Огромные двери из чёрного дерева с золотыми замками, обрамлённые запутанными узорами, раскрылись, словно в пасти чудовища. Внутри завораживала игра теней, которые танцевали на стенах, словно призраки, древние потемневшие от времени образы. Стены были обиты бордовым бархатом, а потолок был увенчан величественными люстрами, чьи хрустальные слёзы мерцали, как огненные глаза. На столах из чёрного мрамора, уставленных из очень тёмно зеленовато-синих черепов, соседствовали яства, настолько откровенно разжиревшие слизни и закопчённые мозги, что чаша наполненная ими могла бы потопить целый мир. Инкрустированные бриллианты тёмно красно-пурпурного цвета, ониксы и рубины. Участники бала, скрытые под масками, жадно глотали изысканные блюда, выходя за рамки привычного. Кровь ягод, шевелящихся морепродуктов и бичи страсти — во всём этом был безумный оргазм вкусов. Меж столами снова заплясали марионетки, но это уже не было театром. Это было присутствие покойников, покинувших свои гробницы лишь ради такого пиршества. Среди фигляров света и тьмы внезапно раздался гул, словно сам Апофис замер в ожидании. Все взгляды обратились к входной арке, где появилась Тёмная Королева в роскошном чёрно-багровом одеянии, которое преломляло свет, отбирая его из окружающего мира. Внутри стекла вскипела, всклокотала млечно-жемчужная жижа и искрилось животворное прикосновение ужаса. Вокруг её шеи свисали сверкающие ожерелья из стонов и жалоб вольноотпущенников, чьи души были заперты в каждом из изделий. Каждый шаг производил треск, словно ломались кости. Её губы приоткрылись, и из них вырвались слова, как мотыльки, которые горели от света: «Никакая тень не может скрыть вашего истинного облика. Погрузитесь во тьму, и вы узрите предзнаменование».
В ту ночь, когда магия и ужас переплелись, зал, подобно огромной утробе, засиял багровым лоском. Готические колонны поддерживали своды, усыпанные чернеющими каплями, словно слёзы восторгающихся покойников, а сверкающие люстры из рубинового стекла, увешанные паутиной, мерцали, как горящие глаза заклятых душ. По мраморному полу, исписанному кровавыми узорами, лениво перемещались фигуры в потёмках. Высокие затейники в обтянутых бархатом тёмно-фиолетовых костюмах, их лица скрыты золочёными масками, поклонились Тёмной Королеве, которая находилась в центре сцены — пугающе прекрасная, с чёрными, как смоль, волосами и губами, подобным спелым ягодам. Её платье струилось вокруг неё, как песнь, обрамлённая изысканными нашивками из черепов и длинными волнами прозрачной ткани, эффектно преломляющей блеск лунного месяца за широкопанорамным окном.
В углу, за столом в виде гроба, перед фреской с изображением гибели ангелов, извивались исполины в смрадных одеждах, предлагая дерзкие угощения: блюда из туш, запечённых в лишаях зла, и вино из крови убиенных, чья горечь наводила на смятение. Ах, как вздыхали между собой духи, с надеждой стараясь восстать вновь, принятые в безысходный, пылающий венец! Нечестивые на балу произносят тост и распивают кровь отпетых в позолоченных с змеёй и змее-ящерицами на мажорских чашах и кубках, чьи глаза загораются.
В этот момент заливается чарующий отблеск, покачивания античных платьев и камзола, отбрасывая причудливые тени на прибывающий в вихре зал из бесов, скучающего упыря и ненасытного Гуля. Гуль — мифическое существо и фольклорный персонаж, оборотень в арабской, персидской и тюркской мифологиях. Обычно изображается как существо с отвратительной внешностью и ослиными копытами, которые не исчезают при любых превращениях. В доисламском фольклоре Гули — оборотни, живущие в пустыне вдоль дорог и охотящиеся на путников, которых убивают, а затем пожирают. Также крадут детей, пьют кровь, воруют монеты, грабят могилы и поедают трупы. Постоянно меняют форму, превращаются в животных, в особенности в гиен, и в молодых привлекательных женщин. В исламе Гули считаются одним из подвидов Джиннов и порождением Иблиса.
Ведущие, закручиваясь в петлю порочности, где каждая тень прячет свою тайну. На полу, покрытом красным бархатом, изящно извиваются танцующие фигуры, будто ветер, шепчущий древние заклинания. Лицо каждого из присутствующих, одетых в богато украшенные наряды, искриться лукавым блеском; они соединяются в хоровод, где каждое движение — это приглашение в мир, где жизнь и смерть переплетаются, как витиеватые спирали.
«За лавр и вечную юдоль!» — восклицает один из них, его голос резонирует, как звук переплетающихся и пробегающих пальцев по струнам лютни. В ответ поднимаются до краёв наполненные фиала и бокалы в готической архитектуре — уплощённая тонкостенная чаша с немного загнутыми внутрь краями и углублением для пальца с внешней стороны дна. Изготавливалась из металла, глины, стекла. В античном мире и связанных с ним культурами употреблялась в быту, обрядовых действиях.
В полночь прозвенел гонг. Громыхающий удар захлестнувший собой анфилады приковывает внимание собравшихся. Настаёт час. Потоки тёмной жидкости наполняют сосуды. Шёпот вопиющих душманских духов полны горечи и не сходящего отчаяния, эхом отскакивая от колонны и мраморных стен. В этот миг время замирает, а неупокоенную душу, существования которой пронизывает холодная тайна, вытканная из страхов и желаний. Словно на мгновение мир стирается, остаётся лишь знойная жара плескающейся крови в резных чашах, пока гурьба нечисти продолжает свой танец, уходя в бесконечность ночи.
***
Автор: Alonso
* Душманских — не дешманских.
23
