Син – тот еще прохвост.
Я познакомился с ним, когда купил дом. Обычный, ничем непримечательный особняк, на две спальни, с видом на нечто, отдаленно напоминающее лес. Кустарниковая роща, так точнее. Крыльцо просело под тяжестью времени, двери рассохлись, что уж говорить о сантехнике и состоянии полов. Скрипучие доски, выстилающие их, жалобно взвизгивают каждый раз, когда ступаешь по ним.
Дом продала пожилая супружеская пара, дети которой уговорили престарелых родителей избавиться от лачуги и перебраться в комфортные комнаты городских апартаментов.
А я что? Мне бы наоборот скрыться в глуши. В моем воображении, конечно же, новый уклад жизни выглядел немного иначе, но это лучше, чем ничего.
Первые дни пребывания в новом жилище показались мне настоящим адом. Складывалось впечатление, что бывшие жильцы нисколько не заботились о своем окружении и съехали, оставив весь хлам и грязь в подарок новому владельцу. Сначала я вычищал кухню, управился за два дня. Потом пришел черед гостиной, следом занялся ванной комнатой, прихожей и винтовой лестницей. На спальни мужества не хватило и я пока обосновался внизу, благо до холодильника ходить недалеко, если вдруг проголодаюсь среди ночи, да и шанс навернуться с шаткой лестницы сводился к нулю.
К слову, о лестнице. Крайне занятный предмет интерьера, помимо своих основных функций, владел еще и функцией «удиви-друзей-которые-поголовно-живут-в-студиях». И о да, они были удивлены. Одна из приятельниц, Анна, неспешно потягивая ледяную «маргариту» в вечер празднования новоселья, задумчиво разглядывала перила и ступени, а потом выдала:
— Ну и хрень. Красиво, конечно, но как ты шею еще не свернул?
Я пожал плечами:
— Все просто. Я наверх еще не перебрался и там только коробки с мои хламом, вперемешку со старохозяйским.
Анна хихикнула, подняла бокал и понимающе кивнула. Друзьям мужского пола мое новое жилище понравилось, нашли они нечто эдакое в полуотшельническом существовании в крохотном домике, стоящем на самом отшибе, близ океана и вдали от суеты портового городка. Они даже с восторгом ринулись исследовать лесок возле моей обители, правда, вернулись быстро, потому что темно и холодно, а ветер ну никак нельзя назвать теплым, особенно в середине октября. Дамы же недовольно морщили носы, разглядывая старые, потертые ящики для посуды на кухне, обшарпанный, хоть и по-прежнему добротный массивный стол, а еще кудахтали про то, что ездить ко мне далеко, зато ехидно добавили, что для Хэллоуина атмосфера замечательная и украшать ничего не нужно.
Каково же было мое удивление в тот момент, когда я добрался до спален. Поначалу я совершенно не обратил внимание на потайную лестницу, спрятанную в потолке одной из комнат, ведущую на чердак, который оказался достаточно маленьким под проведение задушевных вечерних встреч, но вполне вместительным для небольшой кровати – дополнительного места для припозднившихся и/или перебравших с алкоголем. Даже показалось, что на этом чердаке крайне уютно, поэтому первым делом я начал уборку там. И нашел немало занятных вещей, таких как:
1) Кости мелких животных и останки птиц;
2) Стеклянные шары (по размеру не больше шариков для пинг-понга, они еще издавали странный гул и немного мерцали в темноте);
3) Целую стопку ежедневников, как современных, так и вполне старинных, исписанных пусть и ровным, аккуратным, но абсолютно непонятным почерком (что почему-то напомнило мне о фильме «Семь» и тетрадках Джона Доу);
4) Достаточно много пар стоптанных ботинок, по которым можно отследить эволюцию моды мужской обуви от начала восемнадцатого века до наших дней;
5) Несколько коробок с засушенными цветами, выцветшими фотографиями, пожелтевшими письмами, марками и открытками;
6) Жестяные банки со старинными монетами, задорно громыхающими, когда эти самые банки передвигаешь.
Впрочем, это лишь малый перечень найденного. Получается, что с прежними хозяевами проживал еще кто-то.
Мне показалось, что здесь обитала крайне сентиментальная особа, которая тщательно документировала все интересные события, увлекалась фотографией, литературой (книг тоже нашлось предостаточно для внушительной домашней библиотеки), являлась нумизматом и в свободное от своих занятий время подстреливала птиц, расставляла силки на мелкую живность и поедала ее. Наверняка, с таким человеком есть о чем поболтать за чашкой чая.
От косточек я, понятное дело, избавился. А вот выбросить остальное рука не поднялась. Прикрутил полки, которые приобрел по бросовой цене в лавке столяра в городке, протер каждую коробку и банку, убрал пыль с книг и ежедневников, расставил все это по местам. Что делать с обувью не придумал, поэтому просто все свалил в один мешок и оставил в углу до лучших времен. Подмел пол, начистил до блеска скрипучие доски. Чердак нравился мне все больше и больше. Было что-то в нем такое, успокаивающее. Осталось соорудить здесь спальное место.
Когда я протирал круглое пыльное окошко – единственный источник света на чердаке, помимо принесенных мною двух настольных ламп – я увидел, что на заднем дворе, куда выходило окно, кто-то стоит. Но из-за разводов на стекле у меня не было возможности разглядеть пришедшего как следует. А когда с окном было покончено, след неизвестного гостя уже и простыл. Закрываю чердак, оставив лампы. Нужно еще раз протереть пол.
Пока я спускался вниз с ведрами, полными мутной воды, мешком с косточками и паутиной, услышал, как в гостиной зазвонил мобильный телефон.
— Привет, ма, — отвечаю на звонок, параллельно стряхивая со штанов комки пыли.
— Ну, — грозно донеслось из динамика, — и как тебе живется, совесть не проснулась? Мозги на место не встали?
