Казимир пришел в себя. Первым, что он увидел, было обеспокоенное лицо отшельника. По телу волнами расходилась неприятная слабость. В голове иголками кололо.
— Так вот и происходит, — тихо и немного виновато произнес Кощей на его вопросительный взгляд. — Если хочу уйти, плохо тем, кто рядом. Есть граница. Дальше нее мне нельзя.
Дементьев приподнялся на локтях и сел. Озадаченно посмотрел на отшельника. Он даже не понял толком, что случилось. Они шли по лесу, разговаривали. Он расспрашивал, как Кощей живет здесь совсем один. В пустом холодном доме, где даже печь не спасет — все сквозит и истлело. Помнил, как накрыло недоверчивым удивлением, когда отшельник объяснил, что не чувствует ни холода, ни жара, и пища ему не нужна. А потом нырнул в темноту… И вот вынырнул — удивленный, подавленный и растерянный. Может, это, конечно, болезнь дала о себе знать, но Казимир давно уже шагнул за грань, когда все происходящее можно было ей объяснить.
— Почему? Я же не местный, — непонимающе спросил он.
— На этой земле. Значит местный, — коротко ответил отшельник.
— А деревенские знают, что они тебя держат? — продолжил Дементьев, и Кощей молча кивнул. — Как это вообще работает? Ты будешь здесь, пока… я не знаю… род каждого из них не закончится?
— Нет. Просто пока они здесь. На земле, которую я должен оберегать. Когда-нибудь они все уедут и…. — голос отшельника дрогнул.
Кощей не договорил, но Казимир догадался. Недоуменно выгнул бровь. Ситуация вдруг стала еще абсурднее.
— Погоди-погоди, я правильно понял, что если они все дружно свалят немного подальше, чем где я сейчас валяюсь, то этим они тебя освободят?
Отшельник снова кивнул и опустил взгляд. А в голову опять полезли сомнения — может, он все-таки невольно подыгрывал сумасшедшему мальчику? А тот нашел благодарного слушателя и рассказывает ему странную историю. Мысли штормило и бросало из крайности в крайность. Невозможность происходящего упиралась в тоскливый взгляд. Странное прозвище Кощей рассыпалось как истлевшее за секунды яблоко. Дементьев потер ладонями лицо. Лучше не стало.
— Почему они тогда не уйдут? — возможно, это был самый глупый в мире вопрос, но он и правда не понимал. Если все это реальность, если кто-то в деревне еще помнит Кощея, почему никто за все это время и не подумал, чтобы его освободить.
— Зачем им? — Кощей пожал плечами. — Я умру. Никто их не будет защищать.
Казимир очень внимательно посмотрел на отшельника и понял, что самый глупый вопрос только впереди.
— Почему ты умрешь?
— Прошлый хранитель умер. Когда мне передал. Я тоже умру. Не знаю. Мне же никто не сказал, что это.
Кощей замолчал, но Казимир чувствовал, что он не договорил. Не ошибся. После недолгой паузы, отшельник снова заговорил. С такими же тяжелыми паузами, как при первой встрече в лесу.
— Но это лучше. Чем вот так. Мертвым. Быть. Столько лет.
Дементьев глубоко вдохнул. Если в избе на стене действительно годы прошлой, человеческой жизни… Он даже не мог представить, как это — больше века провести в одиночестве и изоляции. Забыть себя, свою жизнь, свое имя.
— Твое имя… Я прочитал его. Если ты забыл…
Он оборвал фразу, когда Кощей резко схватил его за руку и затряс головой.
— Нет, не надо! Не говори! — он умоляюще посмотрел ему в глаза. — Это не я. Это другой человек. Кощей я. Не хочу вспоминать. Мне так проще. Не надо.
Казимир успокаивающе развел в стороны руки.
— Кощей значит Кощей. Кто я такой, чтобы спорить?
