Дома на него с порога набросилась Дарья Михайловна. Строгим и выразительным шепотом, чтобы не разбудить остальных, она от души отчитала городского умника, который ушел в лес и никому не сказал ни слова. А если бы заблудился? А если бы зверь какой напал? Казимир сдержанно напомнил ей, что днем местные все как один его заверили, что никаких здесь зверей не водится, но разгневанную женщину это не остановило. Не водится — до поры до времени. А потом возьмут и заведутся. И задерут пришлого москвича, как козленка. Казимир дураком не был и понимал, откуда растут корни у такого бурного беспокойства. Случись что с ним, про всю дальнейшую помощь Виктора Сергеевича можно навсегда забыть. Спорить он не стал, пообещал в следующий раз предупредить. Дарья Михайловна на это дернула бровью — едва ли рассчитывала, что дементьевский сынок задержится в деревне, а Казимир вместо ответа молча ушел в выделенную ему комнатушку.
Сон долго не шел, несмотря на усталость. Дементьев все думал про отшельника. Перебирал в памяти его слова — неловкие, несвязные, как будто он разговаривать разучился. Если бы не слова местных, что его много лет никто не видел, он решил бы, что этот Кощей всего лишь поселившийся в лесу деревенский дурачок. И если бы не первобытный ужас на его лице, когда он узнал про деда. Он еще раз прокрутил в памяти тихое и испуганное “Я помню”. Дурачок и есть, запомнил, что Казимира вывел. Ну не деда же? Кощея тогда и в помине не было. Когда у него слетел капюшон, Дементьев все-таки разглядел лицо — даже в черных разводах оно было молодым. Может, дедов отшельник и правда где-то нашел недалекого паренька. Приучил жить по-своему, сам потом на тот свет отъехал, а он один лесу остался — справляться, как умеет. Может, у них такая странная традиция жить вдали ото всех и передавать такой образ жизни. Тогда по возрасту этот “кощей” должен быть третьим по счету после того, которого дед встретил. Или даже четвертым. Еще только сейчас Казимир вспомнил другую странность. Вместо обуви у Кощея было что-то самодельное — как будто кусками шкуры ноги обмотал. Он задремал с мыслью, что завтра снова пойдет в лес.
Проснулся он по своему времени — ближе к полудню.
— Вы, городские, все так спите? — с усмешкой поинтересовалась Дарья Михайловна, когда Казимир пришел на кухню. — Есть будешь?
Дементьев сонно кивнул.
— Я еще на день-два останусь, не возражаете? Стеснять не буду.
— Ну… — неопределенно протянула Дарья Михайловна. — У нас ведь тут все по-простому. Душ вон садовый, туалет на улице. Ты в своей Москве к такому не приучен.
— Да я с ними еще вчера познакомился, ничего — не умер. Мне, собственно, кроме них и какой-нибудь еды, больше и не надо. Переночевать я и в машине могу. А за все остальное заплачу, не переживайте.
— Да что ты глупости говоришь. Хочешь — оставайся. Скучно у нас тут просто, вот и удивляюсь, чем тебя наша деревня так привлекла.
— Книгу пишу, а у вас атмосфера хорошая. Хочу на пару дней в лес сходить. Для вдохновения. Вы не бойтесь, не потеряюсь. Москвичи в лесах тоже бывают, не совсем они дикие.
Почти и не солгал. Он вчера вон как бодро начал. Остановился на моменте, когда к персонажу темнота подбиралась, а потом к нему самому подкрался Кощей. С утра намерение навестить странного отшельника стало сильнее.
— Ты с Василием только осторожней, — вдруг сказала Дарья Михайловна. — Он Чечню прошел, с тех пор немного на голову того. Он раньше в Костроме жил, потом сюда приехал, тетка у него здесь. Он так-то тихий обычно, но бог его знает, что там у него на уме. Это который вчера возле скважины раскричался. Не любит он сильный шум, что-то свое вспоминает, и агрессивный делается.
