Это произошло в родной деревне моего отца на оз. Селигер. Война не затронула их побережье, но так, наверно, неправильно будет сказать. Война была везде, а вот немцы туда не дошли. Деревня спасалась от голода тем, что вырастет на огороде и что пацанье наловит в озере под постоянными бомбежками. Семьи были большими, но в основном работниками и добытчиками были бабы и дети, что постарше, мужики все на фронте. Мой дед не исключение, ушел на фронт, и бабуля осталась одна с четырьмя малолетними ребятишками – три девчонки и сын, мой отец. Так вот, рассказ будет об одной из этих девчонок, моей родной тетке, и ныне здравствующей.
Дни у них проходили однообразно: кто постарше, ранний подъем – зимой за дровами в лес, а летом, пока солнце не сильно печет, за деревню на поле, пропалывать картошку (основная и единственная еда). Так и в это утро, подняла бабушка мою тетку рано – а летом светло почти всю ночь – и в наряд.
А теперь с ее слов: “Ходили постоянно голодные и как полоумные, в полусне. Вышла я за деревню, в метрах пятистах кладбище по левую сторону (не хочется нагонять жути, но погост – наверно, все знают – всегда вблизи деревень располагается), не доходя немного, надо было свернуть на поле. Смотрю, навстречу идет бабуля, одета как все в то время – длинная юбка, блуза, платок. Думаю, откуда она так рано может возвращаться. Поравнялись. Бабуля с расспросом: “Чья будешь, доченька?” Я все ей выложила, кто родители и куда иду. Она в ответ: “Иди, родная, обратно, рано тебе еще сюда. И матери привет передавай”. Раньше послушание было на высоте, и раз старший сказал «иди обратно», ослушаться было нельзя. Вернулась домой. Мать встречает в недоумении: “Ты куда была отправлена?” Ну, я ей все и рассказала и привет передала, описала подробно женщину. Мать креститься начала и сказала, что это моя прабабушка, которая умерла в начале века. С тех пор, не посмотрев на часы, раньше, чем петухи прокричат, из дома никто не выходил”. А часы с гирями и кукушкой и сейчас висят в доме моей ныне покойной бабушки.
3 530