Вопрос был риторическим, но отшельник дернул уголком рта в подобии улыбки и ответил:
— Ты добрый. Ты писатель, — на его лице вдруг промелькнуло смущение, он неловко пожал плечами. — А ты… У тебя нет с собой книг? Ненужных. Каких-нибудь.
Дементьев удивленно хмыкнул на неожиданную просьбу. Наморщил лоб, припоминая. Может, в его складе на колесах и завалялась пара штук его собственных, даже с автографом. А если и нет, был вариант попроще.
— Не знаю, в машине, может, есть. Надо посмотреть. Если хочешь, могу у местных спросить.
Но Кощей на такое предложение снова затряс головой.
— Не надо у местных. Не напоминай им про меня. Не хочу, чтобы снова искали. Я научил лес меня прятать.
— Это как?
— Лес их не пускает ко мне. Они идут и видят только деревья. Тебя пустил. Ты не злой.
Казимир уже понял, что кем бы ни был Кощей, рассуждал он довольно просто. Местные — плохие. Лес — добрый. Сам он тоже попал в команду хороших. Может, и в деревне не все были поголовно бездушными уродами, кто-то про Кощея даже не знал, но для отшельника и они оставались надсмотрщиками в его заточении. Примитивное мышление отдавалось щемящей горечью и ощущением неправильности происходящего. Хотелось что-то изменить, хотя бы попробовать.
— Я не скажу им, что видел тебя, — пообещал Дементьев. — Но когда я только приехал, спрашивал про отшельника в лесу. Мне сказали, что тебя давно никто не видел. Кто-то думает, что ты уже умер.
Кощей улыбнулся.
— Некоторые не верят. Как и ты сначала. Но еще есть те, кто знает. Я перестал к ним выходить… — он нахмурился, провел рукой по выжженной солнцем низкой траве. — Ко мне раньше иногда приходили. Дети чаще всего. Девочка навещала. Серафима. Добрая была. Потом она снова пришла. Совсем взрослая. С ней другая девочка. Дочь ее. Просила меня сделать зло. Человека в лес заманить и оставить. Прогнал их. После этого лес меня укрыл. Плохое здесь место. Рождаются как все, а вырастают в зло.
Казимир мысленно усмехнулся. Знал бы Кощей, что так везде. И виновато в этом совсем не место. В мыслях всплыла старуха с яблоком. Теперь он вспомнил имя — местные называли ее бабушкой Серафимой. Вот тебе и безобидная старушка. Кощей здесь был не из сказок, а вот Баба Яга настоящая.
В рюкзаке ожил телефон. От звука сигнала отшельник вздрогнул и интуитивно отодвинулся. Дементьев невольно улыбнулся.
— Не бойся, это… так… чудеса современного мира, — он покопался в рюкзаке и вытащил телефон.
Звонил отец. Значит, хороших новостей можно не ждать. Так и оказалось — он сообщил, что дед приказал долго жить, а это означало, что нужно срочно возвращаться в Москву. После короткого разговора Казимир задумчиво сунул телефон в карман ветровки и, наконец, поднялся на ноги.
— Дед мой, про которого я тебе говорил, умер, — он посмотрел на все еще сидящего на земле Кощея и протянул ему руку. — Мне нужно уехать в Москву на несколько дней. Но потом я вернусь, и подумаем, как разобраться с твоим проклятьем.
Кощей озадаченно на него посмотрел, но за руку ухватился, чтобы встать на ноги. Уже спокойнее, чем в лесу.
— С ним нельзя разобраться, — растерянно произнес он. — Оно просто есть.
— Ты недооцениваешь привлекательность денег, — с усмешкой ответил Казимир. — Если устроит цена, деревенские на своих двоих отсюда побегут. Только…
Он нахмурился и потер пальцами переносицу. Сам по себе план действенный. Местные, конечно, поломаются — куда без этого. Но в Кощея верили единицы, а в деньги — все остальные. Достаточно сравнимой со стоимостью насоса суммы, и несогласных никто не будет слушать. Но оставалась проблема. Люди — создания очень хитрые. Особенное такие, как эта Серафима.