Казимир его помнил. Местные мужики его еле успокоили и увели. Выжившим война только раны и оставляет — что на теле, что на душе. На всю жизнь, как вечную память или клеймо. Вот и местный Василий такой же. В нормальную обстановку вернули, а жить заново — не научили. Кому они нужны, покалеченные — что этот, что который в лесу живет.
После недолгих сборов и приготовлений Дементьев подошел к машине. На крыше “форестера” его караулил черный ворон. Как знать, может, вчерашний. В этот раз Казимир не стал его прогонять.
— Ну что, отведешь меня к Кощею? — спросил он и открыл багажник.
Кто-то был хорошим охотником, кто-то удачливым, а Казимир — запасливым. Алиса все подкалывала, что в его машине снаряги на двоих, а то и на троих найдется. Но так уж сложилось. Однажды вымок до нитки — в следующий раз взял с собой запасную пару треккинговых берцев. Пока он копался в машине, ворон и не подумал улетать. Наоборот, подобрался поближе и заглянул в открытый багажник. Почему-то Дементьев даже не удивился необычному поведению птицы.
— Видишь? — он повесил на плечо холщовый мешок с обувью. — Поудобнее будет, чем портянки.
Ворон протяжно каркнул, вспорхнул и полетел к лесу — откуда вчера Казимир и вышел. Позади раздался старческий голос.
— Сынок, а ты далеко ли собрался?
Он обернулся и увидел маму Дарьи Михайловны. К своему стыду он снова забыл, как ее зовут. Имя какое-то необычное, не держалось в памяти.
— В лес, — коротко ответил Казимир. — Погулять.
— Все Кощея что ли ищешь? — вдруг спросила старуха.
Вчера она смотрела на него по-другому — спокойнее. Сегодня в ее взгляде он разглядел цепкую тревогу и необъяснимую неприязнь.
— Кощея? — с деланным удивлением переспросил Дементьев. — Ааа, нет, книгу я пишу. Про человека, который заблудился в лесу. Пойду атмосферу собирать.
Он дежурно улыбнулся, закрыл машину и уже хотел уходить, но старуха его остановила. Подошла поближе и протянула ему яблоко.
— Вот, возьми на дорожку. Летние поспели уже. У вас в городе таких нет. У этих один запах чего стоит.
Тут она была права. Местные ароматные яблоки Казимир уже оценил. Он поблагодарил ее, сунул яблоко в рюкзак и зашагал к лесу. Снова прошел по лугу и побрел среди деревьев. Как искать того, кто не хочет быть найденным? Идея была одна и не очень умная — еще раз потеряться. С этим вообще проблем быть не должно. Осталось только темноты дождаться, но до этого Дементьев планировал и так поискать. Он шел по своему вчерашнему маршруту — во всяком случае думал так. В лесу очень легко обмануться. Да и себя самого обмануть еще проще. Может, ему вообще все вчера привиделось, и не было никакого Кощея. Болезнь запустила в мозге необратимые процессы, и он душевно провел вечер в компании галлюцинаций. От мысли к горлу подкатывала тошнота, и Казимир пытался отогнать ее быстрыми шагами по чащобе — как будто от страхов можно убежать.
Он бродил около трех часов. Надежды найти самостоятельно оставалось все меньше. Ну это было понятно с самого начала. Искать человека в непроходимым лесах — затея для безумцев. Да и все сильнее грызли сомнения в реальности этого отшельника. Над головой раздались птичьи крики. Казимир задрал голову и поверх верхушек деревьев увидел потревоженную воронью стаю. Туда он и пошел. В его случае можно было покрутиться на месте с закрытыми глазами и пойти в сторону, где остановился, так что вороны были вполне надежным ориентиром. Иронии поубавилось, когда Казимир он на ветке подвешенный пучок сухих веток. Дементьев остановился, отметил точку в телефоне и медленно пошел дальше, выискивая взглядом рукотворные признаки того, что он еще не сошел с ума.
Ему почудился голос. Казимир застыл на месте и прислушался. Он очень медленно и осторожно пошел на звук. Старался не выдать себя, чтобы не спугнуть — помнил, как вчера отшельник растворился в лесу. Он прошел совсем немного и снова замер — на этот раз от изумления. В просвете между деревьями он увидел очертания старой, почерневшей от времени избы. К ней со всех сторон подступал лес, как возведенные природой стены. Кого они только защищали? Отшельника от всего мира, или наоборот?