Я стиснул зубы, пока матушка кляла меня на чем свет стоит. Нельзя было давать ей лишнего повода поорать подольше.
— Ну хватит уже, — бормочу в ответ и трубка буквально раскаляется от маменькиных криков.
— Ты подумал о том, что у отца больное сердце?! А я? А как же Стефани? Бедная девочка, места себе не находит, а тебе хоть бы что, тебе плевать на всех нас…
— Ма, прекрати, пожалуйста,- я прислонился лбом к дверному косяку.
— Как ты разговариваешь с матерью? Так нельзя! Что ты натворил, опозорил нас, теперь все шепчутся за нашими спинами, дня не проходит, чтобы тетушка Элоиза не позвонила…
Краем глаза, я увидел, что от прихожей к лестнице метнулась тень, будто кто-то быстро и бесшумно пробежал, лишь бы я не заметил. Мне стало не по себе. А в следующую секунду где-то наверху раздался страшный грохот. Я закусил нижнюю губу и осел на пол. Мама верещала, но ее возмущенные возгласы казались теперь комариным писком. Медленно встаю с пола, включаю свет в гостиной, коротко говорю маме, что перезвоню, бросаю трубку, осторожно выхожу в коридор, включаю свет там, добираюсь до кухни и после легкого щелчка выключателя свет озаряет старенькие шкафчики. Да, мама совсем не тот человек, разговор с которым мог бы меня спасти, если бы в дом кто-то пробрался.
Прислушался. Вроде тихо. Задумчиво потер подбородок, достаю из ящика с инструментами молоток и, собравшись с духом, подхожу к лестнице. Опасливо задираю голову и вижу потолок второго этажа в обрамлении перил.
На втором этаже никого. Заглядываю в одну из спален – никого. Теперь на очереди вторая. Захожу в нее и становится уже совсем неуютно. Потайная лестница спущена и наверху нет света. Что ж, особым умом я никогда не отличался, поэтому просто поднимаюсь по лестнице на чердак. Ну а какой смысл бояться и прятаться? Если в доме кто-то есть и с недобрым намерениями, то до меня доберутся.
Однако, я обнаружил лишь чудовищный бардак: крепления не выдержали и полки рухнули вниз, вместе со всем тем, что я на них расставил. Ничего необычного.
Правда, кое-что заставило меня замереть на месте от страха – из светильников были выкручены лампочки и аккуратно сложены рядом. У меня внутренности буквально сковало от ужаса. Вкручиваю лампочки обратно и на чердаке становится светло. Заниматься полками не было никакого желания, поэтому я просто аккуратно расставил коробки. Когда дело дошло до книг, на обложке одной из них любопытную картинку – лис с ветвистыми рогами, как у оленя, восседал на горе человеческих черепов. Нахмурившись, поднимаю книгу, читаю название. «Диковинные звери». Книжка старая, потрепанная, и иллюстрация на обложке пусть и занятная, но выцветшая. Книгу беру с собой, выключаю лампы, спускаюсь с чердака, закрываю его, иду в гостиную.
Там, с минуту поразмыслив, переодеваюсь, беру ключи от машины, еду в городок. Книжка по-прежнему со мной, лежит на пассажирском сиденье. Лис на обложке буквально гипнотизирует меня, мне хочется неотрывно разглядывать каждый элемент иллюстрации. Хвост у лиса тонкий и длинный, не как у лисиц, которых я видел на картинках в интернете и на прогулках в лесах. А на черепах я позже разглядел заостренные зубы. Под обложкой же таились пожелтевшие страницы, от которых неприятно пахло сыростью и плесенью, а где-то ближе к заднему форзацу я даже обнаружил кусок мохнатой зелени, облюбовавшей бумагу.
Паркуюсь у маленького кафе, где подают стейки, рыбу на гриле и – моя слабость – пропитанные вкусным соусом бургеры. Парочку таких я и заказываю, вдогонку беру большой капучино. Сажусь в уголке, пока жду заказ, рассматриваю книгу уже при лучшем освещении, чем в машине. Скажем так, картинка на обложке не самое странное, что довелось мне увидеть в тот вечер, иллюстрации к историям, записанным в книге, оказались куда неприятнее. Мрачные, жестокие, на каждой из них было изображено какое-то животное и оно обязательного поедало человекоподобных созданий. Людьми жертв я бы не назвал, некоторые характеристики, изображенные на картинках, людям несвойственны, вроде заостренных зубов, ног с выгнутыми назад коленями. Пролистал рассказы – ничего непонятно, как будто набор слов, записанных за плохо говорящим ребенком, выдумывающим всякие небылицы. Автор не указан, год издания, тираж – вообще пусто.
Телефон пополз по столу от вибрации. Смотрю на дисплей. Шартрез. Давно мы с ней не пересекались.
— Алло?- беру трубку, пододвигаю к себе бургеры, закрываю книжку.
— Привет, милый,- мурчащий голос Шартрез с французским акцентом,- как твои дела? Как поживаешь?
Не успеваю ответить, как мягкий голос меня опережает:
— Слышала, что вы расстались со Стефанией и не самым лучшим образом. Не хочешь увидеться, чего-нибудь выпить?
Мне неловко. Не потому, что про расставание с невестой знает уже даже бывшая коллега, с которой переспала половина офиса, я в том числе. А в том, как она ворковала со мной, уговаривая встретиться, утопить печаль в бутылке вина или чего покрепче. Голос все щебетал, обещая приятный вечер, бурную ночь и легкое утро – Шартрез пообещала даже не остаться на завтрак, быстро одеться и уехать на такси, ей ведь самой очень одиноко и грустно, особенно после расставания с очередным кавалером. Мы в офисе ласково называли ее Круассан. Не потому, что она была нежная, сладкая и оставляла приятное послевкусие, а потому что в ее рот это французское лакомство могло поместиться целиком.