— Скажи, а ты можешь как-то… Сам понять, все ушли или кто-то остался? — спросил Дементьев. — Ну вот допустим все уйдут, но кто-то один останется, ты об этом как-то узнаешь или, может, почувствуешь?
Кощей посмотрел на него с еще большей растерянностью.
— Я… не знаю. Ты только сейчас не говори с ними. Разозлишь. Тебе дурное могут сделать. Я очень… Благодарен тебе. Что помочь хочешь. Что вообще со мной разговариваешь. Что поверил, — он говорил торопливо, порывисто — как будто захлебывался, пока Казимир его по плечу не похлопал.
— Да что ты так разволновался? Давай договоримся. Никакой самодеятельности ни у тебя, ни у меня. Вернусь — будем решать, что делать, — он вспомнил про деда, который тоже обещал вернуться и помочь. — Знаю, мой дед то же самое тебе говорил и пропал. Я так не сделаю, если только вдруг не сдохну сразу вслед за дедом. Но я очень постараюсь этого не делать. А пока, если не хочешь с местными встречаться, подожди меня на выезде из деревни. Я подъеду и, если найду книги, отдам тебе. Договорились?
Отшельник кивнул и слабо улыбнулся, а Дементьев, глядя на него, растерянного, дикого и очень одинокого, решил для себя, что неважно, кто он: проклятый или деревенский дурачок. Он постарается ему помочь и сделать напоследок что-то по-настоящему хорошее.
Когда они подошли к опушке леса, Кощей остановился, а Казимир пошел в деревню. Задерживаться совершенно не хотелось. И не потому, что в Москву торопился. Все люди, которые там жили своей нехитрой жизнью, в его глазах превратились в нелюдей. Жадных, злых и жестоких. Он заглянул в дом и забрал вещи. Потом окликнул Дарью Михайловну в огороде — коротко сообщил про деда и про отъезд. Та дежурно поохала, и Дементьев поспешил к машине. Там его и настигла бабушка Серафима. Он вздрогнул от цепкого и холодного прикосновения к руке.
— Ты к нам заезжай почаще, сынок, — она заискивающе улыбнулась. — Места здесь хорошие, сам видишь. Не то, что в вашей Москве. Там поди и дышать нечем.
— Да, воздух у вас тут обалденный, — Казимир натянуто улыбнулся и аккуратно отступил в сторону, уходя от неприятного прикосновения. — Загляну как-нибудь. Спасибо вам за гостеприимство.
— Ой да пустое! Мы же родня, как-никак. Может, тебе яблочек нарвать на дорожку?
— Да мне пока хватит, спасибо! А то до Москвы не доеду, — он еще раз улыбнулся и сел в машину.
Там он невольно содрогнулся. Ощущением накрыло — как в застоявшийся пруд с гнилой водой зашел, и к нему всякая дрянь присосалась. Скинуть хотелось, отцепить. Отряхнуться. Может, сам себе уже надумал после слов Кощея про злые мысли, но чувство никуда не пропадало. Даже, когда выехал из деревни и остановился на обочине старой, грунтовой дороги. Казимир вышел из “форестера”. Со стороны выезда шел Василий и бормотал себе под нос. Местные рассказали, что он либо дома пьет, либо по окрестностям бродит, когда самогон заканчивается. Видимо, чеченский ветеран организовал перерыв в запое и решил подышать свежим воздухом.
Дементьев отвернулся в сторону леса и увидел Кощея. Тот что-то нес в руках. Когда подошел ближе, Казимир разглядел большой лист лопуха с горстью лесной земляники.
— Собрал, пока тебя ждал, — неловко пояснил отшельник и протянул ему ягоды. — Мне нечем отблагодарить. Только вот так.
И сразу как-то теплее стало. Пропало чувство, что пиявки облепили.
— Ну спасибо, — Казимир бережно забрал лопух с земляникой и открыл водительскую дверь.