Кощей сидел возле дерева. Тихонько раскачивался из стороны в сторону. Его лицо все еще наполовину было покрыто черным. На мгновение Казимир всерьез подумал, что он все же тронулся рассудком — увиденное никак не вписывалось в привычную ему картину мира. Отшельник разговаривал с деревом, иногда дотрагивался ладонью до ствола. Говорил он отрывисто, роняя слова как камни. Отсюда Дементьев не мог их разобрать, но чувствовал эмоциональную окраску. В речи слышались горечь и тоска. Он подошел еще ближе и заметил, что на дереве на высоте его роста вырезано человеческое лицо. Грубое, стилизованное. Похоже на древнеславянского идола. Точнее, на идолов — Казимир пригляделся и увидел на соседних деревьях такие же рисунки-маски. Кощей его не замечал. Нагнулся к дереву и лбом прислонился, что-то продолжал говорить-шептать.
— Эй, — осторожно позвал Дементьев.
Отшельник тут же встрепенулся. Вскочил на ноги и вцепился в него испуганным взглядом. Молча замотал головой. Заозирался, словно искал что-то.
— Тише, не бойся, я тебе ничего не сделаю, — успокаивающе произнес Казимир. — Мы вчера не договорили, и я навестить тебя решил. Еле нашел. Далеко ты забрался.
Кощей встревоженно отшатнулся. Снова затравленно посмотрел по сторонам. Прижал руки к груди.
— Ты только не убегай, ладно? — торопливо продолжил Казимир. — Мне показалось, ты немного расстроен. Может, я могу чем тебе помочь?
Он говорил и делал очень осторожные и очень медленные шаги. Мельком глянул на идола, с которым только что разговаривал Кощей.
— Красивая работа, это сделал кто-то, кто здесь жил до тебя?
Отшельник потряс головой.
— Никого нет, — он снова тряхнул головой. — Никого не найдешь.
— А мне больше никто и не нужен, — спокойно пожал плечами Казимир. — Я же к тебе пришел. У меня для тебя кое-что есть, раз уж ты от ножа отказался. Сейчас отдам, но ты не убегай.
Он чувствовал себя неумелой пародией на переговорщика из сериалов про ФБР или полицию. Одно неверное слово, и все полетит к чертям. Здесь то же самое, только с поправкой на деревенскую глубинку. Осторожно снял с плеча мешок с берцами и протянул Кощею. Тот даже не пошевелился.
— Ладно, давай тогда так, — Дементьев положил мешок на землю и отошел назад на пару шагов. — У тебя обувь не очень подходящая для прогулок по лесу. В этом поудобнее будет. Посмотри. Может, подойдут.
Кощей медленно подошел к оставленному подарку.
— Лес тебя пустил, — тихо сказал он. — Ты не злой. Не как другие.
Казимир задумчиво поскреб заросшую двухдневной щетиной щеку. Он смотрел, как Кощей осторожно вытащил берцы и удивленно поглядел на них — словно и нормальную обувь тоже в первый раз увидел. Смотрел и думал, какого черта здесь вообще происходит, и кто загнал парня в лес? Неужели наставник — или как его еще назвать — настолько застращал деревенскими, что парень от них шарахается?
— Почему? — вдруг спросил Кощей и выдернул из размышлений.
Дементьев непонимающе на него посмотрел, но отшельник, на его счастье, уточнил.
— Ты с добром пришел. Принес вот мне. Почему?
— Ты помог мне выйти из леса, я хочу тебя отблагодарить. Если бы не ты, я мог бы там и остаться, — Казимир умолк и со вздохом честно добавил. — А еще я хотел понять, почему ты живешь совсем один. Тяжело же, наверное. Здесь нет ничего.