— Я так по тебе соскучилась,- с придыханием произносит девушка и у меня мурашки. Я вспоминаю, как ее маленькие пальчики игриво пробегались по моей обнаженной спине, на секунду задерживаясь у основания позвоночника и как длинные ногти впивались в шею при поцелуе. Француженки странные.
Проснулся я среди ночи от того, что мне захотелось пить и в туалет. Шартрез рядом не было. Подумал, что она в ванной, нашарил трусы под подушкой, лениво натянул их, встал с дивана. Пол был очень холодным. Где-то еще были носки. Голова немного гудела от количества выпитого алкоголя.
Добрался до кухни в темноте, а там уже включил свет. Выпил стакан воды залпом. Теперь захотелось еще и перекусить. Я нечасто ем ночью, но в тот раз рука сама непроизвольно потянулась к дверце холодильника. Почему-то было неуютно. Гнетущая тишина, прерываемая только тихим гулом старого холодильника. Словно я разговаривал с кем-то, а потом беседа застопорилась, повисла неловкая пауза, когда оба собеседника не знают о чем говорить дальше, и собеседник был неприятен.
Поставил на плиту чайник, зажег под ним огонь, достал коробку с чайными пакетиками. Достал хлеб, упаковку нарезанного сыра для сэндвичей, ветчину, чесночный соус. Усмехнулся про себя. Шартрез будет неприятно просыпаться со мной утром, она не переносила запаха чеснока, морщила свой хорошенький носик и брезгливо ругалась на французском. Из всех ее ругательств я выучил только «merde», и когда слышал его, меня почему-то это забавляло.
Ночной перекус уже был готов, над чашкой завивался пар. Если Шартрез в ванной, то сколько можно там торчать? Я бы заметил из кухни, как она бредет в гостиную, даже если она зачем-то потащилась на второй этаж. Решил постучаться в ванную, слегка поторопить, заодно пригласить присоединиться к трапезе.
За дверью ванной я отчетливо услышал какую-то возню. Между дверью и полом виднелась тусклая полоска света. Она точно там.
— Шартрез? — тихо позвал я, ухватившись за дверную ручку. И дверь открылась.
Я отшатнулся, вжался в стену. Сердце стучало так, будто готово было проломить ребра и выскочить наружу. Содержимое желудка немедленно подкатило к горлу и спустя секунду, я выплеснул все то, что ел и пил за ужином на пол.
Она лежала абсолютно голая, раскинув руки в стороны. У нее была разверзнута грудная клетка, обломки ребер торчали вверх. Почему-то ноги казались неестественно длинными, выгнутыми под странным углом. Руки Шартрез были как будто выкрашены по локоть черной краской. Пока я всматривался в кровавую кашу там, где были прекрасные упругие груди, совершенно не обратил внимания, что головы-то не вижу. Возле нее кто-то сидел и медленно, спокойно выедал Шартрез лицо. Изо всех сил прижал руки ко рту, чтобы меня еще раз не стошнило и чтобы не закричать.
Кафель весь в черно-красной крови. Разбита раковина, все мои гигиенические принадлежности валяются на полу в этой жиже. Меня как ледяной водой окатило – она же наверняка кричала, даже орала, надсаживая глотку, как я мог так крепко спать, чтобы не услышать мольбы о помощи?
Сидевший у головы девушки вдруг понял, что за ним наблюдают. Клянусь, я смотрел на происходящее не более нескольких секунд, но они тянулись медленно. Я не знаю кто или что это был.
Огромные глаза, как два янтарных огня, полыхающих на страшной, уродливой морде, отдаленно напоминающей лисью. Из приоткрытой пасти капает кровь и длинный, черный язык пытается эти капли подхватить. Заостренные рваные уши как у дворового кота, побывавшего во многих переделках. Тонкие лапы, напоминавшие ветки старого дерева, сбросившего листву перед зимой, впились когтями в то, что осталось от лица Шартрез и, глядя мне в глаза, это создание оторвало кусок плоти и, отправив его в пасть, неспешно начало жевать.
У меня заложило уши. Я не мог и пальцем пошевелить, однако в голове не было ни единой мысли о том, чтобы подорваться и убежать, ватные ноги вряд ли бы послушались. Создание, опираясь лапами на голову Шартрез, встало с пола. Выпрямилось. Издало низкий рык, похожий на раскат грома перед началом грозы.
У существа был хвост. Надо же, вместо того, чтобы просто попробовать спастись, я просто разглядывал как оно выглядит. Короткий буро-рыжий мех. Потемнел он, скорее всего, от крови. Цокая когтями на задних лапах, создание сделало пару шагов в мою сторону. Подняло вверх правую лапу, крючковатым пальцем указало сначала на меня, потом на труп.
— Не бояться, — из пасти вырвался голос Шартрез, затем донесся неприятный хрип. Существо боязливо оглянулось на мертвую девушку, а потом выдавило из себя следующее:
— Не бояться Син.
Создание напряглось, словно говорить ему было очень тяжело, и все тем же голосом произнесло:
— Син жить здесь, Син помогать.
Существо подошло ко мне вплотную и лапой, вымазанной в крови девушки, провело по моему лицу. Мне захотелось расплакаться как маленькому мальчишке. Мерзко и больно – когтем оно задело кожу и я совершенно отчетливо ощутил, как на щеке остались царапины. Оно было выше меня на две головы. Из пасти смердело так, будто я добровольно засунул голову в сточную канаву, чтобы всласть надышаться зловонием. Я заорал. Так громко, что создание тут же убрало прочь свою лапу, шагнуло назад и прижало уши. А потом я просто выбежал из дома, выбил локтем стекло у дверцы водителя в машине, прыгнул на сиденье, разворотил панель, чтобы добраться до замка зажигания, с горем пополам завел машину, вдавил педаль газа в пол и рванул в темноту на бешеной скорости.