Наверху послышался нарастающий гул. Кощей задрал голову и удивленно вздохнул.
— Что это? — спросил он, и Дементьев тоже посмотрел наверх.
— Разведывательный самолет, — ответил он, догадываясь, что ответ мало скажет живущему в лесу отшельнику. — Скорее всего, проверяют лесные пожары.
— Самолет, — повторил Кощей. — Я читал про них. Но не помнил, как выглядят. Теперь знаю. Спасибо.
Казимир кивнул в ответ и наклонился в салон машины. Бережно пристроил лопух в бардачке между сиденьями, взял книги с пассажирского сиденья… и услышал позади топот и крик. Совсем близко. Кричал Василий.
— Духи! Проклятые! Пришли!
Дементьев стремительно выпрямился. Резко обернулся и увидел прямо перед собой искаженное ненавистью и ужасом лицо Василия. И занесенный для удара нож. Казимир инстинктивно вскинул руки, чтобы попытаться отвести удар, но его рывком отбросило в сторону. С такой нечеловеческой силой, что еле устоял на ногах. Он тут же развернулся и оцепенел. Там, где только что был он, стоял Кощей и держался рукой за рукоять ножа… в своей груди. А Василий с криком “Духи! Духи!” уже бежал в деревню. Казимир еще несколько мгновений тупо смотрел, как между пальцев отшельника течет кровь, а на балахоне расползается темное пятно, а потом бросился к Кощею. Схватил его за плечи.
— Ты… — он осекся.
В голове одновременно роились мысли про скорую и проклятье. Про расстояние до ближайшего населенного пункта. Не успеет даже отвезти. Да какое тут, к черту, проклятье и границы, все это ерунда. Мертвые кровью не истекают. Живые, правда, с такой раной на ногах долго не стоят, а отшельник держался.
— Все нормально, — тихо прошептал он, а на губах кровь выступила.
— Зря ты меня оттолкнул, — только и смог сказать Дементьев. — Мне-то немного осталось, а ты…
— А я умереть не могу.
К величайшему удивлению Казимира, он мягко отстранился. Обхватил обеими руками рукоять, зажмурился и с усилием вытащил нож. Если до этого стойкость Кощея еще удавалось списать на шок, то после такого маневра он должен был мешком упасть на землю. Но не упал. Вместо этого он выбросил в сторону нож и посмотрел на ошалевшего Казимира.
— Все нормально, — повторил он и со слабой улыбкой добавил. — Я же Кощей. Бессмертный. Стирать только теперь надо. И зашивать.
Он вздохнул и вытер руки о балахон. Потом снова поднял взгляд на Дементьева.
— Ты бледный. Очень, — обеспокоенно сообщил Кощей. — Тебе нехорошо?
Казимиру и правда было нехорошо. Все еще потряхивало от случившегося, и теперь он окончательно поверил, что отшельник не деревенский дурачок, а живая душа, что больше века обречена жить в лесу в одиночестве. Неприятный холод проскреб по позвоночнику от этого простого осознания и окончательно унес все сомнения. В своих книгах он придумывал разные миры — и мрачные, и умирающие, но реальность вдруг оказалась страшнее любого из них. Тоскливее.
— Все нормально, — ответил Дементьев словами отшельника.
Называть его Кощеем больше не получалось даже в мыслях. Прозвище вставало поперек горла. Это даже не кличка, а унижение. Злая насмешка. Елисей его имя. Тоже как из сказки, только из другой.
Пока он боролся со ступором, отшельник поднял с земли две книги. Казимир выронил, когда на крик обернулся. Елисей бережно взял их в руки. Смахнул ладонью песчинки, потер рукавом попавшие на обложки капли крови.
— Казимир, — почитал он, улыбнулся и поднял голову. — Теперь и я знаю твое имя.
