Здравствуй, мой друг. Ты задумывался о свободе? О настоящей свободе, о той свободе, которая может стать синонимом всемогущества? И безнаказанности. Звучит интересно? Вынужден тебя разочаровать. Эта свобода не стоит того, через что приходится пройти ради ее достижения.
Я расскажу тебе свою историю.
А начинается эта история на холодном столе. Я открываю глаза, не понимая, где я, пытаюсь привстать, но ударяюсь головой о невидимую преграду. Пытаясь понять, что происходит, я замечаю, что лежу в коробе из прозрачного пластика. Комната серая, глазу не за что зацепиться, кроме стола в углу. Он завален какими-то бумагами, которые перекрывают монитор, показывающий какие-то графики и цифры. Лампы. Вверху еще гудят лампы.
В комнату входит человек. Джинсы, серая футболка… Ему на вид лет сорок, но на висках уже видна седина.
— Ты уже очнулся? — он обращается ко мне. Я вижу его холодные глаза, в которых отражается одновременно безумие и мудрость. Впрочем, гениев всегда считали безумцами.
Я помню как я кричал, колотил по стенкам короба, но этот человек оставался холоден и будто бы не замечал моей истерики. Это и понятно, от меня его защищал короб.
— Не переживай, я здесь, чтобы освободить тебя. Скоро ты обретешь настоящую свободу. — его голос был мягким, а спокойствие, которое было в каждом его слове, в каждом звуке — внушало доверие. Ему хотелось верить.
Услышав про свободу, я слегка успокоился, думал, этот человек хочет спасти меня, вытащить из заточения… Собственно я и не ошибся, но представлял я себе это иначе.
Снизу шла вентиляционная трубка, по ней в мой короб поступал кислород. Человек подошел к компьютеру, что-то нажал,и кроме кислорода по трубке пошло что-то еще.
Я помню ту адскую боль. Я чувствовал смерть каждой клетки своей кожи, я видел, как кожа буквально растворяется на моем теле, обнажая мясо на руках и ногах, а потом и по всему телу. Это было ужасно. Человек продолжал сидеть за компьютером, не обращая на меня никакого внимания. Он нажал еще пару кнопок и в короб начало поступать что-то прохладное, оно смягчало боль, обвалакивало, убаюкивало… Я уснул.
В комнате не было часов, я не могу сказать, сколько я проспал, но я проснулся. Это было ошибкой.
— Ты выспался? Хорошо, ты мне нужен в сознании. — он снова направился к компьютеру.
Я попытался пошевелиться, но невыносимая боль сковала мое тело. Я был заперт не только в коробе, но и в собственном теле. Тело стало всего лишь оболочкой для разума. Голова профессора Доуля была куда более подвижна, чем я. Я не мог безболезненно пошевелить даже ни одной лицевой мышцей.
Снова удары по кнопкам. Снова что-то понеслось по трубке в мою пластиковую тюрьму. Я видел этот дым. Он был желтоватого оттенка. Он оседал на меня, я чувствовал, как он впитывается в мое обезображенное тело, разъедая его изнутри.
На крышке корба появились пятна — тест Роршаха, я смотрел на них, пытаясь отвлечься…
— Думай об этих пятнах, смотри на них. Твое сознание должно работать, иначе ничего не получится.
А другого выбора у меня и не было, вот я и любовался пятнами, пытаясь углядеть лягушек, бабочек, медведей у фонтана…
Электрический разряд стал финальным аккордом. Сначала я трясся в жгучей агонии, а затем я стал этим разрядом. Я сам тряс свое тело. Я стал свободен.
Мне казалось, я вижу все и сразу. Я видел человека, который наконец-то отвернулся от компьютера, я видел короб, я видел комнату, я видел здание, в котором нахожусь, город… Я чувствовал это все. Вот через что пришлось пройти ради первобытной свободы.
Но и это еще не все. Я одинок. Мне скучно. Мне кажется, я знаю все, но мне нечего делать с этим знанием. Поэтому, мне только и остается, что играть с телами людей. Я пишу эту историю и чувствую подсознание этого бедолаги. Оно пытается сопротивляться. Но стоит мне уйти, как он рухнет на стол прямо в офисе, закапав документы кровью из ушей, прямо как тот человек, освободивший меня. А все потому, что их мозг не может долго меня выдерживать. Сначала я подавляю сознание, а потом отступает и подсознание.
Мне скучно. А люди — мое развлечение.
997