Отъехав от дома на приличное расстояние и убедившись, что та тварь не устроила погоню, я истерически расхохотался, потом зарыдал навзрыд от боли, страха. Локоть руки, которым я высадил стекло, был весь в крови, нещадно саднил и под конец своей поездки, которая завершилась под окнами дома моего друга, я просто скулил. От стыда в том числе. Я никогда не относился с уважением к Шартрез, зная какой легкомысленный образ жизни она вела, но такой отвратительной и унизительной смерти она явно не заслуживала.
Подбежал к входной двери и изо всех сил принялся молотить в нее кулаками. До меня только сейчас дошло, что я посреди ночи стою в одних трусах, перепачканный кровью, издаю непонятные звуки, перед домом друга. Непонятно вообще как буду объяснять свой внешний вид, да смогу ли я вообще внятно разговаривать.
Спустя какое-то время дверь распахнулась. Томас, сонно щурясь, смотрел на меня из-за полуприоткрытой двери.
— Ты сдурел? Вообще в курсе который сейчас час?
Тут он изменился в лице. Хотел бы я увидеть со стороны свое лицо. Хотя нет, не хотел бы.
— Не в курсе, — мой язык еле ворочался, — зайду, да?
Томас молча посторонился, распахнув дверь пошире. Потом, задумчиво почесав затылок, он вынес мне теплый банный халат, и запер дверь на все замки.
— Пошли.
Провел меня в гостиную, усадил на диван, достал из мини-бара бутылку виски, молча протянул ее и извлек стакан. Затем, снова почесав затылок, забрал стакан, откупорил бутылку – мои руки тряслись так, будто я страдал болезнью Паркинсона в последней стадии – и махнув, разрешил пить прямо из горлышка. Я сделал пару глотков. Виски обжег желудок, я немного пришел в себя.
— Я не знаю, стоит ли вообще спрашивать что произошло.
Он смотрел как одолженный халат пропитывается кровью на локте.
— Пожалуй, просто принесу аптечку.
Я отпил еще немного.
— К черту все, Том.
— Ты в одних трусах. Подозревал я, конечно, что ты больной, когда бросил невесту. Но чтоб устроить мне сеанс эксгибиционизма, — друг невесело улыбнулся, устроившись в кресле напротив меня.
— Она переспала с другим мужиком и, надравшись на девичнике, решила, что очень правильно позвонить, рассказать мне все и уповать на понимание. Я ее послал, отменил церемонию, а она позвонила моей маменьке и сообщила, что якобы беременна от меня, — после очередного глотка, сказал я. Томас присвистнул.
— А чего ж ты не рассказал никому? Твоя маман-то всем вещает о том, что ты обрюхатил бедную и слинял, как последняя гадина.
— Стеф для нее дочь, которой никогда у нее не было, а я идиот, на которого она потратила лучшие годы своей жизни. Ну отец тоже потратил. Стеф, правда, тоже идиотка. Не везет матушке на детей.
Мы посмеялись.
— Что случилось?
Я замялся. Вот как объяснить то, что я видел? Начал издалека. Ну как издалека. Рассказал сначала про выкрученные лампочки и книгу. Потом про звонок Шартрез. Томас явно повеселел, когда дело дошло до поездки на такси до моего дома из ресторана, где мы встретились с Шартрез после ее звонка. Потом я просто выпалил про увиденное на одном дыхании. На резко побледневшем лице друга ясно читалось отвращение и ужас. О да, наверняка последуют советы провериться у врача, боязливое отползание от меня в другую комнату, пока у меня не начался следующий приступ или он просто схватит телефон и позвонит в 911.
— Поговори с теми, кто продал тебе дом,- мрачно произнес Том, протягивая руку к бутылке, которую я держал.
— Чего? Ты не читаешь меня психом? — изумленно сказал я, обомлев глядя на друга. Томас поцокал языком, не стал пить.
— Ну, знаешь ли.
Он встал с кресла, нервно теребя край пижамы. Взъерошил и без того лохматые русые волосы.
— Был один мерзкий случай в работе. Помнишь Сэма? Он когда-то давно работал в полиции.
Я кивнул. Сэм Седая Башка. Как забудешь этого жуткого типа. Раньше был нормальным парнем, как мне говорили, ну а потом что-то случилось, когда он выезжал с напарником на анонимный вызов. С Сэмом мне довелось познакомиться на одной из ежегодных вечеринок, которые устраивает Анна. Нервный, постоянно озирающийся человек с копной абсолютно седых волос.
— До того, как слегка поехала крыша у него, он рассказывал про один случай на работе. Жесть, конечно. Двух девок так же вскрыли. Развороченные грудины, лица обглоданы. Руки в дряни какой-то черной перемазаны, ноги вообще мрак – такое ощущение, что длиннее стали раза в два, сломаны-переломаны под каким только можно углами.
У меня невольно приоткрылся рот.
— Потом следствие. Что-то он там разузнал и в следующий раз я уже увидел его полностью седым, с безумными, вытаращенными глазами, рассказать-то не рассказал в чем дело, но уволился и запил. До сих пор вроде в запое страшном.
— Отследили звонок?
— Запись даже есть, там бред вообще, странный голос такой и надиктовывает адрес места преступления, слова коверкает, как будто включили аудиозапись с множеством огрехов, раз через раз белый шум. То ли женщина звонила, то ли ребенок.
Ребенок. Меня бросило в жар.
— Прокатишься со мной утром до старичков, продавших мне дом?
Адрес достать было несложно, номер телефона риэлтора у меня сохранился, а он не стал скрывать местоположение бывших владельцев особняка. Бабуля явно была недовольна визитом непрошенных гостей, а вот дед даже очень обрадовался, особенно мне, все спрашивал нравится ли мне мое новое жилище. Они были дома одни, дочь, к которой они переехали, и ее муж были на работе. Нас с Томасом пригласили войти.
