Я родилась в небольшом посёлке Лесной Рязанской области в 1967 году. Мой отец, работавший на заводе синтетических волокон, пошёл на повышение и был приглашён на постоянное место жительства в Рязань спустя шесть лет после моего рождения. Мама была резко против смены жительства, но папа уговорил её, сказав, что его зарплата позволит содержать всю семью, и ей не придётся больше работать.
Спустя ещё один год, уже в Рязани, у мамы с папой появился второй ребёнок, мальчик. Родители назвали его Ильёй. Собственно, те ужасные дни, которые мне предстояло пережить в будущем, связанны именно с ним.
С самого детства мы резко отличались друг от друга. Я — всегда общительная, радостная, весёлая, а он — закрытый, угрюмый и без чувства юмора. Единственное, что всегда объединяло нас — это любовь к книгам. Так как я тратила выделенные папой деньги на кинотеатр, дискотеки и различные сладости, то частенько заходила в комнату к брату, тратившему все свои деньги на походы в книжный магазин и, увидев на полке новую книгу, просила разрешения взять почитать. Илья всегда разрешал, но у него было единственное правило: книгу необходимо принести до определённого числа, как в библиотеке. Я считала это странностью, но всегда приносила книгу вовремя.
Вспоминается случай, который произошёл в годы перестройки, когда я случайно принесла книгу на день позже.
Илья разразился кучей оскорблений и упрёков, невзирая на то, что младше меня на семь лет. Напоследок он выхватил из моих рук книгу, бережно поставил её на полку, после чего выгнал меня из комнаты.
В 1989 году я вышла замуж, и мы переехали в квартиру моего супруга. Илья же остался жить вместе с родителями.
После развала Союза для нашей семьи наступили трудные времена.
В апреле 93-го не стало папы, а через месяц умерла и мама. Илья остался жить один в родительской квартире, а мы с мужем и нашим маленьким сыном ютились в двушке. С братом я иногда общалась по телефону, но на праздники обязательно заходила к нему в гости.
Не стало исключением и 14 июля 1994 года — день Рождения Ильи.
Состряпав дома пирог с ревенем и купив бутылку шампанского, его любимого напитка, я отправилась к брату.
…Мы чудесно провели вечер в «кабинете» Ильи (так он называл одну из своих комнат), рассказывая друг другу всё, что случилось с каждым из нас за последнее время, причём разглагольствовала по большей части я, а брат только улыбался и поддакивал.
Тогда я заметила, что выражение лица моего брата было очень счастливое, хотя он никогда так не радовался. Может быть, во всём было виновато шампанское, а может быть, в его жизни произошло что-то хорошее.
Когда я собиралась уходить, то заметила на полке книгу Хаксли «О дивный, новый мир», которую искала около полугода. Разумеется, я не выдержала и попросила Илью о книге, надеясь, что он позабыл тот инцидент. Брат согласился, но, как обычно, предупредил, чтобы книга была возвращена до четверга, 28-го июля и добавил, чтобы я не перемещала закладку, так как он ещё не дочитал произведение.
Но в среду 27-го стало плохо моему сыну: у него резко поднялась температура, и двое суток мы с мужем неустанно суетились возле нашего малыша. Только в пятницу, 29-го июля, оторвавшись от постели сына, я поехала к брату.
В моей голове уже пробегало то, что может случиться. Поэтому я надеялась, что Ильи не будет дома, а учитывая, что у меня есть ключи от квартиры, можно было бы быстро зайти, поставить книгу на полку и уйти.
Мои ожидания поначалу оправдались: на стук в дверь никто не отвечал. Я достала свой ключ, открыла дверь и поняла, что брат дома. Из его «кабинета» доносилась музыка.
Решив, что тяжёлого разговора не избежать, я подошла к «кабинету», открыла дверь и… увидела Илью, висящего прямо по центру комнаты.
На его столе стоял магнитофон «Ритм», из которого звучало «Рондо в турецком стиле» Моцарта, которое сейчас я просто не переношу. Это была по-настоящему жуткая картина. Я закричала.
Через несколько минут в коридоре послышались шаги, и в комнату зашёл неопрятного вида пожилой мужчина. Увидев моего брата, он перекрестился, взял меня за руку и увёл в другую комнату.