На лице Кощея вдруг промелькнула светлая улыбка. Он отошел к покосившемуся крыльцу и положил мешок на верхнюю ступеньку. Дементьев подумал, что он впервые повернулся к нему спиной. Видимо, понемногу привыкал. А в следующий момент ситуация снова стала совершенно сюрреалистической.
— Я должен помогать, — сообщил ему Кощей. — Людям в деревне и тебе. Ты уедешь? Уезжай. Плохое место, не для тебя. Ты светлый, а они…
Он не договорил и потряс головой. Потом текучим движением подошел к дереву-тотему. Провел ладонью по шершавой коре.
— Не один. Они здесь, — он медленно переходил от дерева к дереву, дотрагиваясь до каждого. — Говорят со мной.
Казимир наблюдал за ним и думал, кто сошел с ума. Вариантов было немало. Он сам — он уже был уверен, что отшельник вполне реальный, но сам факт навязчивого общения с сумасшедшим пареньком ставил под сомнение его собственное здравомыслие. Другой бы на его месте дважды подумал, стоит ли оставаться наедине с лесным психом, а Дементьеву с его диагнозом терять было особо нечего. Бояться тоже. На роль не очень неадекватных тянули и местные, которые допустили всю эту странную династию отшельников. И, наконец, сам Кощей. В его психическом состоянии не приходилось сомневаться, но, глядя на него, Казимир не чувствовал страха или угрозы. Скорее, сожаление, что недееспособный человек может сгинуть в лесу, а его никто и не хватится. Никто не поможет, если он вдруг заболеет. И вместо лечения и адаптации он разговаривает с деревьями.
Казимир молча разглядывал тотемы. Он насчитал семь вырезанных идолов. Все разные. Лица резные: и мужские и женские. Элементы одежды мастерски переданы. Такое сделать — не один месяц работы. Между деревьями веревки протянуты, на них навешаны и веточки, как он в лесу видел, и выбеленные косточки. Как будто жилище ведьмы или колдуна. Дементьев перевел взгляд на отшельника. За колдуна тот вполне бы сошел. Штаны и нелепый балахон — все расшито, увешано звериными зубами и ленточками. Длинные темно-русые волосы собраны в неряшливые косы. Без капюшона Казимир смог лучше рассмотреть его и подтвердить свою догадку, что ему не больше тридцати. В чертах лица ничего не выдавало, что у него такие беды с головой. Скорее, наоборот. Людей с такими красивыми и открытыми лицами редко встретишь. Тем более отшельниками в лесу.
— Атмосфера у тебя здесь мощная, ничего не скажешь, — произнес Дементьев и вполголоса добавил. — Вот где книги писать надо, для полного погружения.
— Книги? — неожиданно заинтересовался Кощей, даже подошел поближе. — Ты создаешь книги?
— Вроде того, — кивнул Казимир. — Любишь читать?
Он был готов поклясться, что тот даже алфавит не знает, но лесной парень снова его удивил.
— Очень, — отшельник печально улыбнулся. — Мало их. Читаю, что есть. Тогда в лесу… Ты писал книгу?
Казимир уже смирился, что он перестал понимать происходящее. Чем больше он пытался прояснить непонимание, тем сильнее недоумевал.
— Да, черновик, — он помолчал и добавил. — Ты сказал, что тут люди плохие. Ты поэтому один? Ну то есть с ними.
Кивком головы показал на тотемы.
— Мне так спокойнее. Они давно не добры друг к другу. К тебе тоже, — Кощей помялся, пропустил сквозь пальцы длинную бахрому на балахоне. — Твоя книга. О чем?
— Ты удивишься — про человека, который зашел в лес и заблудился, — Деменьев понимал, что перед ним умственно отсталый паренек, но разговаривал с ним, как с нормальным. По-другому почему-то не получалось. — Это небольшой рассказ, и в нем все закончилось хуже, чем в моем случае.
Кощей заглянул ему в глаза и неуверенно попросил:
— Расскажи? Если можешь.