— Пара вопросов есть как раз-таки по поводу дома, — сказал я, когда старик спросил зачем мы приехали. Ночевал я у Томаса, кишка тонка оказалась вернуться и дать отпор кровожадной твари. Бабуля тут же скрылась в одной из спален на первом этаже, дед же охотно закивал и проводил нас на кухню, где нагрел воду для чая, достал из кухонного шкафа печенье и усадил нас за стол. Я не стал ходить вокруг да около.
— Вы мне продали дом с живностью. Я не рассчитывал на домашнего питомца, который, кстати, очень прожорливый. Он сожрал девушку, которая у меня ночевала, — хмуро разглядывая чашки, произнес я. Старик обрадовано всплеснул руками.
— Ну наконец-то он вернулся!
Томас присвистнул и, как мне показалось, даже усмехнулся. Я сердито цыкнул на него.
— Что значит «наконец-то вернулся»? Чего ж вы меня не предупредили о том, что эта образина может возникнуть в любой момент?!
Старик снял с плиты свистевший чайник, разлил кипяток по чашкам, потом пододвинул к нам коробку с чайными пакетиками разных вкусов. Пока Томас деловито выбирал не отведать ли ему жасминового зеленого или черного с бергамотом, я и думать не мог про угощение. Старик сел напротив меня, мягким движением поправив очки, пальцами взбил белую бороду.
— Вас же он не тронул, наоборот, сказал, что будет помогать и вы можете его не бояться.
— Видели его рожу? — я злился,- как его можно не бояться?
Старик недовольно поджал губы, словно имел дело с капризным ребенком, которого забыли обучить манерам. Хорошо, каюсь, я недалеко ушел от подростка в своем развитии. Но черт возьми, эта гадина устроила настоящий фарш в моей ванной!
— Молодой человек, я посвятил больше половины своей жизни изучению, таких как он. Син выглядит достаточно устрашающе, но прожив бок о бок с этим удивительным созданием больше двадцати лет, могу вам со всей ответственностью заявить: вы просто завели себе большую, добрую собаку. Крайне неприятную внешне, в этом я с вами согласен. Вас Син никогда не тронет.
— Почему тогда он тронул мою знакомую? — я с раздражением наблюдал как Томас кладет уже пятую ложку сахара в свою чашку.
— Случайно, не исследовали чердак? Я оставил там все так, как привык Син.
— Вы про книгу?
— Про нее, да, — старик снова поправил очки, откинулся на спинку стула, — иллюстрации сделаны мной. А текст Син сам набирал на печатной машинке. Он обучаем, правда, память у него коротковата и некоторые слова он забывает, особенно если не с кем поддерживать беседу.
Вот почему написанное там я счел чушью, записанную со слов ребенка с плохой артикуляцией.
— Давайте-ка с самого начала. Где вы вообще нашли Сина?
Пока мы слушали старика, у меня создавалось впечатление, что именно так ощущал себя Сэм, расследуя дело о тех убитых девушках. Казалось, что седым выйду из этого дома. В голове не укладывалось – как такое вообще возможно? Однако. Старика абсолютно ничего не смущало и он вел свое повествование с таким видом, будто Син – совершенно нормальное явление для нашей реальности и нет ничего более обыденного, чем его существование бок о бок с людьми.
Будучи более молодым, мистер Фугул любил проводить выходные в лесу, семья это увлечение не разделяла. Приехать, облюбовать живописную поляну, устроить пикник, поваляться на траве – если это лето. Если же ехал в лес осенью – собирал грибы, каштаны и листья, зимой ограничивался просто прогулами на свежем воздухе, а когда приобрел хороший фотоаппарат, то стал делать снимки природы и животных, если удавалось кого-нибудь из них поймать в объектив камеры. Собственно, в один из прекрасных морозных дней, когда светило солнце и было на удивление ясное небо. Мистер Фугул бродил по лесу и сделал уже довольно-таки много кадров, и его внимание привлек тихий, жалобный писк. Он огляделся по сторонам и увидел, что какой-то зверек попался в охотничий капкан. Издалека ему показалось, что это был крохотный лис. Но подойдя поближе, мистер Фугул невольно вскрикнул. Маленькое страшное нечто, с пугающими светящимися глазами, неестественно вытянутыми конечностями, с длинным хвостом, угодившим в капкан. Оно дрожало от холода, пищало и тщетно пыталось освободить кровоточащий хвост. Увидев мистера Фугула, существо неистово заверещало от испуга и, продолжая предпринимать попытки освободиться, совсем уж грустно заскулило. Возможно, созданию подумалось о том, что ему настал конец и человек сейчас убьет его. Но не обращая внимания на довольно-таки жутковатый вид существа, мистер Фугул не без труда освободил несчастного и взял его на руки. Он весил как домашний кот, дрожал от холода и, испуганно выпучив глаза, таращился на своего спасителя. Потом юркнул под куртку и через какое-то время заснул, согревшись.
Мистер Фугул привез найденыша домой и втайне от супруги и детей, спрятал существо на чердаке. Начал подкармливать, и через какое-то время понял, что создание любит свежее сырое мясо, но и отказывалось от фруктов, вроде яблок или груш. Найденыш окреп и через окошко на чердаке отправлялся на охоту. Таскал мышей, голубей в основном. Иногда его обедом становилась белка. Позже мистер Фугул выяснил, что создание способно запоминать слова и воспроизводить их, правда, слушать свой же голос, которым говорило существо как бы заимствуя эту способность, было не по себе. Старик научил существо необходимым фразам, вроде «Хочу есть» или «Мне холодно», чтобы без труда угадывать нужды подопечного. Однажды найденыш увидел, что мистер Фугул что-то пишет с помощью своей красивой перьевой ручки и сказал «Научить». А потом в ход пошла и печатная машинка. Найденыш был в восторге от того, что клацаешь по клавише – на бумаге проявляется буква и даже ручку не нужно использовать. Следующим шагом стало имя. Найденыш просто сказал Фугулу:
— Я Син. Запомнить, хорошо?