— Прости, я совсем забыл представиться. Из головы вылетело, — Дементьев помедлил и все-таки спросил. — Ты точно в порядке? Я, знаешь ли, не каждый день вижу, как люди после такого удара ножом выживают. То есть я вижу, что ты живой, но вообще… Как ты?
— В этот раз не страшно. Вася — он не понимает. Его нельзя винить. Он без умысла. Я его немного успокоил, и он убежал домой, — Елисей подошел поближе и мягко дотронулся до его руки. — Не злись на него.
В этот раз. Значит, были и другие — и, видимо, не такие случайные. Сейчас и целью не Елисей был, а Казимир. Мелькнул тут своей нерусской рожей перед травмированным ветераном. Он все-таки разозлился. Сильно. Злость требовала вернуться назад прямо сейчас и вытащить каждого из деревенских из дома, заставить уйти. Прогнать. Если надо — пригрозить. Ему-то чего, ему терять нечего. О себе он давно не думал, а оставить тут Елисея еще на сто лет — боялся.
— Казимир, — голос отшельника вытащил его из тяжелых и ядовитых мыслей. — Можно попросить?
— Конечно, о чем?
— В книге, которая в моем доме, я читал про море. Здесь есть озеро, но меньше. Я, может, и видел когда-то, на не помню. Не представить, как это. Вода до горизонта. Если ты вернешься, можешь показать… фотографию. Это так называется? Когда на бумаге.
Дементьев тяжело вздохнул. Злость перешла в горечь — тоскливое ощущение бессилия. Она так и застряла криком отчаяния где-то внутри. Елисей его молчание истолковал по-своему.
— Ничего, — торопливо сказал он. — Мне и так хватит. Спасибо за книги.
Вместо ответа Казимир молча усмехнулся и вытащил телефон. Нашел видео прошлогодней давности и подошел поближе к отшельнику.
— Вот тебе море, — тихо сказал он и включил воспроизведение. — Это океан, но в целом выглядит так же.
Елисей зачарованно смотрел видеозапись. С расширившимися от изумления глазами прильнул к дисплею как ребенок. А там шумели волны Атлантического океана, разбивались о камни на берегу, а заходящее солнце окрашивало воду не то в золотистую кровь, не то в огненное вино. Минута из прошлой жизни Казимира, когда он побывал почти в раю.
— Очень… красиво, — сказал Елисей, когда запись закончилась.
Дементьев заметил, что глаза у него блестят. То ли от восторга, то ли от сожаления. В последнее верилось лучше.
— Спасибо, — добавил он. — Я… я думаю, у меня все-таки кое-что есть для тебя.
Он глубоко вздохнул и отошел в сторону. Казимир внимательно проследил, как Елисей отыскал брошенный нож, зажал между колен книги, чтобы освободить руку. Отшельник вытащил из-под балахона крепкий, толстый шнурок. Его он и срезал. Казимиру почудилось, что когда тот упал на землю, на лице Елисея промелькнуло что-то похожее на светлую тоску. Отшельник снова уронил нож, перехватил книги — они для него представляли большую драгоценность, чем оружие.
— Возьми, — Елисей вложил ему снятый со шнурка массивный, потемневший от времени перстень. — Это… принадлежало другому мне. Ты его имя прочитал. Возьми, пожалуйста.
Первым порывом было отказаться. Этот перстень — последнее, что связывало Елисея с прошлым. Если уничтожить еще и его, то ничего не останется. Казимир заглянул в глаза отшельника, помедлил и все-таки согласно кивнул. Он заберет кольцо. На время. Он заметил на нем рисунок или герб. Как знать, может получится выяснить, кем был этот странный мальчик, пока его судьбу и его самого не сломало чудовищное проклятье.
— Ладно, — ответил Дементьев. — Буду хранить очень бережно.
Он с усилием сделал шаг в сторону, мысленно убеждая себя, что скоро вернется. Самое позднее — через неделю. Приедет и купит совесть каждого из деревенских. Главное, чтобы Елисей что-нибудь придумал, если кто-то решит в погребе отсидеться. Но и этого тоже ничего — Казимир готов и сам обшарить всю деревню и весь лес ради такого дела. Или выселить их всех отсюда, если по-хорошему не поймут и на деньги не поведутся. Главное, чтобы у него времени хватило.
