперь спасения и не ищи!
Во мне нет Света. – Душа мертва!
И боли требуют вновь мои пальцы.
А в этой песне есть сладость слова.
Совсем не трогает судьба страдальца.
Попался в сети он. – Раз – готово»!
«Посмотри на меня: Я – овада. Я безумна и я мудра, я старуха и я девица, я живу, хотя я мертва. Мои волосы – это ветер, мои глаза – это ночь, в моем сердце нет крови, моя душа пуста. Не живая, но и не тленна. Я – овада и песнь – это слово мое, и слез не знают мои глаза. Крови требуют мои губы. Боли требуют мои пальцы. Мои волосы – корни древа, мое платье – ночная мгла. Я – овада и я свободна, я – овада и я – раба» (из финно-угорского эпоса)
Овда – это имя известно в регионе даже тем, кто и вовсе не знает ни одного слова на марийском. Жутковатым образом дряхлой и безжалостной старухи с детства пугают маленьких детишек впечатлительные мамаши и поныне, прикалывают булавочку с внутренней стороны одежды, чтобы отвела дурное слово или взгляд, и свистящим шепоточком полным ужаса уговаривают своих чад обходить стороной маленьких скрюченных старушек на улицах (по крайней мере — не смотреть им в глаза).
Еще в древности славянские племена, проживавшие бок о бок с предками современных мари, мордвы, коми, удмуртов, саамов, хантов, манси и, отчасти, чувашей (народ тюркской языковой группы на 2/3 имеющий финно-угорские традиции и обычаи), знали, что их соседи владеют загадочной силой природы: умеют приманить зверя, заговорить кровь, сварить приворотное зелье, ведают разные травы и корения. «Чудь белоглазая» — так называли поморы низкорослых и тонкокостных соседей, обладавших характерным светло-светло-серым («водянистым») цветом глаз и волос. «Чудь» — то есть чудесный, магический народ, а потому опасный, как все иное и непонятное. Да и в легендах и сказаниях самих мари есть повод для подобных страхов.
Одним из самых ярких персонажей является Овда / Овада. Она чем-то сродни русской Бабе-Яге. В культурологической традиции это безумная старуха с пеной у рта, которая ночью несется нагой с развивающимися клочьями волосами и обвисшими грудями на дикой лошади, похищающая младенцев ради их крови и наводящая порчу на «красных девиц» и «добрых молодцев». В более поздних народных поверьях — это одинокая старая женщина, живущая на окраине селения или в заброшенной деревне, чей возраст уходит в глубь веков («Когда моя бабушка еще была маленькой девочкой, Она уже была древней как мир» — так сказал автору однажды известный марийский художник Иван Ямбердов про одну знакомую ему Овду из Килемарского района республики).
Обычно Овда специализируется на наведении порчи и сглаза, но способна также извести нерожденный плод из чрева матери, сотворить любовный приворот либо отворот. К ней обращаются тайно, под покровом ночи, поскольку ее покровитель сам Керемет (марийский дьявол). Безусловно, она может и помочь при родах, врачевать, но природа ее знаний такова, что за каждое доброе дело она должна сделать три злых (Во как! Какой интересный «баланс» — вроде, как и не хочется, а нужно!). Денег она за свои злодеяния не берет, от подарков, конечно, не откажется, но, обращаясь к ней, человек закладывает собственную душу – не больше и не меньше.
Есть мнение, что Овда время от времени принимает облик прекрасной юной девушки, вызывающей в любом мужчине непреодолимое сексуальное влечение, но в самый ответственный момент, превращающейся в жуткую старуху, высасывающую из своего случайного любовника все соки и жизненную силу (вспомним «девицу-огневицу» или иначе «огневку» из Бажовских уральских сказов и вековые страхи мужчин растворится в ненасытной роковой женщине).
Считается, что Овда перед смертью должна обязательно передать свой ДАР (именно дар, а не что иное) и «злую» судьбу какой-либо женщине, а еще лучше невинной девочке, непременно взяв ее за руку. А знания и умения, мол, придут потом сами собой. Отходит Овда в мир иной тяжело, долго и страшно мучается, расплачивается за свои и чужие грехи и ведьмовство. Да и не умрет она до тех пор, пока либо не прикоснется к будущей наследнице, либо пока перепуганные соседи не выломают дыру в крыше ее дома, а иначе ее «черная» душа не покинет тело.
До сих пор почти в каждой марийской деревне вам расскажут о том, где здесь живет местная Овда и даже покажут дорогу за умеренную плату. Наиболее «добрые бабушки» проживают в Сернурском и Килемарском районах края. Хотя давно известно, что любое колдовство, наведенное Овдой, — это палка о двух концах. Да, оно даст результат, но счастья от этого не будет: рожденный бесплодной женщиной ребенок вырастет наркоманом, вылеченный от рака человек умрет через год, например, под колесами поезда, а привороженный мужчина сопьется. Но некоторые все же считают, что цена того стоит.
530