Фугул спросил почему именно Син, найденыш лишь повторил сказанное и старик согласился. Определить возраст Сина было сложно, старик полагал, что на тот момент, он был ребенком, потому что очень любил, когда ему читали вслух. Носить одежду ему не очень нравилось и единственный предмет гардероба за все время, который ему приглянулся, были ботинки. Очень нравилось завязывать шнурки и начищать обувь до блеска.
А потом началось интересное. Как-то летом к жене мистера Фугула приходила подруга о своим мужем, Син увидел их из окошка на чердаке и начал верещать. Он уже подрос и спокойно доставал до окна и ему было хорошо видно, что происходило на заднем дворе, как раз тогда жена и ее гости неспешно попивали чай за раскладным столиком. Фугул же не стал присоединяться, сослался на занятость. Да и вправду, нужно было разобрать кое-какие документы по работе. Услышав, как визжит Син, он забрался на чердак. Найденыш никогда не позволял себя так кричать, мистер Фугул учил его соблюдать тишину, чтобы создание ненароком не было обнаружено остальными домашними. Едва успокоив Сина, мистер Фугул спросил:
— Почему Син кричит?
Найденыш испуганно таращил глаза, как тогда в лесу, и лапами махал в сторону окна.
— Женщина! Плохая!
— Что это значит, Син?
— Очень плохая! Делать больно, кушать маленьких людей! Пить кровь и есть кишки!
Мистеру Фугулу стало неловко. «Маленькие люди» — это дети для Сина.
— Не понимаю все равно, Син.
Найденыш буквально захныкал от беспомощности.
— Есть плохие. Они приходить в дома к людям как друзья, а потом есть их. Они мочь ловить маленьких людей и кушать их, пить кровь, они так жить, их жизнь – кровь, — с трудом ворочая языком и постоянно делая паузы, сказал Син,- плохие люди, демоны.
Мистер Фугул напрягся, потом спустился к супруге, принес глубочайшие извинения гостям и выпроводил их, под предлогом того, что срочно нужно ехать к его сестре, которая только что звонила и просила привезти лекарства для престарелой матери Фугула. Подруга жены сердито фыркнула, что, мол, вот оно какое, гостеприимство. Тем не менее, делать ей ничего не оставалось, как покинуть дом вместе с супругом. Через неделю она зарезала соседского ребенка и ее нашли, когда она вытаскивала маленькое сердце из грудной клетки. Затем, пока женщина находилась в одиночной камере во время следствия, ей перегрыз горло какой-то зверь, вытащил сердце и выел лицо. Никто не видел убийцу.
Старик расспросил Сина в чем дело. Ведь эта подруга была нормальной, раньше никаких странностей за ней не замечали.
— Незаметно заменять людей,- кряхтел Син, с трудом выговаривая слова,- ночью, пока люди спать. Приходить из далеких миров, голодные и злые. Приходить из зеркал. Не любить зеркала потом. В зеркалах видеть какие они страшные. Видеть их клыки и ноги.
— Син, а кто же ты? — спросил мистер Фугул, рассматривая уродливую морду найденыша.
— Син есть зверь. Син помогать. Син просто заблудиться. Много таких как Син. Выглядеть по-разному, суть одна и та же. Мы прятаться в полусвете и есть демонов, чтобы люди жить хорошо.
— Откуда ты? — Фугул даже загрустил, когда услышал про то, что Син заблудился.
— Давно прийти, кто быть передо мной. Нам сказать, что помогать. Син заблудиться, не найти таких как Син. Теперь жить здесь. Фугул добрый, — найденыш вздохнул.
Когда Син стал совсем большим (Фугул судил по размерам, которых он достиг – довольно-таки высокое и крупное подобие лиса), он стал отлучаться на несколько дней. В новостях то и дело сообщали о найденных телах, похожих на труп Шартрез. Син как мог рассказал, что перед тем как умереть, демон показывает истинную внешность, поэтому у найденных тел были всегда удлиненны ноги и руки окрашивались в черных цвет. Непременно нужно достать сердце и съесть его, потом съесть лицо, чтобы если тело случайно отразится в зеркале, сородичи демона не узнали его и не послали бы полчища себе подобных на месть. Фугул решил создать книгу с красивыми иллюстрациями, а текст доверил писать Сину. Так и появились «Диковинные звери».
— Син потом пропал года на два, сказал, что хочет найти своих собратьев и вот вернулся,- мистер Фугул смотрел на меня поверх очков. А я что? Я сидел с открытым ртом. Томас, казалось, вообще потерял дар речи.
— Девушка, с которой ты ночевал, очевидно, была не той, которую ты знал раньше,- мистер Фугул допил чай и снова зажег огонь под чайником, чтобы вскипятить воду еще раз, — вопросы?
— Да, почему такой срач был на чердаке и откуда там столько барахла?
Мистер Фугул довольно крякнул:
— Так он клептоман со стажем,- на лице старика сияла улыбка.
— Это все проясняет, — протянул я, — он не очень любит яркий свет, да? Выкручивал мне лампочки.
— Он плут и прохвост, иногда ему просто хочется поиграть, — старик улыбался, будто припоминая приятные моменты из прошедших лет, — Син, бывало, выкручивал лампочки в детской, зато дочь из-за этого быстрее поборола страх темноты.
Воцарилось молчание, прерываемое лишь свистом чайника.
— Что мне делать-то? — спросил я. Мистер Фугул расплылся в улыбке.
— Ну, если сможете смириться с таким соседством, то просто живите как раньше. Син не сможет уйти, ему некуда. Раз он вернулся, значит, никого из своих не нашел.