Казимир удивленно выгнул бровь на неожиданный интерес отшельника. Черновик был совсем сырым. Он его даже не перечитывал, как из леса вернулся, но отказывать не хотелось. Если Кощей хочет сказку, будет ему сказка. Правда, не очень добрая. Дементьев сбросил рюкзак, подошел к крыльцу и сел на ступеньку. Та натужно скрипнула, и он снова мельком задумался, как здесь вообще можно жить — все ветхое, того и гляди рассыпется. Кощей осторожно сел рядом, подтянул ноги к груди и обхватил руками колени. А Казимир вытащил блокнот, нашел наброски истории и начал рассказывать-читать, где-то меняя фразы на более подходящие. Будь он один, сразу бы и записал, а так потом переделает. Если вспомнит. Кощей весь обратился во внимание. Слушал, затаив дыхание, и на него смотрел, не отрываясь. Казимир дочитал до конца рукописи и продолжил рассказывать, собирая историю на ходу. У его сказки был нехороший финал. В отличие от сна она обрывалась на моменте, когда героя поглотило тьмой и сожрало без остатка. Такой была плата за неизведанное — за то, что любопытством потревожил хозяина древнего леса. Закончив рассказывать, он повернулся к отшельнику и напоролся на его внимательный взгляд. Глаза у него необычного цвета — как разбушевавшееся, штормовое море.
— Ну вот как-то так, — Дементьев улыбнулся уголком рта. — Не самая добрая сказка.
Кощей молчал. Казимир сунул блокнот в рюкзак и заметил яблоко. Вытащил и протянул отшельнику. В лесу такие точно не растут.
— Хочешь?
На лице Кощея вдруг снова промелькнула тревога и что-то, отдаленное похожее на злость. Он резко подался вперед и выхватил яблоко.
— Где взял? — он в упор посмотрел на Дементьева.
Казимира накрыло легким недоумением. Только что сидел спокойно и не буянил, а тут почти бросился. Может, оголодал? Но есть яблоко отшельник не торопился.
— В деревне, там много. Могу принести.
— Нет. Такое не растет. Кто-то дал?
— Старушка местная. А что?
— Недоброе в нем, — Кощей нахмурился. — Тебе надо уйти от них.
— Это тебе деревья сказали? — Дементьев все-таки не удержался от колкого вопроса.
Отшельник поддевки не заметил. Покачал головой и раскрыл ладонь, в которой яблоко держал.
— Смотри, — тихо произнес он.
А дальше произошло что-то совершенно необъяснимое. Яблоко на глазах начало сморщиваться, темнеть и усыхать, пока не превратилось в съежившийся, засохший огрызок. Казимир ошеломленно смотрел, как Кощей другой рукой осторожно убрал его и выбросил в сторону. На ладони осталась щепотка черной пыли.
— Видишь? — спросил Кощей. — Мысли плохие. Тебя могло ранить.
Дементьев тупо смотрел на отшельника и не понимал, что происходит. Вроде бы он рассказывал сказку умственно отсталому пареньку, и вдруг начались какие-то странные чудеса.
— Вижу, — заторможено ответил он. — А это как вообще?
Умнее вопроса он не придумал, но этот лучше всего отражал его мысли, которые словно разом замерли и сдохли. Кощей стряхнул пыль с ладони, сложил руки на коленях и снова превратился в тихого и печального отшельника из леса.
— Не знаю, зачем они так. Плохо на тебя думают. Поэтому и говорю, чтобы уезжал. Я… — он поднял взгляд на Казимира, — я не думал, что так много времени прошло. Я думал, несколько лет. А уже два поколения выросло. Страшно стало.
Кощей снова обхватил ноги руками и уткнулся подбородком в колени, а Дементьев еще сильнее ощутил, как привычная реальность вдруг пошла трещинами, которые уже не склеить. Нет, проще всего было решить, что паренек окончательно тронулся умом, и пойти обратно, но из головы не шел фокус с яблоком. Да и сам Кощей своими словами как будто недостающие фрагменты в разбитую мозаику добавлял. Проще картинку было увидеть — еще более безрадостную, чем Казимировскую сказку.
— Ты об этом рассказывал деревьям? — спросил Дементьев.
