Есть у нас близкие знакомые. Квартира у них здесь, в Люблино, недалеко от нас. Родители их купили дом в деревне в Тамбовской области и собирались туда переезжать — жить, в общем, основательно. А двум дочерям квартиру оставляли — одна замужняя была, другая нет.
Дед в той семье кузнец — здоровый мужик. Да и бабка тоже такая. Часть жизни старики прожили в деревне, потом подались в город, а к старости их обратно в деревню потянуло. Она мне потом рассказывала, а я верю, потому как вроде бы не отличались они особыми отклонениями, да и хвастаться не так чтобы любили.
В общем, они забирали с собой домового.
Бабка выгнала всех из квартиры. Сказала:
— Мы уезжаем, и домового из этой квартиры я забираю с собой туда в деревню.
Деталей я не помню: она же выгнала всех. Оставила корзинку, накрытую чем-то, что-то положила в нее (по-моему, тапочки сунула), слова какие-то сказала… сама ушла, так что корзину минут на пять-десять оставила.
Потом, когда я с ней разговаривал, она сказала, что корзинка явно потяжелела, но открывать её нельзя.
Словом, никто не видел и не докажешь, был домовой или не было домового.
А года три назад они решили доделать в том Тамбовском доме второй этаж до жилого. Этаж этот даже не то, чтобы этаж был, а большой чердак.
Вот мы приехали туда отдыхать по приглашению, а дед попросил ему помочь. Ну, отчего не помочь хорошему старику? Вот я и взялся с ним за работу. Начали мы ремонт с того, что затащили на этот чердак вагонку, кубов, наверное, восемь. Сложили в углу чердака и решили, что уже завтра начнём ей стены оббивать.
Легли спать, а мне не спится. Да и как тут заснёшь, если на чердаке шаги! А я точно знаю, что там нет никого. Чуть не обосрался со страху, потому что оно не только ходило там, а по звукам стало казаться, что оно эту вагонку по брусу перекатывает: тумс, тумс, тумс…
И это часа в три ночи, а в деревне ж ночи какие. Я аж вспотел весь… И ни встать не могу, ни свет зажечь, ни жену разбудить — как парализовало меня.
А этот на чердаке такую бурную деятельность развёл, что просто жуть. Всё что-то делал, передвигал, перебрасывал, топал.
Наутро с петухами, как только дед поднялся, я к нему.
— Дед, — говорю, — что за фигня? Ходит кто-то, грохочет и спать не даёт!
А дед — совершенно нормальный советский мужик, некрещёный, с кулаками, что чемоданы — и говорит:
— А, ну это мы, наверное, домовому место его завалили. Сейчас все проснутся, позавтракаем и полезем вагонку в другой угол передвигать.
А там восемь-десять кубов!
Я ему:
— Дед, ты что, серьёзно?
А он мне:
— А что делать, если домовому что-то не понравилось? Может, мы его дом заложили.
И вот после завтрака мы несколько часов перекладывали вагонку. Хотя следов беспорядка на чердаке вроде не наблюдалось.
В следующую ночь всё было спокойно.
А потом меня деды эти научили.
— Ты, — говорят, — как будешь к нам приезжать, бери блюдечко с молоком и лезь на чердак — угощай домового. Сыра там кусочек, хлеба или ещё чего-нибудь. А то, — говорят, — он у нас мужик серьёзный и чужих особливо не любит — выживать будет.
Рассказывали, у одной их дочки мужик появился. Говорили, что он потом подловатый оказался и не пришёлся их семье ко двору. Но вот остались они как-то на ночь у дедов, и постелили им на этом чердаке. Чем они там ночью занимались, история умалчивает, но под утро разругались.
Сам мужик этот рассказывал. Лежу, мол, я на животе и чувствую, что меня душат, а я ни встать, ни крикнуть не могу. А подруга понять не может, что со мной. Спускаться завтракать надо, а я задыхаюсь и встать не могу.
Хорошо ещё она сообразила, что со мной происходит, и сказала что-то типа: «Домовой, домовой, ты чужих не трожь». Ну, «ля-ля-ля» там ещё какое-то, меня и отпустило.
После этого случая того мужика на чердак и на аркане не затащить было. Вот такую мне дед с бабкой историю поведали. Я после этого даже пиво тому домовому таскал.
Да вот ещё что. Когда бабка-то домового из квартиры забрала, неспокойно там стало. У оставшихся сестёр ссоры да скандалы начались. Совсем плохо стало им жить. Пришлось даже дедам недавно обратно возвращаться, а то совсем худо могло бы случиться.
Только домового они в этот раз не привезли — оставили дом в деревне охранять. В семье полегче стало, да не совсем…