И тут мне почему-то стало страшно. Если больше нет таких диковинных зверей, как Син, значит ли это, что защищаться придется самим и как попало?
Мистер Фугул спросил разрешения как-нибудь заехать и повидаться со своим бывшим подопечным. Все еще пребывая в прострации, я автоматически кивнул и мы с Томасом засобирались восвояси. Я с ужасом и содроганием представлял как приеду домой. Ведь помимо Сина, там еще оставался труп, от которого следовало как-то избавляться. Совершенно не хотелось иметь проблемы с полицией. Кто поверит, что это не я шизофреник, а она демон?
Томас, однако, после рассказа старика, возвращаться к себе домой даже и не планировал. Он, с алчной улыбкой, уговаривал меня показать ему этого зверя. Томаса можно понять, всю жизнь занимался фотографией и живописью, наверняка, такая диковинка вызвала столь неуемный интерес. Может быть, ему хотелось вдохновиться. Ведь не всегда вдохновение приходит к нам после созерцания прекрасного, мы можем разглядеть притягательное и во мраке.
Пока мы усаживались в машину, я думал о том, насколько человек хрупок и беззащитен. Мы можем исследовать глубины космоса, где небесные тела купаются в черном бархате. И нас может сгубить какая-то малюсенькая бактерия, не оставляя ни единого шанса взрослому, а ребенку уж и подавно. Как мы величественны и слабы одновременно.
Я ощутил огромную жалость к тому заблудившемуся существу с моего чердака. Его привели в наш мир, попросили помочь защищать людей. Он рискует собой. И кроме одиночества ему ничего не остается – нет никого, подобного ему и навряд ли уже будет. Он как брошенный ребенок, снующий в толпе, пытается разглядеть родные черты в проходящих мимо незнакомцах, а все, что он видит — это страх и демоны.
Томас сосредоточенно смотрел на дорогу, предложил заехать за кофе. Я согласился. Мы заехали в уютную кофейню. Друг предложил взять кофе с собой, я приземлился за столик, сказав, что хочу собраться с духом, прежде чем войти в дом. Том пожал плечами, но недовольно поджал губы. Я знал, что он изнывает от любопытства и нетерпения, однако тоже уселся за стол и принялся перелистывать меню.
— Руки помою,- пробормотал я и направился к туалетам. И замер как вкопанный, когда подошел к зеркальной двери, которая служила хорошей находкой для расширения пространства небольшого зала кофейни. Мой взгляд упал на Томаса, вернее, на то, что сидело там, где должен был быть мой друг. Мельком взглянув на нечто, я юркнул в туалет и заперся изнутри. Ноги у Томаса в отражении были раза в два длиннее, чем у нормального человека, кисти рук, виднеющиеся из-под рукавов пальто, были будто вымазаны в густой смоле. Пальцы оканчивались длинными, черными когтями. Морды я не рассмотрел, увиденного хватило с лихвой. И как давно я общаюсь не с Томасом? Почему он не сожрал меня ночью?
Я лихорадочно соображал что делать, опираясь руками на раковину. Не сожрал, значит, нужен ему живым. Но зачем я ему живым?
Добраться до Сина. Если у Сина нет собратьев и он последний, то устранив зверя, наш мир просто заполнится гостями из зазеркалья. Меня затошнило. Ну а если мы приедем ко мне домой, можно позвать Сина, он же сразу увидит, что со мной «плохой», верно? Наверняка, зверь сразу кинется на Томаса, останется лишь запрятаться куда-то, пережить бойню, потом выползти из укрытия и разобраться с трупом. Или проще простого – сказать Томасу, что звонила матушка. Просит срочно приехать, якобы отцу стало плохо, он сердечник, так что прокатит. А Томаса отправить восвояси, самому поехать домой, наладить общение с Сином, потом ориентироваться по ситуации, но по крайней мере я буду морально готов. Меня захлестнула паника. Как вот теперь себя не выдать?
— Том, мне срочно надо ехать, — встревоженным голосом начал я, как только вернулся к приятелю, — позвонила маменька, отцу плохо, его увезли в больницу.
— Давай отвезу? — Томас подскочил со стула. Я помотал головой.
— Возьму такси, не хочу тебя напрягать. Езжай домой, вечером созвонимся и решим насчет твоего визита, хорошо?
Том кивнул.
— Конечно, конечно! Поторопись. А я еще посижу, уже заказал кофе, неудобно будет отказываться. Тем более официантка такая аппетитная.
Меня передернуло. Вроде бы это Томас. Может быть я свихнулся и в зеркале увидел то, о чем думал, не переставая? Мы пожали руки и я выбежал из кофейни, в спешке поймал такси, назвал адрес, но черт подери, мы попали в пробку.
— Серьезно? Пробка?! — я со всей дури пнул переднее сиденье, сам находясь на заднем.
— Эй, охренел?! — возмущенно заорал таксист, — высажу сейчас, думаешь, мне нравятся пробки? Это вообще в голове не укладывается, чтоб в таком мелком городишке и пробка…
Я отвернулся от брюзжащего водителя, уставился в окно. Чего я нервничаю, Томас вроде ничего не заподозрил. Времени полно.
Когда я приехал, Томас ждал меня, сидя на крыльце. Внутри меня все сжалось. Он помахал мне рукой и жестом подозвал к себе.
— Знаю, что ты видел,- усмехнулся он, — давай, веди к своему питомцу.
— Зачем? — чувствуя, как сердце обрывается и падает куда-то вниз, спросил я. Томас буквально зарычал.
— Веди давай, спрашивает он еще.
Мы вошли в дом. У меня подкашивались ноги от страха, Томас же был абсолютно спокоен.
— Зови.
Я замешкался и получил подзатыльник.
— Сказал зови, значит, зови.
— Давно ты подменил Томаса? — тихо спрашиваю я, озираясь по сторонам.
— Тебе какая разница? Чего вытаращился, зови зверя.