Елисей вдруг снова подошел к нему, дотронулся ладонью до его лба.
— Не бойся, — тихо произнес он, и Казимира как холодной водой окатило — он вспомнил свой сон.
Отшельник напоследок печально улыбнулся и зашагал обратно в лес, прижимая к груди книги. Дементьев смотрел ему вслед, пока тот не исчез среди деревьев, а потом сел в машину и поехал обратно в Москву.
В столицу он вернулся уже ночью. Там его встретил пустой дом и такой же пустой документ с названием “Кощей”. Казимир очень хорошо помнил того себя, который слушал байку деда и не верил ни одному слову. Как будто тоже какая-то другая жизнь была. Ружье в сейфе, виски на столе. Тогда ему было все равно — он хоть завтра мог умереть. Сейчас знал, что нельзя. И как бы ни хотел отец другого, его последним самым нужным делом станет не еще один роман и даже не сценарий. Им будет то, о чем никто и не узнает — потому что не поверят. С этой мыслью Дементьев опрокинул в себя стакан виски и лег спать, а наутро узнал, что помощи от него никто не требовал. Даже наоборот — его и близко не подпускали к организации похорон, словно не хотели показывать его недалекое будущее, напоминать, но мысли Казимира сейчас были заняты не болезнью, а совсем другим. Он только мельком удивился, как легко принял смерть деда. Видимо, потому что все давно к ней были готовы. Кто знает, может, через пару лет и его смерть будет такой же ожидаемой и не слишком тяжелой для тех, кто останется жить дальше.
Все время до похорон он провел сначала у специалистов по геральдике, которые опознали рисунок на перстне, а потом в музеях. Чем дальше копал, тем невероятнее складывалась история. Герб принадлежал династии Романовских. Научный сотрудник музея долго и подробно рассказывала ему о светлейших князьях, а Казимир смотрел на их родовой герб и вспомнил вырезанного из дерева единорога в избе отшельника. Он все расспрашивал и расспрашивал, пока наконец порядком не утомил сотрудницу музея. На резонный вопрос, откуда такой интерес, он молча достал из бумажника деньги, положил их перед женщиной. Специально снял заранее, с деньгами разговоры почти всегда идут легче, такая вот особенность есть у многих людей. Он показал перстень и сказал, что ему нужно найти все про человека по имени Елисей, кому принадлежало такое кольцо, и кто родился в одна тысяча восемьсот девяностом году. Как можно скорее. Его попросили прийти на следующий день.
В музей он вернулся сразу после похорон деда. Узнал, что прямых наследников с таким именем у князя не было, но, что вполне вероятно, его мог носить кто-то из внебрачных сыновей. С этими словами она показала несколько фотографий в прозрачных пластиковых кейсах. Казимир внимательно рассмотрел каждую, и на одной он с изумлением узнал до невозможности знакомое лицо. Он всматривался в нечеткое старое фото и видел другого человека, с черными полосами на лице. Казимир сфотографировал снимок на телефон и в полном смятении вернулся домой.
Дожидаться утра оказалось выше его сил — сорвался в ночь. Навстречу рассвету. Полный мыслей и надежд. Ехал и почему-то был уверен, что все должно получиться. Иногда он вспомнил слова Елисея, что тот умрет, если его освободить. Вспоминал и убеждал себя, что отшельник сам толком не знает, как работает проклятье. Но если и так, то это станет его долгожданным освобождением.
В деревню он приехал, как и в прошлый раз — в час занимающейся зари. Остановил “форестер” на въезде, где они с Елисеем попрощались. Вышел из машины и вдохнул полной грудью, но вместо свежего воздуха почуял лишь смог. Гарью несло. Лесные пожары и сюда добрались.
295