— Да, — не поднимая головы, тихо ответил Кощей. — Знаю, это деревья. Но иногда представляю, что они говорят со мной. Так тоже проще. Они неживые. Я тоже неживой. Мы давно здесь.
— Насколько давно? — очень осторожно произнес Казимир, как будто ответ мог напугать его еще больше, чем Кощея.
— Не помню. Но давно. Очень.
— А как тебя зовут на самом деле? Не Кощей же.
— Тоже не помню. Можешь Кощеем звать. Другое имя все равно уже не мое. Его другой я носил. От него ничего не осталось.
Все попытки осознать, что нужно сделать с человеком, чтобы он забыл и свое имя, и возраст, разбивались о какую-то непонятную магию. Казимир словно читал современную прозу, а потом роман вдруг лихо сошел с тропы полного реализма и повернул в сторону мистики. Но в книгах так бывало, а в жизни — нет.
— Что с тобой случилось? Как ты вообще оказался здесь?
Кощей ответил не сразу. Сначала выпрямился. Разгладил полоски-ленточки на балахоне.
— Это… как проклятие. Раньше здесь был хранитель, — тихо заговорил он. — Другой. До меня. Помню, что он умер после того, как передал мне свою обязанность. Быть новым хранителем. Помогать местным, отводить их беды, исцелять болезни. Помню, что я сильно ранен был. Прошлый хранитель пообещал вылечить меня, если помогу ему, но, как видишь, солгал. Освободиться хотел. Я спрашивал, почему. Никто не ответил. Кто-то был нужен, кто угодно. Нашелся я. Пока здесь люди живут, не могу ни уйти отсюда, ни умереть. Я не знал, что все так будет.
Он замолчал, потер ладони, словно пытаясь согреться. Молчал и Казимир — не знал, что сказать. Привычное мышление городского жителя пыталось отторгнуть все, что говорил отшельник. Как защитный механизм. Когда на него накатывало, он напивался, напрочь теряя чувство меры. Он продолжал пить, пока не срабатывал тот самый механизм, и его не начинало полоскать. Сейчас он тоже чувствовал дурноту, но другую — от самой ситуации. Не получалось у него отмахнуться и заклеймить все сказанное бредом сумасшедшего.
— Ты про имя спрашивал, — вдруг продолжил Кощей. — В доме на стене вырезано. Там, где книги стоят. Я забыл, дерево помнит.
— Я схожу посмотрю?
Отшельник молча кивнул. Дементьев встал на ноги и зашел в старую избу. Внутри все еще больше походило на жилище колдуна. По углам сушеные травы развешаны. Единственное окно — наполовину прикрыто тряпкой. На тусклом стекле трещина. Из всей мебели — лежанка на полу, стол, пара неказистых табуреток и самодельная этажерка с резными деревянными фигурками. Среди них Казимир разглядел единорога. На полу пыльные, потертые шкуры. Как будто декорация, где половину предметов забыли, поэтому она выглядит ненастоящей, мертвой. Он подошел к сложенным в стопки книгам. К таким даже прикасаться страшно. Того и гляди рассыплются от ветхости. За ними нашел надпись, о которой говорил отшельник. Прочитал, и внутри все похолодело, а следом колыхнулось яростное недоверие. Да быть не может! Не бывает такого. Он живет в современном мире, где нет места цыганской магии, бабкиным проклятьям и прочей чертовщине. Надпись на стене говорила об обратном.
Елисей. Рядом два числа, похожие на годы жизни: 1890 — 1917.
Оглушенный новым знанием, Дементьев вернулся на крыльцо. Отшельник по-прежнему сидел на ступеньках.
— Ты говоришь, что уйти не можешь, — задумчиво произнес Казимир. — А как это проявляется?
— Так проклятье работает. Если попробую уйти, станет плохо человеку, который рядом. Никого не будет, почувствую, что кому-то плохо из-за меня. А навредить не могу. Поэтому и идти дальше не смогу. Не пускает.
— Не понимаю, — честно признался Казимир. — В голове не укладывается.
Кощей слабо улыбнулся. Поднялся с крыльца и протянул ему руку.
— Пойдем. Я покажу.
306