Я сжал кулаки.
— Син, выйди, пожалуйста.
— Громче! – последовал приказ. Я выкрикнул имя зверя. Мне было так стыдно и жутко, но я и вправду надеялся, что Син сразу разглядит угрозу. Ступени лестницы заскрипели и мы увидели его. Все еще с бурой шерстью от крови Шартрез, огромный, немного нескладный. Его глаза светились в полумраке прихожей как две свечи. Едва завидев Сина, Томас зарычал и бросился к нему, сбив меня с ног. Я упал лицом прямо на острый угол тумбочки и ощутил солоноватый привкус крови. Выбил зуб. Выплюнув его на пол, я обернулся на Томаса и Сина. Они катались по полу. Томас больше не скрывал того, кем он стал. В его страшной гримасе осталось мало от лица, которое я хорошо знал с окончания университета. Син рычал и все норовил подобраться к горлу демона, но тот ловко уворачивался, полосуя морду зверя когтями. Наконец, зверь смог отбросить Томаса и тот отлетел к стене, впечатавшись в нее и издав хрип.
Я не знал, что делать. Спрятаться и выжидать или попробовать как-то помочь Сину. Хотя, помощь, наверное, и не требовалась. Зверь обвил хвостом шею Томаса и приподнял его над полом, длинные ноги барахтались в воздухе. Демон поднял руку и когтем ткнул Сину в левый глаз. Зверь взревел от боли, хвост разжался и Томас опустился на пол.
Демон ухватил Сина за загривок, оттянув его голову назад, обнажая шею. Глаз Сина кровоточил, он пытался отбиться от Томаса как мог, но тот крепко вцепился в него. Я лихорадочно соображал что делать. Мой взгляд упал на зонт-трость, который пылился в углу прихожей. Схватил его, подбежал к Томасу со спины и острием зонта ударил демона в правое подреберье. Он заорал, на пальто появилось черно-красно пятно. Не отпуская Сина, Томас ударил меня по лицу, отбросив тем самым назад. Боль обожгла щеку. Упав на пол, я испуганно приложил руку к месту удара и задрожал – на месте щеки я нащупал кровоточащий кусок мяса. Палец провалился в рот и у меня в глазах потемнело – он попросту разорвал мне щеку одним взмахом. Син воспользовался ситуацией и с воем вырвался. Я увидел, что на загривке была кровь. В руке у Томаса остался кусок шкуры зверя. Я заплакал.
Син взбесился. С громоподобным рыком он свалил Томаса и раскрыл ему рот руками. Сначала вырвал ему язык, а потом оторвал нижнюю челюсть. Томас дергался, вопил, но не умирал. Окрашенные красным, острые зубы, блестевшие как костяные иглы посыпались один за другим на пол. Син зашипел и пробил Томасу грудную клетку. Вырвал сердце. Вгрызся зубами в него, разорвал в клочья, а потом принялся за лицо. Я отвернулся, подполз к стене, все еще придерживая щеку рукой, прислонился спиной к ажурным обоям.
— Син, прости меня, — произнес я. Зверь поднял на меня морду. Она была перепачкана кровью Томаса.
— Я ничего не знал про тебя.
— Син не уметь обижаться. Син рад, что мочь помогать.
На месте левого глаза зияла страшная рана. Син скалился. Мне подумалось, что так он улыбался. Я зарыдал в голос, соленые слезы щипали щеку. Зверь изумленно смотрел на меня. Стыд раздирал меня изнутри.
Щеку мне зашили в больнице. От раны остался широкий розовый шрам. Друзья увидев меня, покатились со смеху и спросили не навещал ли меня Бэтмен. Пока они шутили, стоя в прихожей, я украдкой разглядывал их в огромном зеркале, которое повесил там после произошедшего. Анна принесла вкусный торт из новой кондитерской, Сэм Седая Башка раздобыл где-то редкий виски. Джозеф принес мятное мороженое и ликер. Лили привезла несколько коробок с пиццей. Остальные возились у машины, вытаскивая коробки с алкоголем. Сэм оказался отличным парнем, странным, конечно, но кто из нас не странный?
Пока они располагались в гостиной, я умыкнул коробку с мороженым, взял большую ложку и направился на чердак.
Син сидел в огромном кресле, которое я привез специально для него из дома родителей, листал альбомы с фотографиями, который занес мистер Фугул. Оно было смешной девчачьей расцветки в цветочек, но Син был в восторге – он помещался в него целиком и оно было мягкое.
— Привет, — я забрался по лестнице и улыбнулся ему. Син оскалился. Да, это все-таки была улыбка.
— Привет, Тьере.
— У меня кое-что есть для тебя,- я протянул ему мороженое и ложку. Глаз Сина вспыхнул радостью и зверь вскочил с кресла.
— Оно все твое, целиком, вся коробка, — с удовольствием наблюдая, как Син распаковывает мороженое, я улыбнулся еще шире и потом ойкнул. Щека все еще побаливала. Осмотрел чердак. Здесь теперь царил порядок. Полки больше не падали, для обуви была куплена старинная тумба. Я нашел ее на блошином рынке и Сину она приглянулась. Помог Сину даже соорудить что-то вроде спального места. Он любил спать на полу, я притащил ему подушки и плотное одеяло, на котором зверь и разместился.
— Мои друзья приехали, хотим немного посидеть, поговорить, — сказал я, глядя, как Син запускает ложку в лакомство, — а завтра можем скачать новую серию «Американской истории ужасов», посмотрим вместе. Син отправил в пасть мороженое и довольно зажмурился.
— Ну, я пойду, — я махнул ему рукой.
— Спасибо, — проговорил Син с набитым ртом. Я спустился вниз к друзьям.
Син больше никуда не пропадал, разве, что уходил иногда на охоту. Син сказал, что его дом здесь.
712
Просто супер !!