Усадив меня на диван, он побежал, как я поняла в дальнейшем, вызывать милицию и скорую помощь.
Последующие дни были для нас кошмарными. Оказывается, Илья, который принципиально был не склонен к риску, положил в марте довольно крупную сумму денег в печально известную финансовую пирамиду АО «МММ». 28 июля он собирался снять деньги, но в конторке ему сказали, что все выплаты прекращены.
На следующий день, буквально за два часа до моего приезда он повесился, оставив записку со словами, которое хранится у меня и по сей день: «Всё кончено. Простите меня за всё».
Откуда у него были крупные деньги? Почему он не сообщил о проблемах мне? Ответа я не получу никогда.
Отпевать моего брата не стали. На похоронах присутствовала наша семья, да несколько соседей. Я до сих пор виню себя в том, что если бы приехала пораньше, то он был бы жив.
…Дня через три-четыре после похорон мне приснился сон: я вновь стою около квартиры Ильи, открываю дверь, подхожу к той комнате. Из неё доносится музыка. Дёргаю дверную ручку. Музыка резко стихает. Вновь вижу повесившегося Илью. Неожиданно, его глаза резко распахиваются и смотрят на меня. Открыв свой рот, он кричит «Вернись! Вернись! Вернись!» и его руки тянутся ко мне.
После этого я с криком проснулась.
Через пару дней мне вновь приснился этот сон. Потом ещё раз.
Не выдержав, я сходила в церковь и поставила свечку за упокой души Ильи. Сны мне больше не снились.
Но через неделю пришла новая напасть: когда я оставалась дома одна, у меня почти всегда появлялось ощущение, что в квартире кто-то есть ещё. Может быть, это была паранойя, но при переходе из одной комнаты в другую, из комнаты на кухню или в коридор моё тело покрывалось мурашками и ощущение было, как будто на мне пытаются буквально «протереть дыру» взглядом.
Усугублялось это тем, что в темноте мне мерещился тёмный силуэт, а при просмотре телевизора, сидя на диване, я чувствовала, будто мне дышат в ухо.
И священника мы вызывали, чтобы он очистил квартиру, и «медиумов» всяких, которые только и делали, что тянули из нас деньги, и к психологу я ходила, чтобы от этого избавиться — помогало разве что на пару дней, а потом вновь как по заезженной пластинке.
Примерно в конце октября мы начали генеральную приборку. Разбирая огромное количество вещей, я наткнулась на книгу Хаксли, которую так и не вернула брату. Выбрасывать её было жалко, и я решила при первой же возможности занести её в квартиру Ильи.
…Прежде чем зайти в «кабинет» брата, я прошлась по квартире. За последнее время здесь ничего не изменилось.
Зайдя в злополучную комнату, я подошла к той самой полочке, где взяла книгу и, поставив её на место, ушла.
Однако всё продолжилось и даже стало хуже. Меня мучила бессонница, повсюду мерещился этот чёрный силуэт. Я уже стала сама задумываться о суициде.
В конце мая, уже практически через год после смерти Ильи, мне вновь приснился сон, о котором я рассказывала ранее. Квартира брата, дверь, комната… Только Илья сказал только одно слово: «Прочти».
Возможно, это выглядело странно, но на следующее утро я доехала до квартиры Ильи, взяла злополучную книжку и отправилась на кладбище к могиле брата.
Уже находившись у могилы Ильи, я открыла страницу книги, на которой лежала закладка. Не задумываясь, я начала читать вслух, благо до конца оставалось пара десятков страниц.
Прочитав до последней страницы, мне стало гораздо легче. Книгу я вновь поставила на полку в квартире брата.
После этого я перестала плохо спать ночью и уже не видела никаких тёмных фигур. Последний раз брат заявил о себе в годовщину его смерти.
Мне опять-таки приснилось, как я захожу в гости к брату и иду в его комнату. Играла музыка, но она не утихла после того, как я зашла в его «кабинет». Илья сидел за своим столом и что-то читал. Увидев меня, он встал изо стола, подошёл ко мне, улыбаясь, и поцеловал в щеку. После этого, он вышел из комнаты. На этом сон закончился.
Утром я проснулась в прекрасном настроении, хоть и из моих глаз текли слёзы. В голову пришла единственная фраза: «Вот она, жизнь».